Газета «Рыбак Приморья»

На СТРе в тропиках

В 70-е годы прошлого столетия происходило открытие и становление институтов теперешнего Дальневосточного отделения Российской Академии наук. Институтам необходимо было материальное обеспечение, в том числе и научно-исследовательские суда. Постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР было разрешено производственным организациям безвозмездно передавать институтам материальные средства, технику, суда и т.д. Производственное объединение «Дальрыба» передало науке два средних рыболовных траулера: один – Тихоокеанскому океанологическому институту, второй – Дальневосточному государственному университету. После их переоборудования они получили статус научно-исследовательских судов и новое наименование: первый был назван «Первенцем», второй – «Витязем».

Осенью 1972 года руководство Тихоокеанского океанологического института Дальневосточного научного центра Академии наук обратилось в ректорат Дальневосточного государственного университета с просьбой направить в 17-й рейс научно-исследовательского судна «Первенец», принадлежащего Научному центру, Евгения Васильевича Булаха, то есть меня. Программа рейса заключала геолого-геофизические исследования в Восточно-Китайском и Филиппинском морях. Меня брали на должность младшего научного сотрудника с исполнением обязанностей судового медика. Руководил экспедицией известный ученый, морской геолог Игорь Ипполитович Берсенев. Начальниками отрядов были Марков Юрий Денисович и Шевалдин Юрий Васильевич. Рейс продолжался более 2,5 месяцев – с октября по 17 декабря того же, 1972 года.
Работягу «Первенца», средний рыболовный траулер, «Дальрыба» передала Дальневосточному научному центру после многолетнего использования судна по прямому назначению, а после переоборудования – еще и в агитационно-пропагандистском деле: на «Первенце» в море, в районах лова, для рыбаков устраивались концерты и другие культурные мероприятия.
Так что для превращения его в научно-исследовательское судно экипажу и научным сотрудникам пришлось много потрудиться. В бывших грузовых трюмах оборудовали лаборатории и жилые каюты, дополнительно установили лебедки, откидные и выдвижные устройства для использования забортных приборов. Для 17-го рейса сделали откидную стрелу для буксировки «Магнитометра». Участники экспедиции в шутку называли его «шевалдометром» по фамилии разработчика этого прибора.
К плаванию в тропических морях судно совсем не было приспособлено. Не было системы кондиционирования воздуха, запас пресной воды был малый; судно было подвержено сильной качке даже при небольшой волне: его корпус и корма имели округлую форму. И, конечно, рыбаки в свое время выжали из него все, что могли. При большом волнении моря палубу заливало по колено. Передвигаться можно было, только держась за леера. Но как бы то ни было, а судно совершило более тридцати научно-исследовательских рейсов в Японское и другие моря. На этот раз оно направлялось в тропическую зону Тихого океана. Поэтому это плавание я назвал бы героическим подвигом, особенно для научного состава, в который входили и женщины. Днем всех донимала жара на палубе, духота, влажность в каютах и лабораториях. Более или менее сносно мы себя чувствовали только после захода солнца, и то только на верхней палубе.
В этом рейсе участвовало 11 научных сотрудников и 15 членов экипажа. Капитаном судна был назначен Микульчик Евгений Карпович. Меня разместили в носовом кубрике, и там же был развернут медицинский пункт неотложной помощи. Первым дело я закрепил все оборудование, как говорят на военном флоте, по-походному: все под рукой и ничто не болтается при качке; приготовил все для оказания неотложной и первой помощи. В дополнительные мои обязанности входило отстоять две вахты по шесть часов на записях показаний «шевалдометра», а не только оказывать медицинскую помощь нуждающимся в ней, проводить санитарные мероприятия, положенные судовому медику.
Ученые, конечно, описали результаты того героического рейса в своих научных отчетах. Мои записи научной стороны дела не касаются, они – о бытовой, повседневной жизни в море.

Как доктор «сломал» пароход.

Самый лучший отдых ночью в тропиках – на открытом воздухе в гамаке. Над тобой мерно раскачивается незнакомое южное небо, если ты первый раз уплыл на юг. Смотришь в небо – вот летит искусственный спутник Земли, а иногда и не один. Размышляешь о всяком разном, пока не уснешь. Гамак сглаживает резкие рывки судна. Все участники экспедиции стремились обзавестись собственными гамаками. К ночи гамаки где только не закреплялись: на баке, шкафуте, на корме.
Обзавелся гамаком и я, и однажды устроился на ночлег на крыше ходовой рубки. Закрепил один конец за леерное ограждение, второй – за мачту радиопеленгатора. Для натяжения использовал импровизированный талреп. Надежность крепления гамака решил проверить сразу же. Как только плюхнулся в гамак, мачта радиопеленгатора оторвалась от палубы и пролетела мимо меня. Следом пролетел и я вместе со своим гамаком, не слишком мягко опустившись на палубу. На грохот из ходой рубки выскочили вахтенный штурман и радист. «Доктор сломал пароход!» – закричали они в один голос.
После этого неожиданного «ЧП» мачту радиопеленгатора попрочнее закрепили к палубе. До этого мачта крепилась к толстому деревянному башмаку шестью болтами, а сам башмак крепился к палубе четырьмя гвоздями. Сам радиопеленгатор закрепили на леерном ограждении. Палубу покрыли несколькими слоями парусины на сурике, чтобы закрыть дыру в ходовую рубку.

О пользе постоянной готовности к оказанию неотложной помощи.

Потребовалось смотать стальной трос с катушки на барабан лебедки. Для этого через катушку троса продели длинный лом, приподняли катушку лебедкой и положили, концы лома – на две другие катушки. Трос завели через блок на барабан лебедки. Включили лебедку, и трос стал наматываться на барабан. В какой-то момент произошло заедание троса, и намотка приостановилась. Муленков Валерий, один из научных сотрудников, ударил ломом по натянутому тросу. Лебедка заработала, лом из рук Валерия выбило, подбросило вверх, и он пролетел мимо затылка Валерия, огрел по спине и распорол ягодицу. Валерий в шоке. Окружающие не в лучшем состоянии. Я срочно дал пострадавшему противошоковую жидкость, обработал рану и сделал противостолбнячный укол. Обошлось без последствий. Но лом мог ударить по голове – с него спроса никакого. Это «ЧП» еще раз подтвердило правило: очень важно всегда иметь наготове аптечку неотложной помощи. Я приготовил ее в первый же день своего пребывания на судне: не забывалась практика военно-морского и судового медика на сторожевом корабле и краболове.
И, конечно, необходимо всегда неукоснительно соблюдать технику безопасности при любых судовых работах.

Сорванная экскурсия.

Второй механик ранее имел заболевание почек. В условиях тропического плавания при высокой температуре в машинном отделении у него несколько раз случались приступы почечной колики. От приема лекарств приступы проходили. Каким образом он попал в этот рейс, я не знал. Но ведь врач, который оформил ему документы на выход в поликлинике и разрешил ему идти в тропический рейс, должен был знать: для людей, перенесших заболевание почек, такие путешествия недопустимы.
Через несколько лет жизнь свела меня опять с этим механиком на судне «Академик Александр Несмеянов». Во время экскурсии на один из вьетнамских островов с ним опять случился приступ почечной колики. Мне пришлось сопровождать его на судно, и экскурсия для нас не состоялось.

Трагедия буфетчицы Татьяны.

Вечером 7 ноября был устроен праздничный ужин в столовой команды. Судно качало – ветер был балла четыре. Так что за праздничным столом маневрировали и руками, и ногами, стараясь усидеть на месте и не пронести мимо рта чарку и закуску. Как водится, «тропикан» – вино, положенное команде в тропиках для утоления жажды, перед праздником несколько дней не выдавалось, копилось на праздник.
После застолья вышли на палубу освежиться. Южная ночь, небо в крупных звездах, в такелаже свистит ветер, судно качает. Все свободные от вахты – на палубе. И вдруг: «Человек за бортом!» Все сразу протрезвели. За борт полетели спасательные круги со светящимися буйками. Судно повернуло на обратный курс. Произвели проверку наличия людей. Отсутствовала двадцатидвухлетняя буфетчица Татьяна.
Ребята, молодые штурмана, проходившие практику по судовождению и исполняющие обязанности вахтенных штурманов, доложили, что видели Татьяну на самом срезе кормы в тот момент, когда она выпрыгнула за борт. Судно обыскивало этот район трое суток. Обнаружить буфетчицу не удалось. Строились различные предположения – почему она так поступила. Были большие подозрения на молодых штурманов, что они могли способствовать ее гибели. В каюте Татьяны произвели тщательный поиск, но ничего, поясняющего печальное событие, обнаружить не удалось. Вспомнили, что до ее гибели мы в море встречались с научно-исследовательским судном «Дмитрий Менделеев», шедшим на ремонт на Филиппины, в Манилу. Татьяна вместе с другими членами экипажа посетила это судно – на «Менделееве» работала ее подруга. Подруга потом рассказала, что Татьяна не смогла сдать экзамены в университет, к тому же у нее была неразделенная любовь. И она с таким грузом на сердце ушла с нами в рейс. Но по ее поведению на «Первенце» никто не мог предположить, что она собирается расстаться с жизнью.
Когда судно вернулось во Владивосток, этим происшествием занялась прокуратура. Были опрошены все члены экипажа. И как раз к нашему судовому коку приехала жена из Находки. Их поселили в каюте, которую раньше занимала Татьяна. Они-то в кипе чистого постельного белья и обнаружили записку Татьяны. По словам капитана, Татьяна в записке рассуждала на церковно-мистические темы, а в конце была фраза: «В моей смерти прошу никого не винить».
После гибели Татьяны нам пришлось испытать в море немалые тяготы. Из научного состава назначались дежурные накрывать столы, кормить команду, мыть посуду, стирать столовое белье, делать многое другое, что прежде делала Татьяна.
Помню и свои дежурства в шторма. Забортная вода, прогревшись под палящими лучами солнца под тридцать градусов, гуляет по палубе почти что до колен и выливается за борт через батопорты. Простыни – скатерти, которыми накрывали столы, нужно было намочить в забортной воде и отжать – только тогда посуда удерживалась на столах, не скользила. Я не успел ухватить край простыни, как ее через ботопорт уволокло за борт. Было перебито много фарфоровой и стеклянной посуды. Такое продолжалось до конца рейса.

Тропический ливень в качестве душа.

Пресная вода на «Первенце» была в большом дефиците. Ее давали для промывки рук перед приемом пищи и очень редко для душа. Чтобы хоть как-то охладиться от тропического зноя, одежду, хитря, по-быстрому смачивали в пресной воде при промывке рук, отжимали и надевали на себя. На некоторое время наступало ощущение хотя бы небольшой прохлады. Бассейн из парусины с морской водой не спасал.
И вот мы приспособились мыться на верхней палубе под тропическим ливнем. Раз я выскочил на палубу под такой благодатный дождь, намылился, как тут же ливень прекратился. Всего меня в мыле заснял на кинопленку Вася Белоноженко и потом не раз смешил участников экспедиции «докторской помывкой».

Спортивный бум.

Как только почувствовалось тепло южных морей, на «Первенце» начался спортивный бум. Все стали закалять душу и тело. По утрам и вечерам, когда не палило солнце, одни занимались бегом на месте, другие отжимались, третьи боксировали. Кто-то поднимал до изнеможения гири, кто-то растягивал медицинский резиновый жгут или спортивный эспандер. Некоторые занимались йогой. Начальник геологического отряда упражнял мышцы живота. И только Вася Белоноженко занимался совершенно иным делом – он вырезал по дереву. Одно из его восточных божеств – страшилищ я храню до сих пор. Оно охраняет вход в нашу квартиру.
Спокойное море способствует укреплению здоровья и душевного равновесия. С наступлением шторма организм, мозжечок, ушные улитки начинают бороться за вертикальное положение тела по отношению к горизонту. В такие часы некоторые отказываются от пищи, на некоторых, наоборот, нападает зверский аппетит. Самое хорошее спасение от качки – лежать в гамаке, но его в шторм негде разместить. За время шторма многие теряют в весе и спортивную натренированность. Но от качки в море еще никто не умер. Все проходит. Море вновь спокойно. Можно снова радоваться жизни.

Заграница.

Я не специалист по описанию состояния русской души при посещении заграницы. Желающие узнать это могут познакомиться с книгой сотрудника Тихоокеанского института географии Ивана Сергеевича Арзамасцева «Приключения под водой и над водой». Там эта тема описана с присущим автору талантом и юмором. Жаль, что эта книга известна малому кругу читателей – она издана мизерным тиражом.
Перед выходом в рейс за границу с нами проводился инструктаж – советовали, как там себя вести. Обязательно заполнялась таможенная декларация, чтобы ты там чего не оставил, не продал, не произвел «чендж» (обмен). По возвращению в родной порт мы отчитывались заполнением такой же таможенной декларации, записывая друг другу лишние покупки.
Несмотря на малые размеры нашего судна и его явно затрапезный вид, «Первенец» регулярно облетали военные самолеты и на близком расстоянии сопровождали военные корабли.
Потом специалисты нам объяснили, что так искали якобы находящуюся у нас под днищем подводную лодку.
К концу рейса экипаж: команда и научные сотрудники – настолько сдружились, что готовы были в таком же составе совершить еще один рейс. И работой доктора все остались довольны. Для меня это было главным.
Через 10 лет я принял участие в таком же тропическом рейсе на научно-исследовательском судне Дальневосточного научного центра «Академик Александр Виноградов». В таком же магнитометрическом отряде, с теми же сотрудниками и начальником отряда Юрием Васильевичем Шевалдиным. Но условия работы и повседневной жизни значительно отличались от рейса на «Первенце». Удобные двухместные каюты, кондиционирование воздуха, хорошая организация работы, питания и отдыха. Так, мне представилась возможность сравнить эти два рейса.

Евгений БУЛАХ