Господдержка за счет ресурса – не вариант

Накануне заседания президиума Госсовета дискуссии вокруг поправок в закон о рыболовстве, об изменении или сохранении «исторического принципа» и «дополнительных обязательствах» для рыбаков становятся все острее. Свое видение по поводу распределения квот и условий доступа к ресурсу высказывают даже в целом далекие от рыбной отрасли лица. Между тем за постсоветский период российская рыбная отрасль в процессе развития в той или иной степени опробовала практически все из ныне предлагаемых, а порой и настойчиво проталкиваемых подходов к управлению водными биоресурсами. И большинство из них показало свою неэффективность.

Сегодня некоторые предлагают ввести так называемую олимпийскую систему, забывая, что это мы уже проходили. В свое время «олимпийка» привела к перекосу, когда все доставалось крупным предприятиям, которые имели большие мощности, а мелкие и средние оставались ни с чем, несмотря на их важность для развития прибрежных территорий, сохранения и закрепления населения в отдаленных районах.

Или другая известная история – строительство судов под гарантии государства, заключавшиеся в обеспечении работы этих судов в российской зоне (фактически под квоты), которое имело место в конце 1980-х – начале 1990-х годов. В итоге все закончилось тем, что сырье стало вывозиться за рубеж, а наши предприятия до сих пор расплачиваются за стеркодеры и ярусоловы.

«Квоты господдержки» для строительства флота, развития переработки и т.д. – тоже не новость, потому что в середине 1990-х годов у нас таким образом кто только не ловил: и ветераны-«афганцы», и футбольные команды, и бани – все, кому нужна была господдержка. И наука у нас финансировалась за счет этих квот, и рыбоохрана, и спасатели.

Практика показала, что таким образом порядка не добиться – каждый должен заниматься своим делом. К концу 1990-х годов стала выстраиваться определенная система, в которой правительство решало, какие ресурсы куда направить. Утвердили порядок ежегодного распределения квот, причем в его основу были положены результаты работы предприятий в предшествовавший период или тот самый «исторический принцип», который, кстати, соблюдается во всех международных конвенциях.

И тут грянула новая реформа – внедрение аукционов. После дефолта 1998 года денег не было ни у рыбаков, ни у государства, зато они были в зарубежных банках. Между прочим, профессионалы заранее предупреждали о возможности перехода контроля над рыбной отраслью в руки иностранцев, но сторонники аукционов их не услышали. В результате, конечно, пришли иностранцы, дали нашим рыбопромышленникам кредиты для покупки квот на аукционах, но поставили условие, чтобы все сырье шло к ним. Сейчас часто говорят о том, что надо развивать глубокую переработку. Да кто же спорит? Все правильно, но рыбаки уже взяли эти кредиты и должны были их отрабатывать.

Наконец, в 2004 году был принят закон о рыболовстве, который установил механизм закрепления долей квот на долгосрочной основе. Сначала на пять лет, а с 2008 года – на десять. Отрасль стала набирать силу и постепенно выбираться из долговой зависимости. Эту тенденцию подтверждает статистика: если на тот период около 70% предприятий считались убыточными, то сегодня – только 30%.

Нужно понимать, что от Советского Союза нам достались огромные избыточные мощности по флоту, ведь в своей зоне мы ловили порядка 3 млн. тонн – почти столько же, сколько теперь, а крупнотоннажные суда в основном работали за рубежом. Юг Атлантики, южные районы Тихого океана, африканские воды, Южная Америка – мы ловили там очень много. А потом весь этот флот приплыл в Россию без оглядки на состояние сырьевой базы. Постепенно его убирали, поскольку суда становились неэффективными, что-то продавалось, что-то уходило на металлолом, и со временем баланс стал выравниваться, хотя и не до конца.

Разумеется, все эти годы рыбаки вкладывали средства в основные фонды, и в первую очередь во флот. Но строительство новых судов – дорогое удовольствие. Постройка крупнотоннажного судна сегодня обойдется в 50 и более миллионов евро. Поэтому обычно предприятия шли по одному из двух путей. Либо приобретали за рубежом суда небольшого срока эксплуатации, переоборудовали их и запускали на промысел. Либо модернизировали имевшийся флот, в основном построенный в конце 1980-х – начале 1990-х годов. На этих судах увеличили производительность, заменили фабрики, обновили силовые установки, перешли на другое топливо и т.д. Это все тоже требовало немалых вложений.

Сегодня и бизнес, и государство признают, что рыболовство в целом находится в неплохом состоянии, особенно если сравнивать с другими отраслями экономики. Но для дальнейшего развития требуются новые подходы, нужно искать скрытые резервы для роста.

Как известно, рыбное хозяйство базируется на двух составляющих – это состояние природного ресурса (водных биологических ресурсов) и производственные фонды (флот, порты, переработка и т.д.). И в части сырьевой базы многое упирается в недостаточное финансирование рыбохозяйственной науки. Мы видим, что прогнозы институтов зачастую не оправдываются, благо, что популяции определенных видов рыб находятся на пике. Но вот в нынешнем году случился провал с лососем на Сахалине, и это тревожный сигнал. Вопросы обеспечения деятельности научных организаций, строительства новых НИС, финансирования исследований и экспедиций должно решать государство.

Теперь вернемся ко второму вопросу о производственных фондах, и прежде всего флоте. Как я уже говорил, расхожие представления об устаревшем, изношенном флоте, и тем более о его дефиците, имеют мало общего с действительностью. Можно было бы согласиться с тем, что в принципе надо строить экономически еще более эффективные суда, но вот здесь возникает столкновение интересов.

Определенная категория людей доказывает, что надо изъять часть квот и отдать их тому, кто построит новые суда. Например, «Русская рыбопромышленная компания» уже запросила 300 тыс. тонн минтая (порядка 17% от ОДУ минтая на 2015 год), обещая построить 15 новых судов. Возможно, что-то они и построят, но как быть с остальными предприятиями, чьи доли квот урежут на эти 17%? Ведь 17% – это совсем не мало. Если судно работает и приносит прибыль при определенном объеме ресурса, то при его уменьшении оно будет убыточным. Соответственно, судовладелец лишатся возможности инвестировать в свою программу обновления флота. И что мы тогда выиграем?

В этой очереди много желающих – сегодня отнимут 20% на пресловутые «квоты господдержки», завтра еще 5% отдадут ТОРам для привлечения инвестиций, потом и другие подтянутся. И что останется промышленности? За счет чего рыбаки будут строить флот, если у них отбирают ресурс? Не говоря уже о том, что если вернуться к ручному управлению квотами, мы вновь получим и коррупцию, и браконьерство (наметился большой сдвиг в снижении), и другие негативные явления.

Поэтому, на мой взгляд, начать нужно с другого. Прежде всего, государству необходимо оценить сырьевую базу и наличие производственных мощностей и тогда уже решать, что и как поддерживать. Ведь баланс между количеством флота и ресурсом до сих пор не отлажен. С другой стороны, сегодня толком не осваиваются сайка, кальмары, тунцы и многие другие виды ВБР только по той причине, что это невыгодно. Так почему бы нашим судостроителям не предложить рыбакам такие суда, которые позволят экономически эффективно вести промысел этих рыб?

Нам до сих пор показывают либо отечественные проекты тридцатилетней давности, либо зарубежные – и тоже, по-хорошему, вчерашний день. Где новые решения и технологии, адаптированные под мощные двигатели и современные орудия лова, которые сделали бы рентабельным промысел той же сайки с последующей переработкой на муку, антарктического криля или тихоокеанских кальмаров?

К сожалению, сегодня и бизнес, и чиновники сосредоточились только на ресурсах, которые имеют наибольший спрос. Всех интересуют треска, минтай и краб, квоты по которым и без того прекрасно осваиваются существующим флотом. Яркий пример – письмо «Русской рыбопромышленной компании», которая ведь не просит дать ей 300 тыс. тонн кальмара, а требует именно «валютоемкий» минтай.

У нас же приблизительно 40% ВБР – «неодуемые», для них вообще ни у кого не понадобится отнимать квоты – строй судно и лови. Задача Федерального агентства по рыболовству – проанализировать, где у нас не хватает флота, а где избыток, и поддерживать строительство судов именно в тех сегментах, где дефицит мощностей. К примеру, тунцеловов у нас в стране практически не осталось, а квоты в международных водах есть. Значит нужно подталкивать рыбопромышленников к тому, чтобы они работали на этих объектах.

В любом случае – и это консолидированное мнение рыбацкого сообщества – нельзя осуществлять господдержку за счет ресурса, и уж тем более путем изъятия его у части предприятий. Нужно создавать условия для того, чтобы компании, имеющие квоты, сами стремились инвестировать в производство. Один из вариантов – это освобождение рыбаков от налога на прибыль, если высвободившиеся средства будут направлены на строительство новых судов.

По данным опроса, проведенного ФСО в июле 2015 года, большинство рыбодобывающих предприятий (61,4%) тратит на модернизацию и ремонт имеющихся судов и судового оборудования свыше 15% чистой прибыли. Так давайте простимулируем, чтобы они тратили больше и направляли эту прибыль на развитие бизнеса. Можно даже поставить условие, что льгота предоставляется только при строительстве судов на российских верфях. Хотя, как отмечают эксперты, от импортозависимости по оборудованию мы сможем уйти в лучшем случае лет через пять.

Если говорить в целом о направлениях реформирования отрасли, то, на мой взгляд, необходимо внедрить новую систему управления, прежде всего в части обеспечения распределения ВБР по эффективности их использования. Причем эффективность использования определяется через норму предельной прибыли, как по отдельно взятому ресурсу, так и по предприятию в целом.

В рыболовстве, как и в любом бизнесе, есть постоянные издержки, такие как налоги, заработная плата, покупка расходных материалов и т.д., а есть переменные, которые зависят от предпринимателя. Чем он эффективнее работает, тем меньше на это тратит. В этом случае предельная норма прибыли будет показателем того, что предприятие работает эффективно, причем показателем, понятным для всех и в первую очередь для самого предприятия. Это будет модернизацией «исторического принципа», поскольку к предприятиям, получившим доли на 25 лет, какой-то период (например пять-десять лет) можно будет применять как поощрительные, так и санкционные меры. Таким образом, государство будет контролировать, насколько эффективно используется ресурс.

Еще один фактор, который также позволил бы направить дополнительные средства на развитие производственной базы, – это торговые наценки. Согласно исследованию ФАС, на долю предприятия, которое выловило и переработало рыбу, приходится около 30% от конечной цены на прилавке. Тот же минтай у производителя стоит 59 рублей за килограмм, а на рынке – более 150 рублей. Аналогичная картина по сельди, треске и другим видам рыбы.

Это резерв для увеличения внутреннего спроса за счет большей доступности рыбы для населения, причем без каких-то дополнительных степеней переработки. А ведь по данным Росстата рыбак, направляя улов переработчику, теряет в прибыли, поскольку конечная продукция становится не по карману значительной части россиян, а значит пользуется меньшим спросом.

В заключение еще раз подчеркну: вопрос ведь не в том, чтобы отнять у одних и отдать другим. А в том, чтобы более рационально использовать наши природные ресурсы, с учетом этого проектировать флот и стимулировать предприятия к постройке новых судов. То же самое можно сказать и применительно к строительству новых мощностей по переработке и хранению.

Член Экспертного совета при Комитете Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике и природопользованию в секции «Законодательное обеспечение использования и охраны водных биологических ресурсов», заслуженный работник рыбного хозяйства РФ Владимир Измайлов

Fishnews

Сентябрь 2015 г.