Будущее Амура в наших руках

Бассейн реки Амур расположен в пределах четырех государств: России, Китая, Монголии и совсем немного Северной Кореи, занимая первое место по разнообразию ихтиофауны среди российских рек. Его уникальность заключается еще и в том, что, несмотря на антропогенный пресс, из-за которого река оказывалась на грани техногенной катастрофы, в Амуре до сих пор сохранились ценные и редкие виды рыб; ведется полноценное промышленное рыболовство, в первую очередь лососевых. О том, какая сегодня ситуация складывается на одной из крупнейших рек России, что поменялось в отношении человека к ресурсам Амура и о чем на самом деле свидетельствуют возросшие уловы последних лет, в интервью Fishnews рассказал председатель Хабаровского организационно-методического центра ДВО РАН, директор Института водных и экологических проблем ДВО РАН, член-корреспондент РАН, профессор Борис Воронов.

– Борис Александрович, с изучением природы Дальнего Востока связана ваша основная научная деятельность. В том числе у вас очень большой опыт по исследованию Амура, его общего состояния и наполненности ресурсами. Как, по вашей оценке, изменилось состояние реки за последние 10-15 лет?

– Что касается общего состояния, то могу отметить, что в последние годы идет некоторое улучшение экологической ситуации в водных экосистемах Амура. И прежде всего, наверное, сказывается более высокая заинтересованность китайской стороны в решении экологических проблем бассейна реки.

– То есть такая заинтересованность была не всегда?

– Раньше Китай, являясь источником до 90-93% всех загрязнений в Амуре, старался особенно эту проблему не поднимать, не афишировать, даже когда такие вопросы уже начали обсуждаться с российскими специалистами на экологических конференциях.

– А почему так происходило?

– Потому что фиксировались просто вопиющие факты сильнейших загрязнений с китайской стороны. По нитратам, нитритам, по органике, хлорорганическим соединениям, которые и для водных экосистем, и для человека крайне вредны, канцерогенны. Все это попадало в реку с промышленными и бытовыми стоками, с мощнейшими поверхностными смывами с сельскохозяйственных территорий, даже со свалок.

Сейчас этого нет. Ситуация начала кардинально меняться после крупной аварии на химическом заводе в городе Цзилинь в 2005 году, когда взорвались емкости с химикатами и в реку Сунгари попало больше 100 тонн бензола, нитробензола, анилина. В воде эти ингредиенты начали вступать в реакции, и в конечном счете на выходе в Амур наши специалисты фиксировали гораздо более токсичные вещества – производные нитробензола: ксилол, толуол и прочее.

Тогда китайская сторона оказала нам очень серьезное содействие в ликвидации последствий загрязнения. Хабаровскому краю было передано оборудование (хроматографы), 150 тонн активированного угля. Совместно мы решали вопросы строительства отводных дам; удалось отбить пятно к левому берегу, не допустить к центру Амура, где находится наш водозабор. Китайцы участвовали и в совместных исследованиях последствий загрязнения. Так что здесь наши соседи приложили все усилия, чтобы максимально снизить ущерб от причиненного загрязнения, и с тех пор пошло более откровенное сотрудничество.

– Да и в самом Китае власти всерьез взялись за проблему загрязнения Сунгари.

– После этой аварии они буквально за 5 лет построили и ввели в строй больше 100 очистных сооружений различного статуса и соорудили две переливные дамбы на Сунгари. Перенесли подальше от берегов значительное число вредных производств. На многих предприятиях поменяли технологии производства, ввели оборотное водопотребление и т.п. Некоторые заводы, на которых не было возможности улучшить экологическую ситуацию, закрыли вовсе.

Проделанная работа очень положительно сказалась на качестве воды в Амуре. Хотя, конечно, на снижение общей биогенной нагрузки на реку Китай повлиять не смог. Большое влияние на Амур на российской стороне продолжают оказывать гидростанции (Зейская и Бурейская ГЭС), из водохранилищ которых в реку попадает богатая органикой вода. На китайской стороне – больше 100 ГЭС, правда, меньшей мощностью (чаще до 8-10 мегаватт), а также свыше 12 тыс. различных водохранилищ различного хозяйственного назначения. Сохраняется и поверхностный смыв органики, пестицидов, минеральных удобрений.

Но в целом экологическая ситуация на Амуре, конечно, стала лучше. И у нас снова можно вылавливать и употреблять в пищу речную рыбу.

– Очень радует, что катастрофы удалось избежать, но становится очевидным, насколько на самом деле хрупка экосистема.

– Сегодня сложно представить, но раньше, в начале прошлого века, весь бассейн Амура без исключения был нерестовым по лососевым. Даже реки Шилка и Аргунь, от слияния которых начинается Амур (это 2824 км от устья Амура), – все это был нерестовый бассейн по кете и значительная часть – по горбуше. Некоторые речки были настолько рыбными, что их можно было сравнить с реками охотского побережья.

Помню, однажды попал на одну из таких рек – Беранджу – и просто не смог перейти ее: настолько много горбуши шло на нерест! Пришлось на берегу пережидать, когда пройдет основой вал рыбы. В следующий раз я попал на то же место уже лет 10-15 спустя, в 1991 году, – в нерестовый период река была пустая. Как мне потом рассказывали, в течение двух-трех сезонов Беранджу полностью перегораживали в устье сетями и выловили все, что туда заходило.

Сейчас основные амурские лососевые нерестилища сосредоточены на участке от устья Амура до его слияния с рекой Уссури. Выше, до Хингана, доходят лишь отдельные стайки, а уж на Зее, Бурее никаких серьезных нерестов сегодня нет, тем более их нет на Шилке и Аргуни.

Таким образом, от былых нерестовых площадей осталось менее 30%, из которых сегодня занято под действующими нерестилищами лишь 15-20%. Среди основных причин их сокращения – заиливание в результате рубок леса и пожаров (ежегодно выгорает примерно 1,5 млн га лесов в бассейне Амура, в катастрофические по горимости годы – до 6,5 млн га), перевылов и ухудшение качества воды.

Так что вы можете себе представить, во сколько раз сократились площади действующих нерестилищ.

– Существуют ли методы восстановления естественных нерестилищ?

– Да. Для этого необходимо осуществлять посадки леса вдоль берегов, восстанавливать водоохранные леса, которые определяют и температурный режим, и во многом химический состав воды, регулируют процессы формирования твердого стока в водоемы, даже иногда способствуют образованию водотоков. Можно способствовать формированию приемлемого «рельефа» нерестовой реки. Существуют и технические приспособления для очистки загрязненных и заиленных нерестилищ (например «воздуходувки» и т.п.).

– А результаты прошлогодней лососевой путины, успешные для Хабаровского края, – является ли это показателем того, что процесс восстановления амурских популяций лосося все-таки начался?

– Раньше один небольшой отрезок низовьев Амура давал рыбы столько же, сколько в прошлом году рыбаки Хабаровского края выловили лосося в целом. В прошлом году мы увидели лишь малую толику того, что можно было бы брать. Сейчас вроде бы в местах промышленного вылова активно работают ихтиологи, дают рекомендации, рыбаки к ним прислушиваются, но, как говорится, в свое время момент был упущен, и Амур перестал быть тем мощным нерестовым бассейном, каким он был когда-то.

В этом деле дает плохой результат отсутствие четкой, научно выверенной позиции – где, когда и сколько можно выловить, в чем причина снижения общей рыбопродуктивности Амура и что нужно сделать, чтобы ее восстановить или хотя бы повысить.

– Каким образом можно повлиять на ситуацию? Строительство рыборазводных заводов способно исправить положение?

– Многие сегодня говорят о том, что лосося надо воспроизводить искусственно, строить заводы. Но страны, обладающие большим опытом в этом деле, говорят об обратном: по их словам, надо стараться делать все, чтобы восстановить естественные нерестилища. И мы склоняемся к этому мнению. Дело в том, что при искусственном рыборазведении все-таки происходит некое вырождение вида, когда, допустим, в воспроизводственный процесс вступают особи, которые были бы совершенно непригодны для этого в нормальных, естественных условиях. И в результате мы получаем, например, 30-сантиметровых самцов кеты и прочие массовые отклонения от нормы.

Поэтому, если судить с точки зрения генетической, с точки зрения использования ресурса для рыбной промышленности и вообще с позиции нормального существования этих очень ценных видов для человека, то искусственное воспроизводство лососевых – это не очень хорошо. Все-таки надо стараться, где это еще возможно, восстанавливать естественные нерестилища. А у нас имеются такие возможности: есть методы, способы, нужны только деньги, желание и люди – все.

По осетровым, конечно, ситуация гораздо серьезнее.

В книге Ричарда Маака – известного исследователя, который много оставил после себя опубликованных трудов об Амуре, – сохранилось, в частности, описание прогулки с рыбаками в окрестностях Хабаровска. Там, стоя на камнях, он наблюдал, как между этими самыми камнями в воде шныряли осетры, а из воды выпрыгивали калуги. Двух гигантских калуг, по словам писателя, им даже удалось подстрелить. Вот какое количество осетров было в то время (в середине 19 века). Да и размеры рыб впечатляли: в книге «Производительные силы Дальнего Востока» (1927 год) вы найдете упоминание о стопудовых калугах – это более 1,5 тонны. На моей памяти в 1978 году в Николаевске-на-Амуре выловили калугу весом 1420 кг. Все, с тех пор никаких упоминаний о подобных фактах нет.

В 1977 году, после действовавшего некоторое время запрета на вылов осетровых, его вновь возобновили. Начался промысел осетровых, калуга появилась у нас в магазинах. Последствия мы с вами наблюдаем до сих пор.

Сегодня у нас практически полностью исчезла верхнезейская популяция осетровых, поспособствовало этому и создание Зейского водохранилища. Бурейской популяции осетровых практически уже нет, как и верхнеамурской и среднеамурской (тут, конечно, помогли наши китайские соседи). Осталась одна нижнеамурская популяция калуги (та, которая для нагула использует не только реку, но и море) и амурского осетра. Вот и все наши осетровые. По некоторым оценкам, запасы калуги, осетров сократились в 50, а то и в 80 раз.

Конечно, сейчас нужно бросать все силы на восстановление осетровых. Половозрелость у этих рыб наступает поздно, в 14-16 лет. Поэтому, по-хорошему, надо полностью исключить лов осетровых лет на 20, с тем, чтобы за это время было бы воспроизведено поколение, которое способно было бы давать молодь.

– Но сейчас действует официальный запрет на вылов осетров.

– Однако по-прежнему остается браконьерство. К тому же, снова идут разговоры о том, чтобы возобновить широкомасштабный промышленный лов осетровых на Амуре…

Я считаю, что сейчас надо постараться как можно больше выпускать в Амур молоди осетровых, как это сделали у себя китайцы. В настоящее время они разводят осетровых в верховьях Сунгари, и производственные рыборазводные мощности у китайцев настолько велики, что проблему с осетровыми они считают уже практически решенной. Сперва, по мнению китайских специалистов, нужно полностью восстановить численность в верховьях, а уже затем в средней части реки и в низовьях.

Может быть, и нам следовало бы пойти по такому пути, предварительно договорившись с китайскими соседями о совместных работах и запретах на лов осетровых на Верхнем и Среднем Амуре. Что касается среднезейской, бурейской – отчасти можно и эти популяции начать восстанавливать, но прежде всего, конечно, нужно постараться сделать все для восстановления численности нижнеамурской популяции осетровых. И для этого требуется дополнительно построить новые рыборазводные заводы, потому что те, которые существуют, маломощные и не способны решить проблему.

– На ваш взгляд, внесение всех популяций осетровых Амура в Красную книгу способно обеспечить и должную защищенность?

– По-хорошему надо было бы сейчас включить в книгу всех осетровых, чтобы эти виды немного отдохнули от мощного давления и хоть что-то воспроизвели. В таких ситуациях лучше немного перестраховаться. Красная книга способствует этим процессам, но, к сожалению, не является гарантом, обеспечивающим механизмы по восстановлению численности тех или иных видов. Ситуация такая же, как и с другими законами в нашей стране: законов хороших у нас много, а вот механизмов их реализации, как и тех, кто должен следить за исполнением, у нас не хватает.

Я считаю, что к решению вопросов восстановления биоресурсов надо подходить комплексно. Ведь в конечном счете речь идет о ресурсе, который нам позволяет жить. В Амуре коренных видов рыб – 108-111, сейчас с учетом привнесенных видов, по некоторым оценкам, уже 135-150. Если бы этими ресурсами правильно распорядиться, сохраняя, эксплуатировать, можно было бы накормить все население Дальнего Востока России за счет одного только Амура и российской части его бассейна. Но это остается лишь размышлениями, поскольку на деле у нас все время происходили какие-то перегибы.

Например, захотел в свое время руководитель нашего края получить Героя Соцтруда и отказался от всех госдотаций по продуктовому, в том числе и рыбному, обеспечению региона, сказал, что мы обеспечим себя сами. В Хабаровском крае были созданы многочисленные артели, рыболовецкие бригады, построены консервные заводы. Главная задача стояла взять как можно больше рыбы. И взяли – 10 лет рекордных уловов, вычерпывали по максимуму. А потом все закончилось. И сколько лет прошло, уже говорим о сознательном отношении к эксплуатации ресурсов, в том числе рыбных, а нет, не восстанавливается – не такое это простое дело.

Мало просто бросить ловить. Нужны благоприятные естественные условия, чтобы пошел процесс восстановления. Даже если представить, что мы настроим заводов по воспроизводству тех или иных видов рыб, но качество воды в реке будет агрессивным по отношению к этим видам, то ты хоть сколько выпускай молодь, до низовий она все равно не будет доходить, погибая по пути в агрессивной среде.

Поэтому требуется комплекс мер.

– Какие именно условия должны быть созданы для этого?

– Прежде всего, нужно обеспечить такое качество воды, которое позволяло бы рыбной молоди существовать в естественной среде. Сегодня в этом плане действуют жесткие требования, к сбросам в водные объекты рыбохозяйственного значения они даже выше, чем для питьевой воды. Но на практике это остается сложным вопросом, т.к. должны контролироваться все без исключения сбросы. В то же время разбавлять естественные водоемы фактически дистиллированной водой тоже опасно – таким образом можно «вычистить» и многие живые организмы (байкальский опыт это доказал).

Поэтому я и говорю, что нужна научно обоснованная база и, может быть, долговременная программа по восстановлению рыбохозяйственной значимости водотоков, водоемов. А уже для того, чтобы эта система мероприятий реализовывалась, должны быть и соответствующие ограничения вылова, жесткий контроль и, как сейчас модно говорить, «дорожная карта».

Важно учитывать и то обстоятельство, что, если мы определяем в качестве охраняемого какой-либо важный для местного населения рыбный объект, то в конечном счете тем самым мы можем лишить доступа к традиционной пище коренных жителей, которые проживают на берегах Амура, – об этом тоже надо позаботиться. Но все это решается – было бы желание и умение.

Так что существует масса нюансов, взаимоувязанных вопросов, которые надо продумать заранее. Поэтому должна создаваться и культивироваться довольно сложная система рационального использования рыбных ресурсов.

– По крайней мере, проблеме браконьерства сегодня в Хабаровском крае уделяется большое внимание. Посты рыбоохраны устанавливают даже на воде, привлекают дополнительные силы и средства из других регионов, организуют межведомственное взаимодействие, проводят спецоперации. Активно подключаются к этой работе рыбопромышленники. В отчетах рыбоохраны о совместных мероприятиях с китайской стороной все чаще пишут, что в ходе рейдов нарушений не выявлено – ни лодок, ни орудий лова в запретные периоды. Складывается вполне благоприятное впечатление.

– Все правильно, ситуация меняется. Если взять где-то 70-е годы – начало 80-х, то в пограничных водах в то время наблюдалось настоящее столпотворение китайских лодок. А потом у нарушителей начали изымать сети и джонки, сначала только наши пограничники, потом и в ходе совместных рейдов с китайскими коллегами. И это принесло плоды.

Но и у нас в нерестовый период картина была не менее впечатляющая. Как-то раз в те годы, помню, в конце октября шли ночью на корабле, и на траверзе Комсомольска-на-Амуре мы насчитали около 8 тыс. лодок. Причем все рыбачили в открытую, кушки и наплава светятся, все в огнях, как в ночном городе. А между браконьерами – рыбинспекторы, спокойно составляют протоколы, выполняют план. Потому что штраф тогда был 25 рублей – а что это для браконьера? Если он за одну ночь поймает столько, что хватит и семью накормить, и на продажу выставить. Вот такой симбиоз получался.

Сейчас такого уже нет. Как я отметил в самом начале, экологическое состояние Амура немного улучшилось, наметились положительные тенденции в международном сотрудничестве – появилась открытость в отношениях с Китаем. Многоводный период, в который вступил Амур, улучшил разбавляющую способность его вод и условия нереста частиковых рыб, способствует общему росту численности рыб.

Но факт в том, что проблем, связанных с восстановлением и поддержанием нормальной продуктивности Амурского бассейна, еще очень много, их еще предстоит долго и трудно решать. Понятно, что безущербной для природных экосистем человеческой деятельности почти не бывает, поэтому надо думать, как этот ущерб снизить, чем компенсировать – строительством рыборазводных заводов и очистных сооружений, очисткой и восстановлением нерестилищ, охраной и т.п. Но если эту задачу решить, тогда, при таком подходе и постоянном совершенствовании экологической культуры населения и, прежде всего, рыбопользователей, рыбные запасы Амура можно было бы эксплуатировать бесконечно долго.

Наталья СЫЧЕВА, газета « Fishnews Дайджест»

Апрель 2017 г.