– Александр Владимирович, для начала, наверное, стоит рассмотреть примеры действующих в отрасли бизнес-моделей.
– Все начинается с планирования. В компаниях, наделенных биоресурсом по «историческому принципу», все производственные планы выстраиваются в соответствии с имеющимися долями квот. Вне зависимости от природных и рыночных факторов определенный объем ВБР им гарантирован. Дальше предприниматель действует просто: он избавляется от всего, что не приносит прибыль или приносит прибыль, несопоставимую с операциями по продаже квот – права на вылов ВБР, закрепленного за ним по «историческому принципу». Поэтому идеальная модель бизнеса при существовании «исторического принципа» в его нынешнем виде – это рантье, продающие право на вылов и абсолютно не обремененные никакой производственной деятельностью.
Следующая модель – это предприятие, наделенное правом на вылов, где организован промысел и минимальная степень обработки. Более сложная модель обладает еще и звеном глубокой переработки рыбопродукции. Далее конструкция может усложняться за счет выстраивания дистрибуции, реализации маркетинговой стратегии, создания перерабатывающих мощностей на берегу, собственной логистической составляющей вплоть до конечного этапа, который предполагает выход на первого непрофессионального участника рынка. То есть до того участника рынка, который не рассматривает товар из рыбопродукции как спекулятивный, а нуждается только в том, чтобы обеспечить конечный спрос потребителя с фиксированной торговой наценкой. И чем сложнее бизнес-модель, тем больше она проигрывает в рентабельности самой простой, базирующейся исключительно на доступе к биоресурсу на основе исторического принципа.
Этот принцип определяет сегодня политику любого хозяйствующего субъекта в рыбной отрасли и не стимулирует его расширять районы промысла, вовлекать в оборот новые или хорошо забытые старые промысловые объекты, способы лова и виды промысла. Ведь мы потеряли целый ряд районов, способов и видов промысла, которые раньше широко использовали. Мы не ловим кошельками, не ловим закидными неводами, каравками, донными ловушками, при добыче кальмара не применяются джиггеры. Географически районы добычи тоже сужаются. А ведь добыча сельди кошельковым неводом значительно удешевляет этот продукт и значительно повышает его качество. Норвежцы до 80% своей селедки ловят именно кошельком, что делает ее более привлекательной для потребителя. То есть отрасль выстраивается под наличие доступа к биоресурсу и под оптимизацию перехода его по кратчайшему пути непосредственно в деньги. Все остальное считается усложнением и отсекается.
Предприятия, которые не попали в список допущенных к распределению квот по «историческому принципу», прекратили свое существование, что произошло с их подавляющим большинством, или, как в нашем случае, были вынуждены развиваться в абсолютно неконкурентной с владельцами квот части рыбного хозяйства – в береговой переработке и на работе с не ограниченными ОДУ объектами.
– Если в основе рыбной промышленности России лежит добыча, все сконцентрированы на проблеме «исторического принципа», Росрыболовство каждую неделю публикует сводки с промысла, следит за тем, сколько составляет вылов, у кого недоосвоение, – то есть вылов – это фундамент всей отрасли. А у вас основа изначально была…
– Так как по сравнению с нашими производственными активами рыбодобыча составляла минимальную долю, мы были вынуждены выстраивать цепочку всей жизни товара и собирать прибавочную стоимость на каждом ее этапе. А гармонизация работы всех звеньев дала синергетический эффект за счет устранения той самой «серой зоны» в ценообразовании на рыбу, которую так долго ищут власти.
В качестве ресурсной базы мы сконцентрировали свое внимание прежде всего на тех ВБР, которые не были ограничены квотами. Это неОДУемые объекты вылова, которые мы осваиваем сами, и лосось, который в качестве необработанного сырца «Доброфлот» принимает у рыбаков в море на плавбазы.
Таким образом, мы имеем доступ к биоресурсу, организуем вылов и первичную переработку в море, что обеспечивает нам высокое качество продукции. Перевалка и транспортировка рыбы осуществляется собственным рефрижераторным флотом. Такая скоординированная работа всех этапов производства даже в пиковые периоды путины положительно сказывается на формировании конечной цены продукции. Мы имеем свою береговую инфраструктуру по перевалке, 2000 метров причальных стенок в Южно-Морском, Ливадии, Большом Камне, свой логистический центр для отгрузки рыбопродукции на подвижной состав. Собственные холодильные мощности позволяют сократить издержки и добиться сезонной стабильности себестоимости товара, когда у других производителей и операторов вводятся прогрессивные ставки за хранение либо резко растет стоимость транспортировки из-за дефицита подвижного состава и мест рефхранения в пик путины.
Собственным автотранспортом мы закрываем потребности по доставке в пределах региона. Та часть продукции, которая прошла глубокую переработку, а это в первую очередь консервы, – отправляется через нашу развитую региональную филиальную сеть к покупателю. То есть мы доходим практически до конечного звена цепи жизни товара, сокращая внешнее спекулятивное воздействие, которое может негативно повлиять на его цену. Вот в принципе и вся бизнес-модель, которая позволяет группе компаний «Доброфлот» сегодня компенсировать тот недостаток в виде отсутствия квот, который, с точки зрения рыбной отрасли, является определяющим для того, чтобы быть успешным хозяйствующим субъектом.
Результаты нашей деятельности показывают, что с поставленными обществом и озвученными представителями власти задачами мы справляемся. Наращиваем и модернизируем флот, чтобы иметь возможность глубокой переработки в море. У нас 15 рыбодобывающих судов и 3 рыбоперерабатывающих плавзавода. В том числе крупнейшая в России плавбаза «Всеволод Сибирцев». Сейчас на судне создана технологическая линия, позволяющая полностью перерабатывать любое рыбное сырье в безотходном режиме, в том числе и субпродукты: печень, молоки и отходы рыбного производства. Здесь можно выпускать три вида продукции: мороженую, консервированную и кормовую. Общий объем суточной переработки сырца может достигать 650 тонн. Мы рассчитываем, что если в рамках обозначенной идеи расширения доступа к биоресурсам для более широкого круга российских пользователей путем выведения из ОДУ неосваиваемых либо малорентабельных объектов промысла мы получим большие возможности для вылова, то наш объем производства готовой рыбопродукции увеличится до 150-200 тыс. тонн в год.
Кроме того, мы выстраиваем логистику и продвижение товара в западные регионы. Действует система складов в крупнейших регионах страны, доставка продукции в любой город России и страны СНГ. Мы готовимся использовать оптимальный канал доставки товара – Северный морской путь. Для этой цели пополнили свой рефрижераторный флот еще тремя единицами усиленного ледового класса. Расширяем производство: выпуск консервов свыше 20 наименований составляет около 120 млн. банок в год. В прошлом году объединили все производственные ресурсы «Примрыбснаба» и «Южморрыбфлота» и создали единый торговый бренд «Доброфлот». Таким образом мы хотим показать потребителю, что наша продукция, выпущенная в море, должна быть выделена на рынке за счет того, что произведена из свежего сырья, что определяет ее качество. Мы позиционируем свою изготовленную из только что выловленного свежайшего сырья продукцию обособленно от других торговых марок и работаем над продвижением торгового бренда «Доброфлот». Ведь рыба, доведенная до стадии продукта конечного потребления непосредственно в море, не может равняться по качеству с рыбопродукцией из сырьевого полуфабриката, сначала замороженного, а затем после всех перегрузок, перевозок и перевалок дефростированного для переработки.
В сентябре прошлого года мы выступили инициатором выхода на прямое взаимодействие с торговыми сетями. Это оказалось действенным механизмом снижения конечной стоимости одного из самых востребованных у россиян рыбных продуктов – сайровых консервов. Мы поставили перед собой задачу – повышение доступности качественной отечественной продукции для населения. Представители компании побывали во многих российских регионах, где провели встречи с местными властями и руководством торговых сетей. К настоящему времени география проекта охватывает уже более 20 субъектов РФ: в более чем 100 региональных розничных сетях рыбные консервы под марками «Примрыбснаб» и «Доброфлот» теперь продаются на 15-20% дешевле. На фоне постоянно растущих розничных цен на большинство категорий продовольственных товаров мы предлагаем реальный механизм их снижения на одну из социально значимых позиций – рыбную консервацию, прежде всего консервы из сайры.
Кстати, проект Fishnews «Открытая отрасль» пошагово продемонстрировал, как эта, казалось бы, трудновыполнимая с точки зрения задач, поставленных президентом РФ, программа у нас реализуется. И если цена рыбопродукции в целом выросла на 26-28%, то рыбной консервации, состоящей по сути из этой же рыбы, выросла всего на 3%.
– Плюс у вас еще своя жестяно-баночная фабрика и судоремонт.
– Это тоже к вопросу о формирования себестоимости нашего продукта. В ее структуре основные блоки – это стоимость биоресурса и топливо. И когда перед нами встала задача сформировать всю цепочку себестоимости и взять ее под контроль, чтобы оптимизировать расходы, мы были вынуждены заняться судоремонтом и производством тары. Ливадийский ремонтно-судостроительный завод – это собственная база технического обслуживания и оснащения флота.
– А как вы думаете, государство заинтересовано в таких моделях бизнеса, как у вас?
– Я не могу однозначно ответить на этот вопрос. Для того чтобы быть конкурентоспособными на рынке, мы были вынуждены создавать всю эту сложную модель оптимизации себестоимости. В случае наличия биоресурса это необязательно, поскольку он может формировать такой прибавочный продукт, который позволяет конкурировать в том числе и с нами.
Что касается задач государства, сформулированных в целом ряде программных документов и нацеленных на поставку рыбы на российский берег, то, с моей точки зрения, они абсолютно правильны и оправданны. Особенно если учитывать те пищевые технологии, которые везде в мире развиваются и влияют на здоровье человека. И здесь уже речь идет о генетической безопасности нации. Завоевания наших предков обеспечили нас природным ресурсом – генетически чистым белком дальневосточных морей, который позволяет сохранить здоровье нации. Было бы глупо не пользоваться этим в должной мере. Посмотрите, насколько трепетно относятся к этому вопросу в соседних тихоокеанских государствах, где всячески стимулируют расширение производственных возможностей национального рыбного хозяйства, в том числе и за счет добычи и переработки российских биоресурсов. Хотя первоочередное право получить всю цепочку прибавочной стоимости должен тот, кто располагает этим национальным биоресурсом. Это первая задача.
Второй задачей, не менее важной, является закрепление населения на Дальнем Востоке. В связи с этим, разумеется, государству необходимо поощрять развитие береговой переработки, судоремонт и судостроение.
Третья задача – получать от ресурсной отрасли доходы и в виде природной ренты, и в виде прямых и косвенных налогов, а также за счет развития смежных отраслей. Ни для кого не секрет, что одно рабочее место, к примеру, в судостроении создает пять рабочих мест в смежных отраслях. Такая же ситуация в судоремонте. Поэтому, отдавая судостроение и судоремонт сопредельному государству, мы неизбежно сокращаем производственный потенциал на Дальнем Востоке.
– Это можно сказать о любой отрасли. Одно рабочее место хоть в рыбодобыче, хоть в переработке обуславливает создание нескольких рабочих мест в других производствах.
– Есть отличие. Одно дело, когда мы формируем ту или иную отрасль с нуля. То есть, например, когда мы пытаемся обеспечить внутренний спрос на автомобили, вопреки всем трудностям создавая на Дальнем Востоке автопроизводство. И совсем другое, когда на базе имеющегося издавна уникального биоресурса восстанавливаем ранее существовавшую развитую индустрию. То есть на прибрежной, находящейся в непосредственной близости от самых больших в мире запасов биоресурсов, территории создаем полную цепочку формирования себестоимости на востребованный во всем мире и по определению дефицитный товар.
– У «Доброфлота» проблем со сбытом на внутренний рынок нет?
– Сегодня вопрос сбыта – это вопрос ценообразования. Не более того. Дефицит рыбопродукции очевиден. Мы более 80% своей рыбопродукции отправляем на внутренний рынок. Это коммерческий выбор, никакими политическими или административными причинами это не обусловлено. Как я уже говорил, отсутствие «серой зоны» непредсказуемости формирования себестоимости товара из рыбопродукции за счет наличия у нас развитой филиальной и логистической инфраструктуры позволяет нам рентабельно работать на внутренний рынок.
– То есть продвижение рыбы на внутренний рынок – это не государственная задача, это проблема конкретного предприятия?
– Все, что касается товарных рынков, на мой взгляд, является проблемами хозяйствующих субъектов. Государство, конечно, может стимулировать решение социальных задач. Но в любом случае мы не можем делегировать государству какие-то операционные функции по формированию цены либо ассортимента рыбопродукции. Например, на сегодняшний момент остро стоит вопрос о строительстве новых рыбопромысловых судов. На мой взгляд, государство может стимулировать обновление флота, но оно никогда не сможет выбрать необходимые технические параметры судов и ответственно определить оптимальный проект, который должен быть построен за счет государства или при участии государства. Очевидно, что это должен делать хозяйствующий субъект на свой страх и риск.
– Собственно, это главная причина, по которой развитие рыболовного судостроения никак не продвигается.
– Бизнес ищет самые оптимальные пути для своего развития. Усложнение может происходить под воздействием либо стимулирования, либо ограничений. К примеру, наше развитие происходило под влиянием ограничения в доступе к биоресурсам.
– В вашем случае и стимулирование немалую роль сыграло. Группа компаний «Доброфлот» ведь является участником программы «Развитие рыбохозяйственного комплекса в Приморском крае»?
– Да, безусловно. На первоначальном этапе мы были ее основным участником и получали серьезное финансирование за счет краевого бюджета, а в совокупности освоили около 100 млн. рублей за весь период действия программы. За последние годы сумма несколько сократилась, потому что, к сожалению, бесконечно показывать рост мы не могли. Но на эти деньги мы восстановили и поддерживаем прибрежный промысел в Приморье, который дает краю рабочие места и дает рыбу исключительно благодаря этому субсидированию. Потому что на момент начала действия программы у нас абсолютно отсутствовали береговые мощности по обработке свежей рыбы прибрежного промысла. По причине нестабильности этого вида промысла к тому времени из него ушли практически все операторы. И когда были объявлены принципы стимулирования береговой переработки и краевая программа заработала, то мы построили в поселке Южно-Морском на эти деньги перерабатывающий комплекс суточной производительностью 120 тонн. Это нам позволило развивать именно прибрежный промысел, поскольку с ним у нас появилась возможность создать весь производственный цикл от вылова до товарной продукции. Что, в свою очередь, заставило нас развивать прибрежный флот, покупать на аукционах доли квот в прибрежной зоне, в результате мы сформировали замкнутую рентабельную модель прибрежного рыболовства в Приморском крае. Следует отметить, что я как руководитель, принимающий решения, не рискнул бы инвестировать собственные средства без государственной поддержки во весь этот проект. Целое производство, которое мы сейчас используем по целому ряду видов продукции, было построено исключительно благодаря стимулированию в рамках «Развитие рыбохозяйственного комплекса в Приморском крае».
– А насколько модель вашей группы компаний можно перенести в целом на управление отраслью: сместить акцент с добычи на получение добавочной стоимости?
– Насколько я понимаю, меры государственного регулирования сводятся к стимулированию тех или иных направлений деятельности. Отдельный вопрос, входит ли это в компетенцию Федерального агентства по рыболовству или необходимо какое-то межведомственное взаимодействие, ведь в данном случае речь идет о сквозном процессе. С моей точки зрения, этот процесс должен иметь четкие входы и выходы в виде количественно исчисляемых результатов. Если мы будем вычленять каждую из этих составляющих и распределять зоны ответственности между ответственными регуляторами от государства, то, скорее всего, ничего из этого не получится. Поэтому, я думаю, нужно формулировать конечную цель по каждому из этих сквозных процессов и определить форму получения конечного результата, а потом назначать сроки и ответственное за достижение этого результата государственное ведомство.
– Я про это и говорю.
– В данное время этого не происходит. На сегодняшний момент регулирование государством в области рыболовства сконцентрировано исключительно на рыболовстве. Само название «Федеральное агентство по рыболовству» за себя говорит.
– Но ведь можно действовать и такими методами, как краевая программа. Не повышать пошлины на сырье, уходящее за рубеж, а субсидировать получение продуктов переработки для внутреннего рынка. А если у вас, к примеру, еще и собственный судоремонт, то давайте вам снизим НДС, к примеру, на эти работы.
– По сути в этом нет ничего невозможного. При осознании главной цели, для чего мы все это делаем. А делаем мы это для расширения ассортимента на российском рынке, для снижения себестоимости готовой продукции, для поддержания производственного потенциала российских предприятий, способного освоить национальный биоресурс, для того чтобы сохранить этот биоресурс для последующих поколений в стабильном состоянии для дальнейшей эксплуатации – это главное. Вот этот комплекс целей и приоритетов, которые должны быть четко сформулированы, является основой для дальнейшей разработки мер стимулирования. Другими словами, дайте нам точку опоры, и мы покажем методику и форму достижения этих целей. Но они должны быть сформулированы. Они должны быть расставлены по приоритетам и четко обозначены.
– Вы как представитель рыбной промышленности готовы продвигать эту идею?
– Я готов экспертно озвучивать, но продвигать – это не моя компетенция. На то есть государственные органы власти.
– Почему такой подход? Как только речь заходит о том, чтобы заниматься совершенствованием отрасли, сразу перекладывается ответственность на власть? Разве это не задача бизнеса?
– Потому что на это реально нет времени. Управление столь сложной организацией, всем комплексом взаимосвязанных действий предполагает достаточно большую нагрузку. Самое главное наше участие в процессе совершенствования отрасли, на мой взгляд, это существование самого «Доброфлота». Вот очевидный, реальный, понятный, прозрачный пример того, как может быть. Надеюсь, этот пример будет воспринят, ведь мы не закрыты, мы готовы все демонстрировать, показывать. Возможно, что-то будет недостаточно эстетично выглядеть в сравнении с японскими, норвежскими производственными площадками, но зато это реально действующее в современных российских условиях предприятие, демонстрирующее объективные результаты в условиях не ресурсно ориентированной экономики.
Наше предприятие большую часть своего сырьевого ресурса вынуждено получать на коммерческом рынке, конкурируя с азиатскими производителями. Но мы реализовали проект по покупке сайры у японцев. То есть все перевернулось с ног на голову, и Россия является переработчиком сырья, которое сдают на наши плавзаводы японские и корейские предприятия. Грубо говоря, теперь Япония является сырьевым придатком России, а не наоборот.
У нас есть еще ряд идей, которые мы хотим осуществить, но, к сожалению, преградой являются административные барьеры. Мы больше всего страдаем от них. Выстроив всю цепочку жизни товара из рыбопродукции, мы неизбежно собрали на себя всю массу административных барьеров. Это кошмарная ситуация. В таких условиях новое предприятие просто не сможет выжить в конкурентной среде! На тот момент, когда мы были первопроходцами, эти административные барьеры еще были не до конца сформированы. А сейчас ряды их сомкнулись. Для нас это был трудный опыт, а для новых предприятий пройти через эти заслоны представляется очень сложной задачей. Конечно, контроль и надзор необходимы, но существует и много глупостей, перегибов, злоупотреблений и нелогичностей. Например, мы не перестаем говорить об избыточности экологических требований к сточным водам рыбоперерабатывающих предприятий.
– И ничего не меняется?
– Ничего. На протяжении четырех лет мы заявляем об этом и объясняем абсурдность этих требований на всех уровнях. Вот вы говорите о том, что мы должны участвовать в формировании позиции государства в отношении отрасли. Мы методично, последовательно, на всех площадках четыре года говорим об одном и том же. Ситуация к сегодняшнему моменту не изменилась. Более того, с 30 июля 2015 года вступит в силу постановление Правительства от 29 июля 2013 г. № 644 «Об утверждении Правил холодного водоснабжения и водоотведения и о внесении изменений в некоторые акты Правительства Российской Федерации». А согласно вступившим в силу с января текущего года положениям раздела VII Правил, предприятия-абоненты водоканалов вынуждены нести дополнительные существенные расходы (вплоть до 10-кратного размера месячной платы за водоотведение) по платежам за «негативное воздействие» сточных вод на централизованные системы водоотведения, а также обеспечить строительство и эксплуатацию собственных локальных очистных сооружений. Эти документы просто убивают береговое рыбоперерабатывающее производство!
– Может быть, в Минсельхозе, который должен быть лоббистом решения проблем отрасли, считают, что это мелочи?
– Скорее всего, так и есть. Просто уровень взгляда на происходящее, уровень доверия к бизнесу и контактов с бизнесом таков, что до этого просто не доходят руки.
В настоящий момент в России используется методика, принятая для закрытых пресных водоемов, вода из которых после очистки может быть использована как источник питьевой воды для населения. Именно эта ошибка в выборе неверной методики привела к удивительному факту – для пищевого производства мы можем использовать воду по показателям хуже, чем ныне действующие ПДК позволяют сбрасывать на акваторию моря. Вполне логично, что эти нормы не предполагают развития рыбоперерабатывающего производства в России без нарушения природоохранного законодательства.
Непродуманные действующие требования предельно допустимых концентраций вредных веществ, на основе которых разрабатываются нормативы допустимых сбросов для береговых рыбоперерабатывающих предприятий, не соответствуют ни мировому опыту в этой области, ни реальному экологическому состоянию морских акваторий в районах береговой рыбопереработки, ни здравому смыслу.
Сегодня предельно допустимые концентрации веществ для водоемов рыбохозяйственного назначения более жесткие, чем санитарно-гигиенические! По действующим нормативам у нас сточные воды после рыбообработки должны быть чище, чем вода в квартире из-под крана.
Вопрос очень острый, уже были прецеденты, когда нормативы ПДК привели к закрытию предприятий береговой переработки в Приморье.
– Возможно, считают, что это не важно.
– После проведения Саммита АТЭС представители нескольких японских корпораций, входящих в десятку крупнейших, всерьез рассматривали сотрудничество с нашей компанией по организации на нашей базе береговой переработки в Приморье. Их выбор нашей компании очевиден – идти к тем, кто реально демонстрирует заметные результаты в береговом производстве рыбопродукции. Как я понимаю, именно эти встречи по изучению возможностей для инвестирования в производство на Дальнем Востоке со стороны крупных иностранных компаний были главной целью проведения Саммита АТЭС во Владивостоке. Но мы понимали, что будет очень сложно объяснить многие моменты, связанные со спецификой рыбопереработки в России, в том числе касающиеся административных барьеров. И, конечно, во время переговоров и консультаций камнем преткновения становился вопрос экологических требований. Во всех цивилизованных странах этой теме придается первоочередное значение и Япония – не исключение. Но после того, как мы знакомили потенциальных инвесторов с документами, нормирующими экологические требования к переработке, практически все переговоры прекращались. Это знаковая, серьезная проблема, по которой не видится на сегодняшний момент решения. Очень жаль, что положительный импульс Саммита АТЭС в части развития береговой переработки был на практике сведен на нет административными барьерами.
– То есть инвестиций ждать не приходится.
– Есть еще проблема, совершенно парадоксальная. Заключается она в противоречиях между законодательством о транспортной безопасности и о водных ресурсах. Транспортная прокуратура осуществляет надзор за тем, соответствует ли требованиям организация охраны в нашей транспортной системе, где происходит швартовка транспортных судов и их обслуживание. Там по очень жестко регламентированным требованиям должна быть огорожена территория, причем сертифицированными специалистами.
– Это не просто требования разместить видеокамеры по периметру.
– Нет, специалисты должны быть обучены в сертифицированных центрах, уровень безопасности должен быть аттестован в лицензированных организациях, там определенные сложные технические требования.
И, с другой стороны, Водный кодекс нам предписывает совершенно однозначно: предоставить беспрепятственный доступ к урезу воды. И ты должен предоставить любому гражданину Российской Федерации право подойти к воде. А поскольку контроль за исполнением этих взаимоисключающих норм находится в компетенции двух разных ведомств – транспортной прокуратуры и прокуратуры общей юрисдикции, – то там нет связи на уровне даже личных контактов. То есть надежды, что эти ведомства смогут вникнуть в противоречия и разобраться в них, нет никакой.
– Для решения таких проблем и существует Минсельхоз, который должен быть если не арбитром, то переговорщиком между различными ведомствами в случае, если страдают предприятия отрасли, вверенной ему государством. От вас, наверное, исходят недостаточно четкие сигналы.
– Куда уж четче! Все письма написаны, все общественные призывы сделаны. Неоднократно публикации в самом известном профильном издании Fishnews выходили. Все это было сделано. И сколько еще лет нужно продолжать доказывать очевидное?
А тем временем мы должны поддерживать огромную инфраструктуру и управлять производством в условиях достаточно серьезной конкурентной среды, и все это при отсутствии того запаса рентабельности, который позволяет уверенно развиваться при достаточном количествеквот.
У нас много задач. Нам необходимо восстановить утраченные в России навыки кошелькового лова, который является самым эффективным с точки зрения себестоимости вылова и качества рыбопродукции, что подтверждает его широкое использование во всей северной Европе на промысле сельди, мойвы, скумбрии. Надо развивать начатую программу по привлечению и обучению кадров. Необходимо расширять возможности доступа к биоресурсу, добиваться выведения из ОДУ все большего количества необлавлеваемых, малоизученных, трансграничных объектов. К примеру, вместо того чтобы увеличивать процент прилова молоди минтая в Беринговом море, целесообразней было бы рассмотреть возможность исключения минтая Западно-Беринговоморской подзоны из числа объектов, для которых устанавливается ОДУ. Этим можно было бы реализовать заложенные в существующем законодательстве, регулирующем рыболовство, правовые основы,обеспечивающие равнодоступность к неосваиваемым либо малорентабельным объектам. Это однозначно положительно скажется на освоении, экономически простимулирует развитие этого промысла. Кроме того, у нас в планах возобновление промысла сельди-иваси, запасы которой уже несколько лет подтверждаются наукой. Так что задач перед «Доброфлотом» стоит очень много, и в первую очередь на их решение направлены все наши силы, время и средства.
Елена ФИЛАТОВА, журнал « Fishnews – новости рыболовства»
Июль 2015 г.
