​Сергей Коростелёв: «Изменилась структура незаконного промысла»

– Сергей Георгиевич, существуют ли методики определения нелегального вылова? Можно ли подсчитать, в каких объемах незаконно добывается лосось?

– Такие методики есть. В 2008 году были опубликованы результаты совместной работы специалистов КамчатНИРО при участии Всемирного фонда дикой природы по определению браконьерского вылова тихоокеанских лососей на Камчатке. Согласно этим подсчетам, с 2002-го по 2006 годы доля нелегального улова составляла порядка 60 процентов от легального. Если в среднем ежегодно законно добывалось 90 тысяч тонн лосося, то незаконный вылов составлял около 54 тысяч тонн.

– После 2008 года нелегальный вылов остался на том же уровне?

– Нет, в процентном отношении он сократился, потому что изменилась структура незаконного промысла. До 2008 года основную долю в нем занимало промышленное браконьерство – нелегальный вылов рыбопромышленных предприятий.

До 2008-го промысел тихоокеанских лососей был разрешен в рамках общего допустимого улова (ОДУ). Этот объем был жестко лимитирован, изменить его в ходе путины было очень тяжело. Зачастую, когда промысловая обстановка позволяла вылавливать сверх ОДУ, компании шли на это, не дожидавшись разрешения, которое могло прийти с большим опозданием. Это и считалось промышленным браконьерством.

С 2009-го тихоокеанские лососи выведены из ОДУ. Предложен более гибкий механизм их освоения – рекомендуемый вылов. Он позволяет оперативно корректировать объемы добычи. Компаниям больше не надо месяцами ждать разрешения на дополнительный вылов либо ловить сверх разрешенного объема на свой страх и риск.

Кроме того, в 2008-м за предприятиями были закреплены рыбопромысловые участки на долгосрочный период (20 лет). Фирмы, получившие участки по итогам конкурсов, стали более рационально и бережно относиться к лососевому ресурсу.

Еще один шаг, который помог свести промышленное браконьерство на нет, – бассейновая олимпийская система. Эта система практикуется на Камчатке с 2010 года. Заключается она в том, что объемы вылова выделяются не на конкретные участки, а на бассейны водоемов. Рыбаки, работающие в данном бассейне, осваивают общий объем по соревновательному принципу. Система построена таким образом, что перелов исключается.

– И все-таки браконьерство продолжает существовать в других формах. Как оцениваются его объемы сегодня?

– В современный период преобладает три вида незаконного вылова тихоокеанских лососей: криминальное, бытовое (для личного потребления), а также промысел под видом традиционного рыболовства коренных малочисленных народов, который осуществляют лица, не имеющие отношения к КМНС.

По оценкам моего коллеги из КамчатНИРО, кандидата биологических наук Евгения Шевлякова, криминальное и бытовое браконьерство обеспечивает ежегодное изъятие до 15–20 тысяч тонн лососей, или 5–10% всех уловов. Браконьерство под видом традиционной хозяйственной деятельности способно обеспечивать ежегодное нелегальное изъятие до 10 тысяч тонн, или порядка 3–5% от общих подходов лососей к камчатским берегам.

– Есть ли у вас рецепты борьбы с этим социальным злом?

– Мы поддерживаем инициативу Правительства Камчатского края установить административную ответственность за незаконную транспортировку, хранение и сбыт тихоокеанских лососей и продукции из них.

Мы также считаем, что необходимо изменить порядок предоставления и использования ресурсов в целях традиционного рыболовства. На наш взгляд, возможность продавать улов, добытый под маркой КМНС, стимулирует браконьерство.

Самый эффективный способ снизить браконьерский промысел – предложить людям возможность заработать законным способом. В этом плане очень интересен опыт Сахалина, где расширяются возможности прибрежного промысла для местного населения. Если жителям прибрежных поселков разрешат выходить в «прибрежку» и добывать морские ресурсы, они смогли бы отказаться от нелегальной рыбалки на реках.

– Можно ли восполнить потери, которые понесли лососевые запасы на Камчатке в результате браконьерства, путем строительства рыборазводных заводов? Как вы относитесь к участию в этом процессе бизнеса?

– Такая перспектива нас очень беспокоит. В свое время мы провели экономический анализ деятельности камчатских рыбоводных заводов. Выяснилось, что экономически они абсолютно неэффективны. Затраты, которые несут эти заводы на воспроизводство одного килограмма рыбы, составляют до 3 тысяч рублей. Сегодня их деятельность финансирует государство.

Что произойдет, если этим займется бизнес? Для частной компании главная цель – получить прибыль. Чтобы восполнить свои расходы и заработать дополнительно, она должна помимо рыборазводной деятельности вести промысел. Если ей это позволят, то промысловый пресс на лосося вырастет трехкратно в тех водоемах, на которых работают рыборазводные заводы. Во-первых, промысел будут вести фирмы, которые ранее получили здесь рыбопромысловые участки. Во-вторых, промысел будет вести завод. В-третьих, завод будет еще дополнительно вылавливать рыбу, чтобы получить икру и заложить ее на инкубацию.

Мы предлагаем развивать искусственное воспроизводство лосося только в тех водоемах, где нет естественных нерестилищ. Кроме того, для наиболее рациональной деятельности логично предлагать рыборазводные заводы на тех реках, где рыбопромысловые участки принадлежат одному пользователю, ему же будет принадлежать ЛРЗ.

– Уже две камчатские компании сертифицировали свой лососевый промысел по стандартам Морского попечительского совета (MSC). Сертификат MSC гарантирует в том числе, что запасам рыбы на промысле ничто не угрожает. Но мы знаем, что угроза есть – от браконьерства. Не является ли это обманом потребителя, который «купится» на эмблему MSC?

– Угроза есть. Но не от компаний, которые получили сертификат. Он гарантирует, что эти компании относятся к промыслу ответственно и обязуются принимать меры для снижения браконьерского пресса. Они принимают участие в финансировании научных исследований состояния популяций лосося, работы общественных инспекторов. Группа общественных инспекторов в бассейне реки Большой начиналась с 10 человек. Сегодня она насчитывает порядка 40 человек, деятельность которых совместно поддерживают местные рыбопромышленники и наш фонд.

Сертификация MSC является наиболее значимым в мире показателем экологически рационального рыболовства. По приблизительным оценкам, совокупный улов лосося двух камчатских компаний на промысловых участках в сертифицируемых районах в этом году составил 20 тысяч тонн – почти 10% от уловов лосося на Камчатке.

– В последнее время развернулась дискуссия по поводу использования жаберных сетей. На ваш взгляд, действительно ли жаберные сети угрожают запасам лососей? Почему эта проблема возникла именно сейчас?

– Морские рыбопромысловые участки на западном побережье Камчатки, которые расположены севернее устья реки Большой, изначально предназначались для промысла ставными неводами. Основной объект промысла – горбуша. 2014–2015 годы были неурожайными на горбушу для Западной Камчатки. Владельцы морских участков провели своего рода «аутсорсинг» и передали часть своих участков в аренду небольшим группам рыбаков, которые применили жаберные сети. Их промысел оказался очень эффективным. Но выяснилось, что лов жаберными сетями никак не регламентирован и носит стихийный характер. Чтобы его упорядочить, нужны изменения в правила рыболовства, которые сейчас обсуждаются.

– Ваша организация активно боролась за запрет дрифтерного лова лососей в исключительной экономзоне России. С января 2016-го он запрещен. Оправдываются ли надежды, которые возлагались на это решение?

– Да. Рекордный вылов кеты в Усть-Камчатском районе, увеличение вылова нерки в Карагинской и Петропавловск-Командорской подзонах – явное следствие того, что рыба не была изъята в море дрифтерными сетями. Эффект будет нарастать со временем. Особенно это станет заметно на промысле чавычи. Чавыча должна нагуливаться в море не менее четырех лет. Ранее эта рыба по четыре сезона подряд становилась объектом дрифтерного лова. Ей просто не давали вырасти до своего максимального размера. В течение ближайших лет должно произойти увеличение размеров чавычи, которая будет заходить в камчатские реки, и ее количества.

Кроме того, прекратится уничтожение морских птиц и млекопитающих, которые массово гибли в дрифтерных сетях.

– Защитники дрифтерного промысла пугали нас тем, что в случае его запрета для японских рыбаков в нашей экономзоне они выйдут в открытые воды и станут добывать лосося бесконтрольно. Может ли такое произойти?

– Нет. Промысел анадромных видов рыб за пределами исключительных экономических зон прибрежных государств в северной части Тихого океана регулирует международная межправительственная комиссия НПАФК, в которую входят Россия, США, Канада, Япония, Республика Корея. По решению НПАФК промысел анадромных видов рыб в этих водах в период нагула запрещен. Страны – участницы НПАФК обязаны данное решение соблюдать.

– В адрес российской отраслевой науки все чаще звучат упреки в слабых прогнозах. Например, в 2016 году стартовый прогноз для западного побережья составлял всего 8 тысяч тонн горбуши. Но рыба подошла в гораздо большем объеме. Получается, наука не знает, какими запасами лосося располагает Дальний Восток. Это негативно влияет на рациональность промысла. На ваш взгляд, кто виноват?

– Отвечу как бывший директор КамчатНИРО. Когда я занял эту должность в 2008 году, институты в качестве материальной поддержки получали квоты на вылов биоресурсов. Если курс доллара рос, соответственно, росла отдача от этих квот. В 2009-м науку перевели исключительно на бюджетное обеспечение. Сумма, которую выделяет ей бюджет, за восемь лет практически не изменилась. Если учесть инфляцию, то фактически финансирование упало в 3–4 раза. В результате страдают научные программы, исследования. На них не хватает денег. Их сокращают. Катастрофически низкое финансирование рыбохозяйственной науки может привести к катастрофическому снижению вылова отечественных рыбаков.

– Долго ли наша наука еще протянет на голодном пайке? На сколько лет ей хватит тех данных, которые были собраны ранее?

– За десятки лет накоплено достаточно много знаний. Их еще будет хватать некоторое время для того, чтобы мы имели представление о состоянии водных биоресурсов. Но в этих знаниях уже заметны пробелы, которые будут расти. Дальнейшее зависит от продолжительности жизни конкретного вида рыб. Если вид долгоживущий, то информация, которая накоплена о нем, может считаться актуальной лет 10. Если он короткоживущий – то гораздо меньше времени. Например, горбуша живет менее двух лет. Если информацию о ней не обновлять раз в два года, то наши представления и прогнозы относительно этой рыбы станут очень далеки от истины.

Кирилл МАРЕНИН