Трудный хлеб рыбинспектора АхоноваВстретившись с ним впервые, я подумал, что вижу перед собой Василия Ахонова – молодого, крепко сбитого и ладно скроенного бригадира усть-камчатской колхозной речной рыбалки. Об этом человеке можно и сейчас говорить бесконечно – о его обостренном чувстве справедливости, бесстрашии при отстаивании прав колхозных рыбаков, что в те времена было чревато. А главное – о его тяжкой профессии, которой он отдал 40 лет жизни, заслужив у коллег-рыбаков уважение и получив от государства орден Трудовой Славы, звание почетного колхозника, постоянного участника теперь уже забытых съездов рыбаков Камчатки. |
Это был сын Василия Сагитовича – Сергей, старший государственный инспектор рыбоохраны (кажется, так сегодня называется эта служба, претерпевшая за последние годы несколько наименований), главный «хранитель» и защитник водоемов Усть-Камчатского района. Образно говоря, он родился в лодке отца и уже в раннем детстве видел и понимал, как тому достается кусок хлеба, был ему помощником, а потом последовал его примеру. Только однажды надолго покинул родные места – нужно было отдать дань Родине. Служил связистом в Комсомольске-на-Амуре (доморощенные шутники сегодня называют этот город Комсомольск-в-Амуре), а после службы снова пошел ловить рыбу на реку – попал даже под начало отца на рыбалку, которую искренне считает самой лучшей на главной водной артерии полуострова.
- И название у нее особенное – Хваленка: хвалят ее за особый климат, за относительно чистую и длинную тонь, а главное, за щедрость, с какой она отдает богатства трудолюбивым людям, – поясняет Сергей. – Люблю ее – тут работал рыбаком, помогал отцу строить дом, считаю ее историческим местом. Меня еще не было на свете, а здесь уже стоял артиллерийский полк, способный с закрытых позиций отразить высадку десанта противника, поразить его корабли. До сих пор на Хваленке видны следы пребывания военных – развалины домов, железные детали, остовы всевозможных механизмов. Красота, приволье, текущая река, птицы, звери – чудесное место.
Он признался, что довольно часто заезжает сюда – и по работе, и одновременно вспомнить молодость, увидеть, что происходит нового, чтобы в отпуске рассказать об этом отцу – тот сейчас живет на материке, но не забывает Камчатку. Да и как ее забыть, прожив здесь более четырех десятилетий?
Отец ловил рыбу, сын сначала тоже, а сейчас ее оберегает. Как это ни банально, но вступает человек в возраст, когда в голову приходят мысли о будущем, о судьбе детей, смысле существования, окружающей среде. Все меньше хочется лишать жизни братьев и сестер наших меньших, все больше желание сохранить всю эту красоту для потомков. Сергей еще молод, ему всего за 40, но он успел понять, что и от него кое-что зависит в этом мире, что и он может сделать для него многое. В том числе защищая его животное царство. Потому и мотается по рекам и озерам вот уже десяток лет, не зная летом ни сна, ни покоя, ни отдыха. Да и зимой не легче. Но подвижки в лучшую сторону есть, и это не может не радовать рыбинспектора Ахонова.
Сейчас он вспоминает, как в 2003-м пришел под начало Владимира Шапошникова, сегодня соратника и такого же подвижника, как и сам, да так и остался в рыбной «теме». Это особая профессия, соединяющая в себе непримиримость, порой даже жестокость к браконьерам, и доброту к тем, кого охраняешь. О себе и своей работе говорил неохотно, подчеркивал, что ему по контракту не позволено давать интервью (видимо, чтобы не открывать секретов работы). Зато много хороших слов о нем довелось услышать от разных людей.
Одни утверждали, что он лояльно относится к людям со спиннингами, справедливо считая, что не они наносят непоправимый вред рыбьему поголовью. Без внимания оставит человека, видя, что тот стоит с удочкой на берегу речки, выуживая гольцов. Другие уважают за справедливость. Третьим импонируют его спокойный характер и выдержка – даже с последним браконьером, пойманным на горячем, он вежлив, но тверд при принятии решения о составлении протокола, при изъятии орудий лова или транспортных средств. Многие обращали внимание на то, что в зоне водоемов, примыкающих к Усть-Камчатску и «обслуживаемых» инспектором Ахоновым со товарищи, резко упало число случаев браконьерства. Почему? Этот вопрос задаю коллеге Сергея – Александру Кузьмину.
- У нас почти все ловят рыбу, только по-разному. Один идет на лицензионный участок, платит деньги и получает лосося почти задаром. Другой едет на речку со спиннингом за добычей, обычно небольшой, третий гольцов дергает. А кто-то профессионально браконьерит. «Своих» мы по пальцам можем пересчитать. Бывает, залетные заскакивают. Но как заскакивают, так и выскакивают, так как их «жмут» и местные коллеги по злым умыслам, и промысловики, и, естественно, мы.
То же, что и Александр Александрович говорили и другие жители райцентра – «бракоши» в устье Камчатки и выше него не безобразничают. Сергей тоже признает этот факт.
До Нижних, да можно сказать, что и до Верхних, Щек, браконьеров потихоньку вывели. Конечно, бывает, что они пытаются проверять их на бдительность – те экзамены такие пока выдерживают, пресекают незаконный лов на корню. Но они приспосабливаются: уходят с насиженных мест туда, куда так просто не добраться. Скажем, ловили их на озере Столбовое – на вертолете подлетели, сразу обнаружили и сети, и рыбу, и икру свежую в ястыках и уже соленую. Но это еще цветочки по сравнению с тем, сколько лосося вырезают безнаказанно.
Не только Сергей, но и другие, очень компетентные люди говорили, что приходилось видеть целые бурты поротого лосося высотой в полтора и длиной в десятки метров.
После того, как рыба сгниет, на этом месте ничего не растет – все выжигается, чересчур много фосфора выделяется. Там на несколько лет остается проплешина.
Всем известна пословица, что сапожник ходит без сапог. То же можно сказать и о рыбоохране, упоминая о ее техническом оснащении. У браконьера все лучшее – лодка, мотор, связь, информация, снасти. У рыбинспекторов – всех без исключения, на всех водоемах Камчатки – похуже. Да что там лодки? Гараж отсутствует! Недавно мотор их изуродовали: перекусили провода и выдернули бобину. Подали заявление в полицию, а у той такая же беда приключилась, только неделей позже: при живом стороже угнали лодку с мотором и утопили. До сих пор не могут найти.
Даже крыши над головой у рыбинспекции в Усть-Камчатске нет – приживалами ютятся в двух кабинетах на правах бедных родственников у смежников – ФГБУ «Севвострыбвод». Спасибо те хоть не прогоняют…
Выше Щек это уже царство браконьеров, в основном, ключевских. Акватория там не только огромная, но и сложная. Незамеченным снизу не подберешься – они среди безработной молодежи нанимают так называемых «кукушек», вручают им по 500 рублей и уоки-токи – приемопередающее устройство связи с диапазоном действия 20 км. Сидит такой кукушонок в кустах, наблюдает за речкой. Увидит подозрительную лодку или катер – сразу звонит: мол, идут чужие, сматывайте удочки. То же и на нерестилищах, но там помогают рыбопромышленники – прогоняют их прямо с нерестилищ. С Большой Хапицы, например.
Тут кто кого пересидит, перехитрит. Сидеть им приходится часто, долго и терпеливо дожидаясь появления «гостей», и это при нашей погоде, комарах, гнусе, слепнях. Тем не менее, встречают и задерживают, отбирают орудия лова, транспортные средства и даже оружие. Вот только силы в этой изнурительной борьбе неравны. На весь козыревско-ключевско-усть-камчатско-алеутский куст их всего-то шестеро. Только вдумайтесь в эту цифру – шестеро против целой армии любителей жать, где не сеяли. У кого хочешь руки опустятся, только не у них. Когда их было 18, они конкретно могли противостоять губителям природы. Но где-то посчитали, что этого количества слишком много.
Сейчас, кстати, на Командорах не осталось ни одного рыбинспектора, в Козыревске – тоже. И ведь каких спецов сократили! Скажем, того же Владимира Фомина. Знаю Владимира Васильевича лично как прекрасного человека и великолепного специалиста, при котором браконьерам жилось несладко. Сейчас им на Командорах раздолье, как и в Козыревске, как в Ключах, как во всех селах и поселках на реке Камчатка.
Что могут сделать два рыбинспектора в тех же Ключах, окруженных со всех сторон водоемами, где нерестятся лососи, с теми, кто годами привык десятками, сотнями килограммов, тоннами заготавливать икру, оставляя после себя в настоящем смысле слова (фосфор – страшная вещь!) сожженную землю? Вот и ездят регулярно к ним коллеги из Усть-Камчатска, чтобы хоть как-то противостоять браконьерскому разгулу. Сергей – в их числе. (Накануне выхода этого материала звонил Сергею Васильевичу – хотел уточнить кое-какие детали, но телефон не отвечал. Оказалось, хозяин аппарата находится в Ключах, а конкретно в районе Тахатки, есть такая протока и местность, – ловит браконьеров. Пришлось печатать без комментариев героя нашей статьи.)
Такое впечатление, что кто-то очень не любящий Камчатку специально убирает защитников ее водного мира, чтобы оставить наедине со своими мучителями. Сами они не жалуются, но становятся известными факты, от которых никуда не деться. До сих пор инспекторы остаются безоружными, хотя давным-давно было принято решение возвратить им оружие. Не возвратили. Правда, видимо, в утешение дали возможность поучиться в одном из частных охранных предприятий навыкам обращения с ним, но пистолетами не снабдили. Оказалось, что не очень-то они и нужны: не дай бог, применишь – затаскают по судам и следствиям. Да и браконьеры с оружием поунялись: они рыбинспектора могут убить бумагами – начнут строчить жалобы во все инстанции, и того могут запросто уволить.
В самом деле. Кажется, начали возвращаться привычки бывшей страны развитого социализма, когда деятельного, принципиального и грамотного работника можно было сокрушить непрерывными жалобами в райком или горком партии – ведь нужно же было как-то реагировать на письма «трудящихся». Даже если они не подписывались.
И смех, и грех. Рыбинспектор сегодня – чужой среди своих. Местная полиция – вся «в чешуе», от нее проку мало. Мне по секрету еще в прошлом году поведали, будто бы несколько офицеров встретили ГТСку, полную браконьерской икры. В результате пострадали браконьеры. Видимо ершились, когда им не оставили ни икринки, все забрали. Ну и получили «бобов». А «крайним» оказался сержант-водитель. Поговаривают, что начальники уговорили его взять избиение на себя. Он, дурачок, согласился. А те ему в СИЗО даже пачки чая не передали, не говоря уж о свидании. Результат – четыре тюремных года, жена и ребенок маленький без средств к существованию. И незыблемая вера суда, что один полисмен избил семерых на глазах у своих начальников. А почему те не остановили подчиненного? Начальник сейчас в отпуске с последующим увольнением, но остальные продолжают служить. Кому?
Раньше в местной милиции имелся так называемый «рыбный» взвод, задействовали его в путину. Теперь он существует только в управлении. Могло бы помочь местное отделение ФСБ, но там есть лишь автомашина. Могли бы помочь законодатели, но так трепетно они озаботились правами человека, что права рыбинспекторов опустили ниже плинтуса. С одной стороны, от них требуют результатов: задержаний, протоколов, посадок, как говорит президент. Раньше появление человека с сетью в районе водоема рассматривалось как умысел и наказывалось. Теперь все это отменили.
Сейчас ловить браконьера очень сложно. То есть, поймать его просто, а вот доказать, что он браконьерил, особенно когда он от тебя убегает, почти невозможно. Тут он пользуется массой отговорок. Тащил сеть? – «Да это не моя. Ехал мимо, смотрю – сеть. Дай, думаю, вытащу. Начал вытаскивать, а тут вы»… Ты за ним гонишься, а он в этом увлекательном процессе икру или рыбу выбросил – и чист перед законом, как дыхание ребенка: «Нет у меня ничего. Чего пристаете к честному человеку? Жаловаться буду на ваш произвол!» Вот и приходится чисто по-партизански действовать, методом засад и выжидания. Потому и протоколов составляется не очень много. В основном выявляют сети, потом оформляют как бесхозные. Проводят административное расследование – и в доход государства их. В основном выявляются клочки по 40–60 метров.
Своих, «домашних», браконьеров, повторяю, они знают в лицо. Сложнее с пришлыми и теми, кто живет в Ключах, Козыревске, далее везде. Сюда приезжают из Мильково, Долиновки, Атласово, где лосося проходит очень мало, работают на свой карман.
Уже много лет автора интересует вопрос: а можно ли вот так, сурово и просто взять и покончить с браконьерством? Многие мои собеседники отвечали, что явление это существовало всегда, но не в таком умопомрачительном масштабе. Ввести их в допустимую, скажем так, норму можно. Для этого надо выполнить несколько несложных условий. Основные – разорвать «дружбу» силовиков с браконьерами, которым первые делают непромокаемую «крышу», сводя на нет усилия рыбинспекции. Депутатам – принять закон, запрещающий продажу сетей в торговых точках.
А главное условие – наложить полный запрет на деятельность людей, занимающихся скупкой икры во всех населенных пунктах, расположенных по берегам рек. Прихлопнуть этот преступный бизнес проще простого – «икорщиков-икрянщиков» знают по именам и фамилиям. Они ни от кого не прячутся, в открытую скупают поротую икру. В Ключах, к примеру, стоимость ее составляет 950, в Долиновке 850, в Лазо или Таежном 800 рублей за килограмм.
Но… Кому это надо? Никому не надо! Кому это нужно? Никому не нужно! – как поется в одной песенке: доходов лишатся в одночасье многие-многие люди из разных ведомств. Больших доходов! Поэтому и разводят все они руками: мол, не можем с этим тлетворным занятием бороться. Брехня все это! Еще как могут, но не хотят, ведь какие деньжищи проплывут мимо носа. А так все вместе – власти, депутатский корпус, силовые ведомства делают вид, что борются с браконьерством, а браконьеры – что боятся их. И выходит, что шесть человек (двое в Ключах, четверо в Усть-Камчатске) защищают десятки тысяч квадратных километров водоемов от напасти, хотя давно и четко понимают: если население не будет им помогать, то конец стаду диких лососей не за горами.
В прошлом году появились даже первые «ласточки» – общественные рыбинспекторы. Им промышленники обещали заплатить за труд. Они лето отработали не за страх, а за совесть, и в ответ получили, что, как вы думаете? Правильно думаете. Получилось, как в поговорке: «Обещал пан – тулуп дам, да только слово его и осталось теплым».
Закончить хочется эпизодом, который врезался в память. Когда мы уже вечером возвращались в Усть-Камчатск, в районе бывшей деревни рыбинспекторы заметили браконьерскую сеть, потом вторую, третью. Что характерно, поставивший последнюю, можно сказать на наших глазах, мужчина даже не сделал попыток убежать или укрыться – шел прогулочным шагом по берегу, делая вид, что любуется природой, к толпе таких же, как и сам, пришедшим за даровой рыбой. Но на этот раз она им не досталась. Сергей деловито, сразу было видно, что не впервые, начал вытаскивать сети (30–40 метров) с бьющимися в них здоровенными кижучами и выпускать их обратно в реку. Одновременно он попросил снять на фото стоящих на берегу. Те дружно, как один, показали «тылы», из чего стало ясно, что не просто так они пришли сюда. В итоге инспектор Ахонов спас и выпустил в место обитания 23 кижуча и 2 кеты – живых и невредимых. И мне стало понятно, почему он не меняет свою профессию. Видимо, ради таких вот минут.