Газета «Рыбак Камчатки»

​О, Поднебесная! Возьми нашу рыбу и сделай нам филе

Россия создает в своих портах рыбные кластеры и пытается развивать переработку водных биоресурсов. Официальные лица заявляют, что готовы оказать бизнесу любую поддержку, лишь бы российские уловы перерабатывались на родном берегу, а не уходили за границу в виде сырца. Но соседние страны твердо намерены сохранить за нами роль сырьевого придатка. Чей же берег станет более привлекательным для выгрузки российской рыбы?

Этой теме посвящено интервью с директором Дальневосточного центра региональных исследований Александром Тимофеевым

– Александр Игоревич, Россия и Китай почти одновременно переходили от социализма к рыночной экономике. Но результаты разные. Если взять рыбный бизнес, то КНР превратилась в мировую фабрику по переработке водных биоресурсов, а для наших компаний главным источником доходов по-прежнему остается экспорт сырца. Почему Китай обогнал нас в развитии рыбной индустрии? Дело только в дешевой рабочей силе?

– Разумеется, дело не только в стоимости рабочей силы, да и Китай считается «мировой фабрикой» не только по переработке водных биоресурсов. Он начал реформирование своей экономики в конце 70-х годов прошлого века, стартовав с очень низкого уровня. В те годы СССР намного превосходил КНР по уровню экономического развития, хотя необходимость реформ осознавалась некоторыми представителями советского руководства уже тогда.

Китайские реформы начались, по сути, с формирования благоприятного инвестиционного климата и создания свободных экономических зон. Первые инвестиции при этом поступили от хуацяо – проживающих за границей китайских мигрантов. Внутри страны поощрялось развитие частного сектора экономики при сохранении доминирующей роли госсектора. В этих условиях поощрение китайским правительством притока иностранного капитала стимулировало и внутренних инвесторов открывать свое дело в стране, а не вывозить капитал за границу. Разумеется, также существовали и валютные ограничения, жесткий контроль за перемещением средств, препятствовавшие оттоку средств из страны.

Развитие китайской экономики в начальный период реформ обеспечивалось за счет дешевой рабочей силы и иностранных прямых инвестиций. Применительно к позднему СССР и позже России, вплоть до недавнего времени, развитие обеспечивалось за счет добычи и экспорта сырья, а также иностранных кредитов. Кроме того, Китай сделал ставку на развитие научно-технической сферы, массово отправляя людей учиться за границу и привлекая иностранных специалистов в свою страну. Россия, напротив, стала крупным экспортером наиболее квалифицированной, а также молодой и мотивированной рабочей силы для промышленности и науки.

Самое же, пожалуй, главное, на мой взгляд, заключается в том, что в Китае с начала модернизации была долгосрочная стратегия развития экономики: импорт технологий, создание экспортных зон, рабочие места в сельскохозяйственных регионах, строительство городов и повышение внутреннего спроса, строительство инфраструктуры, модернизация ВПК. Китайцы, кстати, отмечают, что модернизация экономики у них еще продолжается: дорожная карта экономической модернизации КНР рассчитана до 2100 года. У нас же, в России (как и в «позднем» СССР), говорить о четко сформулированной стратегии экономической модернизации пока, к сожалению, не приходится.

В результате к тому моменту, когда распался СССР и были нарушены все существовавшие хозяйственные механизмы и разорваны связи между экономическими субъектами, в Китае были достигнуты немалые успехи в модернизации экономики. Рыбоперерабатывающая отрасль не стала исключением: в нашей стране бывшие госкомпании стали частными, новых собственников не особо заботило развитие перерабатывающей базы, поскольку экспорт добытой рыбы за рубеж давал быструю гарантированную прибыль, особенно в существовавших в «смутные 90-е» условиях почти полного отсутствия контроля.

К хорошему, как известно, быстро привыкаешь. Поэтому многие рыбопромышленники до сих пор вполне удовлетворены ситуацией, когда они поставляют основной объем добытых водных биоресурсов за рубеж, получая стабильную прибыль в валюте и не заморачиваясь проблемами развития собственной переработки. Существующая система экспорта выгодна для них еще и тем, что позволяет получать неучтенную прибыль за счет использования разных «серых» схем.

– По вашим оценкам, какая доля российского улова сегодня уходит в КНР? Какие водные биоресурсы преобладают в этих поставках? Какой процент от произведенной продукции Китай оставляет себе для собственного потребления?

– Если посмотреть на данные статистики, можно увидеть, что в первом полугодии 2016 года Россия экспортировала 608 064,43 тонны продукции по подгруппам ТН ВЭД РФ 0301-0308. При этом в Китай было отправлено 359 265,48 тонны, то есть больше половины всего объема экспорта. Стоит отметить, что по сравнению с первым полугодием прошлого года поставки в КНР снизились на 14,07 процента, что обусловлено в первую очередь увеличением поставок на внутренний рынок. Основным экспортируемым в КНР из России видом водных биоресурсов по-прежнему остается минтай. По данным таможенного управления КНР, за первые пять месяцев текущего года из нашей страны было импортировано 347 764 тонны мороженого минтая. Это примерно на 12 процентов меньше, чем за такой же период прошлого года, но и импорт из США также сократился на 14 процентов, хотя он намного уступает российским поставкам, составляя порядка 16,8 тысячи тонн.

Весьма показательно, что экспорт филе, производимого в Китае из российского и американского замороженного минтая, за первые пять месяцев 2016 года сократился по сравнению с прошлым годом всего на 2 процента до 95 754 тонн. Так что рост внутреннего потребления морепродуктов в КНР происходит совсем не за счет продукции из нашего минтая.

Вообще, производство и экспорт продукции водного промысла является одной из неплохих статей доходов Китая, входя в число немногих направлений сельскохозяйственной внешней торговли, имеющих положительный баланс. За первые пять месяцев этого года Китай импортировал продукции водного промысла на 3,59 млрд долларов, а экспортировал – на 7,99 млрд долларов. То есть, эта сфера принесла Китаю порядка 4,4 млрд долларов дохода, в том числе и за счет переработки российского сырья.

– Один из ваших аналитических материалов посвящен развитию торгово-логистических центров и центров по переработке рыбы в КНР. Следите ли вы за аналогичными процессами в России?

– Разумеется, мы отслеживаем происходящие в России процессы и недавно подготовили на эту тему отдельный материал «Рыбный кластер между прошлым и будущим», опубликованный в приложении к издаваемому нами бюллетеню «Международное рыбное обозрение». Как известно, в конце января 2016 года Росрыболовство представило совершенно новую концепцию проекта рыбного кластера на Дальнем Востоке. Так, предложено создать в Приморье, на Камчатке и Сахалине четыре специализированных кластерных дивизиона.

Сахалин, Курильские острова и Камчатку планируется использовать в первую очередь как базу добычи и переработки водных биоресурсов, при этом Сахалин должен специализироваться в основном на добыче и переработке лососевых. На Курилах, по мнению разработчиков, целесообразно делать упор на переработке свежевыловленной рыбы, прежде всего минтая, а также скумбрии и сардины-иваси. Камчатка, в свою очередь, помимо базы добычи и переработки должна стать также транзитным пунктом, обеспечивающим перевалку рыбной продукции для ее отправки в европейскую часть по Северному морскому пути. Учитывая ограниченный период навигации по Севморпути и дороговизну доставки, основным транспортным хабом, обеспечивающим доставку дальневосточной рыбы в центральные и западные регионы России, по-прежнему остается приморская столица – Владивосток.

Собственно, роль Приморья в новой кластерной концепции превосходит другие выделенные регионы. Достаточно отметить, что здесь запланировано реализовать сразу пять проектов, главным из которых является создание оптово-распределительного центра «Владивосток», на базе которого также предполагается создать один из ведущих в Азиатско-Тихоокеанском регионе центров аукционной торговли рыбой и морепродуктами. Примечательно, что ввести оптово-распределительный центр в эксплуатацию рассчитывают не позднее 2017 года. Также запланировано построить во Владивостоке флагманский завод по выпуску филе минтая, в том числе индивидуальной штучной заморозки, предприятие по выпуску замороженных полуфабрикатов, многоцелевой рыбоперерабатывающий комплекс для малых предприятий. Предполагается также создать на базе ДВФУ «рыбное Сколково» – инновационно-научный парк с бизнес-инкубатором и венчурным фондом размером 1 млрд рублей.

По предварительным расчетам Росрыболовства, объем инвестиций в проект должен составить 17 млрд рублей, обеспечив вклад в ВВП в размере 4 млрд рублей, налоговые поступления в объеме 1,6 млрд рублей в год и создание 1 300 рабочих мест.

– То есть, наши проекты ничем не уступают иностранным, в частности китайским, и позволяют с оптимизмом смотреть на перспективы развития отрасли?

– Действительно, выглядят эти планы весьма впечатляюще и должны вселять уверенность в «светлое будущее» рыбной отрасли как Приморского края, так и всего Дальнего Востока. Однако, как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. На самом деле окончательного решения, где конкретно будут размещаться объекты кластера, какими будут источники финансирования и сколько же в конечном итоге потребуется средств, до сих пор нет.

Разумеется, если бы все это создавалось на государственные деньги, вопросов бы не возникало, однако наш бюджет не в состоянии осилить такую ношу. Поэтому ставка сделана на привлечение частных инвестиций, но бизнес особо не торопится, даже невзирая на обещанные в рамках свободного порта Владивосток налоговые льготы и преференции.

Примечательно, что в новой концепции кластера нет и упоминания о бухте Суходол, которую в свое время краевые власти называли площадкой будущего «рыбоперерабатывающего комплекса». По сути, прежняя концепция, разработанная по заказу администрации Приморского края московским филиалом института Номура, которая обошлась бюджету в 28 млн еще «докризисных» рублей, оказалась невостребованной авторами нового проекта, растащившими кластер на несколько регионов.

Впрочем, главным является даже не это. Прежде всего, надо четко понимать, что главной целью создания рыбного кластера является изменение сложившейся за последние два десятилетия системы, при которой российские рыбаки экспортируют сырье, из которого в КНР и других соседних странах делают продукцию с высокой добавленной стоимостью и экспортируют ее в другие страны, в том числе и в Россию.

То есть, мы должны создать систему, при которой сможем обеспечить почти полное импортозамещение и отказаться от экспорта сырья в пользу экспорта продукции с высокой степенью переработки и, соответственно, высокой добавленной стоимостью, с одновременным развитием новых механизмов торговли морскими биоресурсами, обеспечивающих прозрачность потоков, контроль за их качеством и одновременно процессами ценообразования на внутреннем рынке.

Но даже определение целей, задач и регионов для создания элементов будущего кластера еще не означает, что можно приступать к работе. Сначала необходимо определить, какую продукцию надо выпускать и для кого – с учетом современных реалий и на перспективу, будет ли эта продукция конкурентоспособной на внешнем и внутреннем рынках, а также что надо сделать для повышения конкурентоспособности.

Например, применительно к минтаю, пользующемуся большим спросом в АТР и ЕС, надо проанализировать условия контрактов на сырье и готовую продукцию, себестоимость переработки в КНР, стоимость рабочей силы, транспортные расходы, тарифы на электроэнергию, а также прочие сборы и платежи. Кроме того, необходимо уделить внимание развитию рыночной конъюнктуры, которая, кстати, показывает наличие спроса на рынке не только на филе минтая, но и на качественный сурими, практически не производимый отечественными рыбопромышленниками. Да и с филе все не так однозначно, как может показаться на первый взгляд, поскольку разные виды (в зависимости от разделки, заморозки и упаковки) пользуются разным спросом на разных рынках.

Когда станет ясно, что и в каком объеме (с учетом перспективы) целесообразно производить, хранить и перевозить, можно определить, какие для этого потребуются производственные мощности, кадры, энергоресурсы и тому подобное, надо выбирать подходящую для этого площадку, соответствующую всем условиям, в том числе и экологическим. Кроме того, необходимо учесть и уже имеющиеся возможности – холодильники, перерабатывающие мощности, транспортные коммуникации и тому подобное, которые могут и должны быть встроены в создаваемый кластер. И уже на этой базе должны формироваться инвестиционные предложения для заинтересованных компаний.

Это, собственно, схематичное описание условий, необходимых для начала реализации проекта по созданию приморского дивизиона рыбного кластера. К сожалению, из представленных проектов не вполне ясно, насколько все эти условия учтены, что стало одной из причин, обусловивших низкую активность частных российских инвесторов. Есть, конечно, и другие причины. Прежде всего, надо понимать, что до тех пор пока экспорт сырья будет выгоднее, чем его поставка на российский берег для переработки, рыбопромышленники будут пытаться работать по-прежнему.

– Несколько лет Росрыболовство и ФАС вели борьбу против иностранного влияния на российский минтаевый промысел (в первую очередь речь шла о китайском холдинге Pacific Andes) . В итоге доля Pacific Andes в нашем рыбном бизнесе перешла к отечественным холдингам (если верить заявлениям ФАР и ФАС). Pacific Andes подал на банкротство. Как эти события отразились на рынке? Стало ли меньше поставок российского минтая-сырца в Китай? Выросла ли на него цена? Вырос ли уровень переработки минтая в готовую продукцию на отечественных предприятиях?

– На самом деле ситуация с поставками российского минтая в Китай не особо сильно изменилась после завершения расследования ФАС и заявленного ухода Pacific Andes с российского рынка. Китайский холдинг продолжил закупать российскую рыбопродукцию через посредников. Так, в 2014–2015 гг. поставки в адрес Qingdao Pacific Andes International Trading Co. LTD и Pacific Andes Food LTD шли через такие компании, как Ocean Trawlers Hong Kong LTD, Yokohama Trading Corporation, LTD, Europa Co. Limited, Korea Trading & Industries Co., LTD. Указанные компании заключали с российскими рыбодобывающими организациями контракты на поставки минтая от своего имени, но получателями продукции выступали дочерние компании Pacific Andes.

Более того, некоторые российские компании в прошлом году вернули Pacific Andes часть ранее полученных по долгосрочным договорам средств. Остаток средств должен был быть возвращен в марте этого года, но, судя по некоторым сообщениям СМИ, с возвратом возникли какие-то проблемы.

Что касается влияния расследования ФАС на деятельность Pacific Andes и ситуацию на глобальном минтаевом рынке, то, безусловно, оно есть, хотя и переоценивать масштабы этого влияния не следует. Проблемы Pacific Andes не связаны исключительно с уходом с российского рынка, они гораздо более масштабны.

Да, действительно, рыбоперерабатывающая отрасль КНР, ориентировавшаяся на выпуск блочного филе минтая двойной заморозки, столкнулась с проблемами, но не только и не столько из-за вынужденного изменения Pacific Andes схемы работы с российскими поставщиками, сколько вследствие проблем на рынках сбыта, прежде всего в ЕС, и сокращения доступа к кредитным ресурсам внутри страны. Ослабление европейского спроса, вызванное экономическими проблемами ЕС, привело к соответствующему замедлению темпов производства китайских переработчиков и обусловило снижение закупочных цен на российское сырье.

Вполне вероятно, впрочем, что представители КНР чрезмерно раздувают масштабы проблемы снижения спроса, оказывая тем самым давление на российских поставщиков, чтобы добиться снижения цены.

Стоит, в частности, обратить внимание на то, что при снижении средней цены на импортируемого из России минтая-сырца на 14 процентов в период с января по май этого года до уровня ниже 1 050 долларов за тонну, средняя цена китайского экспорта филе минтая снизилась всего на 8 процентов до 2 650 долларов за тонну, обеспечивая китайским переработчикам хорошую норму прибыли и позволяя в случае необходимости (то есть увеличения спроса в ЕС и США) довольно оперативно восстановить масштабные закупки сырья в РФ.

Таким образом, совпали сразу два фактора – снижение китайского спроса на российского минтая и настоятельные призывы властей РФ к отечественным рыбопромышленникам увеличить масштаб поставок рыбы на внутренний рынок. В результате можно видеть сокращение экспорта рыбы-сырца и рост внутреннего производства. При этом выпуск филе растет в процентном отношении весьма значительно, хотя в натуральном выражении он все еще довольно невелик. Однако это не дает оснований говорить о том, что нам удалось переломить ситуацию и перейти к развитию собственной рыбопереработки и выпуску продукции с высокой добавленной стоимостью, поскольку объемы производства такой продукции остаются незначительными по сравнению с объемами экспорта замороженной рыбы.

– Когда в 2000-х допустимый улов охотоморского минтая пошел на спад, на наших судах резко выросло производство наиболее дорогой минтаевой продукции – икры. Это произошло за счет сверхнормативной добычи и сортировки улова, когда на борту оставляли только икряную рыбу. В 2007-м в правила рыболовства была внесена норма выхода икры минтая. Эта мера помогла сдержать производство икры в определенных рамках, но она имеет обратную сторону. Н екоторые компании стали получать в пределах разрешенного объема продукцию только высшего сорта , что опять же может достигаться за счет вылова сверх квот и сортировк и улова. По вашим оценкам, увеличились ли за последние годы поставки за границу из России минтаевой икры более дорогих сортов ?

– Вы затронули проблему, важность которой трудно недооценить. Система оценки вылова по выпуску продукции (неважно, сколько вытащено на борт судна, – учета нет), когда вылов оценивается обратным пересчетом от находящейся в трюме продукции, позволяет всем судам, ведущим промысел, бесконтрольно выбрасывать за борт каждый год сотни тысяч тонн минтая. Это прежде всего молодь, так называемый ННН-прилов, то есть невостребованный, неразрешенный и неучтенный. Все это происходит потому, что многие рыбопромышленники ориентированы не столько на саму рыбу, сколько на икру. Действующая система оценки вылова в условиях прямой и весьма значительной зависимости стоимости икры минтая от ее сорта позволяет отбирать высшие сорта икры и определяет огромный объем ННН-промысла.

По очень осторожным оценкам, в настоящее время уровень неучтенного перелова за счет выброса молоди, а также давленного и некондиционного сырья составляет в Дальневосточном бассейне 20–38% от фактического вылова. По данным ТИНРО, в целом по бассейну эта величина дотягивает до 30%. Это то, что выбрасывается за борт до переработки. Если же оценивать общий уровень незаконного перелова, то нужно принимать во внимание и вторую составляющую неучтенного вылова, которая возникает из сырья, уже направленного на переработку в цех. Эта составляющая достигает сегодня на некоторых массовых промыслах 50–60% за счет перерасхода сырья в процессе производства, особенно значительного при выпуске филе и ястыковой икры минтая.

Введение по инициативе Ассоциации добытчиков минтая норматива выхода икры на промысле минтая в 4,5% хотя и отличается от прежних явно завышенных норм, но все же создает базу для переловов, то есть, незаконного промысла, поскольку биологически количество икры у минтая каждый год разное и, например, у американцев это колебание достигает 100%. С одной стороны, новая норма вроде бы уменьшила составляющую перелова, если сравнивать с нормативом в 12%, который в свое время успешно «обосновала» наука. Но говорить о значительном снижении переловов не приходится, поскольку рыбаки увеличили выпуск высших сортов икры в пределах этих 4,5% за счет выброса несортовой икры, что, в частности, отмечают японские импортеры.

– По моей информации, в 2016 году сильно упала цена на икру минтая из России, хотя производство этого продукта уменьшилось в сравнении с 2015-м. Так ли это? Если да, как это объяснить? Возможно, это ценовой сговор?

– На самом деле, если посмотреть на результаты серии аукционов в Пусане, в этом году снижения цен на икру минтая не произошло. Напротив, по сравнению с прошлым годом цены выросли, что вполне естественно в условиях снижения объемов производства в США на 30%, а в России – на 20–22%. Если и можно говорить о снижении аукционных цен, то лишь в сравнении итогов разных торгов этого года.

Так, на прошедших 26–27 апреля в Пусане торгах основной объем крупной российской икры минтая был продан по цене менее 8,5 доллара за килограмм, а некоторые партии даже дешевле 8 долларов за килограмм. Средний диапазон цен на икру высокого качества составил 8–8,5 доллара за килограмм. Это ниже уровня предыдущего аукциона, на котором зрелая икра в крупных ястыках торговалась на уровне от 8,5–9,5 доллара за килограмм, однако выше прошлогоднего среднего уровня для этого периода 7,5 доллара за килограмм.

Применительно к этим торгам действительно было отмечено снижение цен: их нижняя планка составила около 6,5 доллара за килограмм, тогда как верхняя не дошла до 9 долларов за килограмм. Причиной снижения стало то, что основной спрос среди покупателей был на икру мелкого размера, предназначенную для выпуска недорогой готовой продукции для массового потребления («икра в пакетиках»), тогда как большая часть предложения, как и на предыдущем аукционе, была представлена икрой в средних и крупных ястыках, зрелость которой уже была выше оптимального уровня.

Вместе с тем продажа икры минтая идет не только через аукционы. Если посмотреть на общие результаты продажи за первые пять месяцев текущего года, можно увидеть, что цены на российскую икру минтая изменялись разнонаправленно, в зависимости от рынка и качества продукции. Так, средняя цена японского импорта российской икры минтая (как правило, это икра высших сортов) выросла по сравнению с аналогичным периодом прошлого года примерно на 10,5%, составив порядка 740 иен за килограмм. Средняя цена китайского импорта икры минтая российского производства за период с января по май 2016 года, в свою очередь, снизилась на 5% до 5,87 долларов за килограмм, но объем китайских закупок невелик и в этот период даже не дотянул до 1 тысячи тонн.

Что же касается поставок российской икры минтая в Южную Корею, то здесь действительно можно увидеть очень интересную картину. В условиях сокращения производства икры минтая поставки в Республику Корея за первые пять месяцев года выросли по сравнению с аналогичным прошлогодним периодом почти на 60% до 7,43 тысячи тонн. (При этом они почти вдвое ниже объема поставок в Японию, составившего 13,52 тысячи тонн.) Средняя же цена южнокорейского импорта российской икры минтая упала до очень низкого уровня, оказавшись менее 3,5 доллара за килограмм, что на 33 процента ниже прошлогоднего показателя для этого периода.

Следует, однако, отметить, что в случае с поставками в Южную Корею речь идет в основном об икре минтая низких сортов, что обуславливает традиционно низкие цены по сравнению с поставками в Японию.

Есть, правда, и еще один немаловажный фактор, который надо учитывать. Большинство поставок икры минтая мороженой ястычной осуществляются российскими компаниями по агентским договорам или договорам дистрибуции в адрес южнокорейских фирм, которые реализуют эту продукцию в том числе через аукционы. При этом в заключенных договорах указывается, что цена является предварительной, а окончательная определяется в порту выгрузки после подписания акта приема-передачи. Цена в агентских соглашениях обычно вообще не указывается, поскольку продукция поставляется для последующей продажи на аукционе. Соответственно, стоимость поставок на момент их осуществления не может быть достоверно указана в таможенной декларации, поскольку неизвестна. Таким образом, создаются благоприятные условия для заявления на таможне заведомо заниженной стоимости и, как следствие, недоначисления таможенных платежей. В результате возникает возможность сокрытия части полученных доходов от налогообложения и вывода неучтенных средств за границу.

– Есть ли механизмы борьбы с такими схемами и насколько они эффективны?

– Надо признать, что бороться с занижением экспортных цен, как и с использованием офшорных фирм при поставках рыбной продукции за рубеж, довольно сложно. Российские таможенные органы оценивают достоверность цен, соотнося их со средним уровнем цен по региону, то есть, сравнивая указанные в контракте цены с ценами, указанными в таможенных декларациях других российских экспортеров на таможнях Дальнего Востока. Между тем в условиях высокой консолидации дальневосточной рыбодобывающей отрасли (основной объем квот на вылов минтая, например, принадлежит нескольким крупным группам) уровень показываемых ими для таможенных органов цен примерно сопоставим. Если же таможенные органы пытаются возражать, учитывая, что заявленная цена отличается от известных ей цен китайского, японского или корейского импорта, и донасчитывают таможенную пошлину исходя из иного уровня цен, арбитражные суды в конечном итоге встают на сторону экспортеров, поскольку определяющим фактором, согласно инструкции, является уровень цен на российском Дальнем Востоке. Поэтому было бы целесообразно изменить подход к определению нашей таможенной службой уровней рисков. В целом было бы хорошо перейти к продаже икры минтая, а затем и других морепродуктов не через иностранные аукционы, а через российские.

– Я никогда не слышал упреков в адрес российской лесной промышленности в том, что она экспортирует лес в виде сырья, а не в виде мебели. Нефтяников тоже не винят в том, что они гонят за границу сырье, а не готовую продукцию в виде бензина или мазута. И только рыбаки «виноваты» в том, что сделали ставку на экспорт сырья. На ваш взгляд, справедливы ли такие укоры в адрес рыбных компаний? Имеет ли смысл бороться с экспортом сырья, ведь неизвестно, будет ли спрос на международном рынке на готовую продукцию из России?

– В действительности с экспортом леса-кругляка у нас начали бороться довольно давно и добились в этом определенных успехов. Конечно, мы не перешли к поставкам мебели, но серьезно увеличили продажи пиломатериалов вместо кругляка. Что касается нефтепродуктов, то, как показывает статистика, у нас довольно эффективно развивается их производство и экспорт (в частности, мазута). На этом рынке ситуацию определяет государство, которое за счет изменения пошлин пытается регулировать масштаб переработки и экспорта, чтобы соблюсти баланс между потребностями внутреннего и внешнего рынков.

Экспорт же рыбы-сырца до последнего времени никак не регулировался, в том смысле, что не было, по сути, никаких механизмов, которые стимулировали бы развитие рыбопереработки в России. В результате за долгие годы в нашей рыбной отрасли сложилась парадоксальная ситуация: мы много добываем, но экспортируем сырье, а импортируем изготовленную из него продукцию. Этим мы мощно простимулировали развитие рыбоперерабатывающей отрасли КНР и рыбных аукционов в Южной Корее.

На самом деле сейчас важно не столько то, что мы продаем, сколько то, куда направляются полученные средства. Если они будут идти на создание промышленной базы рыбопереработки на Дальнем Востоке, мы постепенно перейдем к производству готовой продукции с высокой добавленной стоимостью и будем поставлять ее на внутренний и на внешний рынок, в том числе и в Китай.

Кирилл МАРЕНИН