Петропавловск – город у океанаВ этом году нашему городу исполняется 270 лет. Много славных и не очень событий произошло за это время в жизни Петропавловска. Причём если достойные страницы в его историографии были описаны и переописаны много раз, то вот обратной стороны медали — что после каждого очередного всплеска интереса к камчатской столице со стороны державного центра город неизбежно и закономерно погружался в пучину застоя и забвения — не касался почти никто. И почти никто, кроме нас (там же) не попытался задать вопрос (и ответить на него): а почему это происходит? Хотя от ответа на этот вопрос зависит само будущее нашего города. |
В попытке наметить подходы к отысканию ответа и предпринимается данное исследование, в котором перипетии становления и развития Петропавловска соотносятся с местом и днём его зарождения.
Итак, о месте основания Петропавловска. Всем известно, что город наш, стоящий на берегах одной из самых лучших бухт мира, целиком и полностью обязан своим происхождением океану. Но далеко не все знают, что и к самой Авачинской губе её первооткрыватели подошли от океанского берега. И вот как это произошло.
В конце августа 1703 г. первый камчатский приказчик Тимофей Кобелев отправил из Верхне-Камчатского острога отряд из 22 казаков под предводительством Родиона Преснецова в поход на «Бобровое море» (так тогда называлась акватория Кроноцкого залива, расположенного между Кроноцким и Шипунским полуостровами) для сбора ясака и проведывания пути к юго-восточной оконечности полуострова (Б.П. Полевой. Кем и когда была открыта Авачинская губа).
В начале сентября отряд, следуя по речным долинам Кавычи (Повычи), Жупановой (Шопхад) и Семячика («Шемеча» или «первой» реки) вышел к океану. А в самом конце сентября или начале октября казаки, преодолев по пути устья пяти крупных рек, подошли к «шестой» реке – Халактырка (Налахтырь). Откуда, не выходя на берега самой Авачинской губы, напрямик проследовали к «седьмой» реке, – к Аваче.
Переправившись через Авачу возле ительменского острожка Кыттынан, некогда располагавшегося ниже современного города Елизово, казаки сперва вышли к рекам Паратунка (ныне – Тихая), Купха (ныне – Паратунка), а затем к бухте Тарья (ныне – Крашенинникова), расположенной на северной стороне Авачинской губы, обогнув, таким образом, губу с северо-запада, запада и юга. Оттуда отряд вдоль океанского берега прошёл до «дву на десятой» (Большой Саранной) реки, вернулся тем же путём назад к бухте Тарья и к реке Авача и по её долине и долине её притока реке Корякская (Коонам) перешёл в долину реки Большаяй (ныне – Плотникова). А затем по тропам, пролегающим по долинам рек бассейна этой реки, казаки вышли на западное побережье полуострова, достигли, следуя по нему, реки Паужетка, вышли по ней к Курильскому озеру и, повернув назад, по долинам Большой, Быстрой и Камчатки вернулись в Верхне-Камчатск.
Таким образом, спустя всего несколько лет после похода В. Атласова (1697–1699 гг.), Россия окончательно вышла на берега Тихого океана. В том смысле окончательно, что плавания отрядов И.Ю. Москвитина (1639 г.), В.Д. Пояркова (1645 г.), С.И. Дежнёва (1648 г.), М.В. Стадухина (1651–1652 гг.) и И.М. Рубца (1661–1662 гг.) по Охотскому и Берингову морям так и не привели к подлинному освоению морских просторов Дальнего Востока. И лишь открытие Авачинской губы дало России реальный шанс закрепить за собою северную часть Тихого океана. Хотя понадобилось ещё целых 37 лет до того, чтобы эта бухта действительно стала базой военно-морского флота России. Но это уже ничего не меняло по своей сути, так как дело оставалось за конкретными действиями, почва для которых была подготовлена походом казаков отряда Р. Преснецова.
Что же касается освоения самой бухты, то по-настоящему первый практический интерес к ней возник лишь в связи с организацией Второй Камчатской экспедиции под руководством В.Й. Беринга. И объяснялся этот интерес тем, что на всём известном тогда морском побережье восточной окраины России не имелось иных бухт, в которых корабли экспедиции могли бы безопасно провести зимовку.
В силу этого интереса 29 сентября 1739 г. из Охотска, в котором, по мнению Беринга, «в зимнее время для отстоя судов безопасных мест не было» (Рапорт В.Й. Беринга в Сенат об описании берегов Камчатки штурманами И.Ф. Елагиным и В.А. Хметевским и начале строительства Петропавловского порта в Авачинской бухте ), на Камчатку был отправлен бот «Святой Гавриил» под командованием штурмана Ивана Елагина:
«… и велено ему от Большей реки по прибытии на Большую реку, ежели свободного к тому времени ему не останетца, отправить штюрмана Василья Хметевского в Нижней Камчатской острог для вымеривания по вскрытии льда устья реки Камчатки, а ему, Елагину, в зимнее время по берегу от Большой реки до Авачинской губы берег описать и, ежели, явятца против берегу лежащия острова, те положить на карту.
А в 1740 г. весною велено ему ж, Елагину, следовать на Камчатку на боту от реки Большой круг южного камчатского Угла до Авачинской губы и ту губу вымерить в какой глубине стоит, и чтобы при той губе построены были для житья служителям жилыя покои и для клажи провианта и материалов магазейны».
Во исполнение этого поручения после зимовки в Большерецке бот «Святой Гавриил» под водительством И.Ф. Елагина отправился «… от Большей реки на боту маия 16 дня того же 740 году к Овачинской губе и прибыл в тое губу июня 10-го числа благополучно». И сразу же после разгрузки судна экипаж и завезённые из окрестных селений мастеровые приступили к возведению необходимых построек на берегу выбранной И.Ф. Елагиным ещё зимой «Ниакиной» («Ниякиной») гавани. А спустя три месяца И.Ф. Елагин отослал В. Берингу рапорт, в котором сообщал: «При которой губе построено камчатскими служилыми и ясашными иноземцами жилых покоев в одной связе пять, да казарм три, да три ж анбара в два апартамента. Також и в означенной губе глубину воды вымерел».
Так волею новой российской столицы, основанной, кстати, в том же 1703 году, когда была открыта Авачинская губа, на берегу Тихого океана возникла новая военно-морская база России. Откуда оба пакетбота Второй Камчатской экспедиции следующим летом отправились к западным берегам Северной Америки и Аляски.
Такова, если вкратце, история образования нашего города. Много славных (плавание пакетботов «Св. Пётра» и «Св. Павла» к западным берегам Северной Америки и Аляски в 1741 году, оборона от нападения англо-французской эскадры в 1854 году, освобождение северных островов Курильской гряды в 1945 году) и не очень славных (продажа Аляски в 1867 г., например) событий произошло после этого в жизни Петропавловска. Однако при всём при этом почти не обращает на себя внимания неопределённость с днём основания Петропавловска. Хотя, как представляется, именно в этой неопределённости, как в зародыше, и сформировались все те исторические «гены», которые в последующем вызывали необоснованные взлёты и закономерные падения нашего города.
Суть дела тут заключается в том, что официальный – 6(17) октября 1740 года – день рождения города был установлен по дате захода в Авачинскую губу пакетботов «Св. Петра» и «Св. Павла». В связи с чем в истории образования Петропавловска возникли сразу две неурядицы.
Во-первых, при определении этой даты не была принята во внимание разница в морском и гражданском исчислении суток (В.Е. Быкасов. Потерянный юбилей). И действительно, в официальном рапорте В. Беринга Сенату датой захода пакетботов в бухту было названо 6(17) октября 1740 года (Рапорт В.Й. Беринга в Сенат об описании берегов Камчатки штурманами И. Ф. Елагиным и В. А. Хметевским и начале строительства Петропавловского порта в Авачинской бухте). Об этой же – 6 октября 1740 г. – дате говорил и Свен Ваксель (С. Ваксель. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга). И о ней же сообщали в Адмиралтейств-коллегию в начале 1741 года в своём совместном рапорте В. Беринг, А. Чириков, И. Чихачёв, М. Плаутин, С. Ваксель и С. Хитрово.
Но, как известно, морские сутки ровно на 12 часов отставали от гражданских. И это означает, что пакетботы вошли в Авачинскую губу до 12 часов дня, когда по морскому исчислению было ещё 6 октября, а по гражданскому времени уже наступило 7 октября.
О том, что всё было именно так, со всей определённостью можно судить по письму В. Беринга к вице-канцлеру А. Остерману, которому он, как человеку сугубо штатскому, сообщал, что «7-го октября в морскую заливу Авачу, слава богу, щастливо прибыли» (Письмо В. Беринга А. Остерману).
Об этой же ситуации упоминал и А. Чириков, который, будучи в морском деле ещё даже более, пожалуй, щепетильным, чем В. Беринг, в своём приватном (неофициальном) письме к адмиралу Головину писал: «… а в здешнею гавань прибыли мы, премилостивый государь, на пакетботах октября 7 числа» (Письмо А. Чирикова графу Н. Головину).
То есть, как можно видеть, и В. Беринг, и А. Чириков, и прочие морские офицеры, которые в своих служебных рапортах, отсылаемых непосредственному морскому начальству, говорили о 6-ом октября, а в своих частных письмах – о 7-ом октября, об этой разнице в исчислении суток знали. Чего никак не скажешь о тех людях, которые, выбирая (назначая?) дату основания города, не учли, что у этого – заход пакетботов в Авачинскую бухту – события, волей обстоятельств оказалось сразу две, причём одинаково верные, даты случившегося. Вернее, они не учли ни того, что во времена Беринга и Чирикова весь мир, кроме моряков, жил по гражданскому времени; ни того, что несколько позднее морское исчисление суток было упразднено и на флоте. А ведь с учётом этих обстоятельств официальный «День города» должен был бы привязан к гражданскому времени – то есть к 7 (18) октября 1740 года.
Продолжение следует.