ДАЛЬРЫБА В СУДЬБАХ РЫБАКОВ

В 1939 году умер отец. Всю войну вплоть до 1945 года Олег с сестрой, можно сказать, побирались по людям, потому что мать не могла прокормить троих детей. Младшая сестра заболела, ее положили во владивостокскую больницу. Мать устроилась неподалеку посудомойщицей. Все равно было тяжело. Благо, он прочитал в газете, что набираются юнги в Главвостокрыбпром. Добрые люди посоветовали идти на улицу Верхнепортовую, 18 к товарищу Когану. Тот при виде двенадцатилетнего мальчика очень маленького роста покачал головой, но дал направление на китобойную базу «Алеут». Старпом посмотрел бумаги, пожаловался стоявшему рядом моряку, что наверху совсем сошли с ума, ну как ему быть в море с детским садом. Вздохнул, и сказал, обращаясь к просителю:
- У нас все юнги есть, иди назад.
Вернулся на Верхнепортовую, товарищ Коган переписал направление на плавзавод «Чернышевск», который только что вернулся из переоборудования из Америки. Новую команду еще не набирали, он стоял на Чуркинской переправе, выгружался. Капитан провел новоиспеченного юнгу в столовую. Там налил вкуснейший кофе с молоком, огромными ломтями нарезал белый, пышный хлеб из американской муки и выслушал нехитрую его историю. Потом показал кубрик, кивнул на одну из коек: здесь будешь спать, а сейчас иди, попрощайся с родными, я тебя беру.
Олег приказал сестре не сознаваться семь дней матери о том, где он есть. На «Чернышевск» пришел в конце мая, а где-то в середине июня мать Галина Демьяновна нашла своего сына. Правда, ее на борт не пустили, оставили на мотоботе, он спустился к ней сам. Мама, рассказывал Олег Григорьевич, просила меня вернуться домой, я сказал – нет, я здесь кофе с молоком пью и с белым хлебом, работать буду, поэтому никуда не пойду. Она поплакала и поехала домой.
19 июня вышли в море, взяли курс на север. На плавбазе были установлены 6 скорострельных 20 мм зенитных «Эрликонов», орудие на корме. Во время перехода шлюпки привели в боевое положение – вывалили, команду расписали по боевым постам. Так было принято в те годы. Не к войне готовились, шли в район Татарского пролива за рабочей силой, потому что во Владивостоке промрабочих набрать невозможно, не было людей. Брали в Советской Гавани освобожденных из лагерей, обучали обработке рыбы, и многие из них были рады тяжелой, но хорошо оплачиваемой работе.
Когда прошли Терней, норма хлеба на члена экипажа с 700 граммов увеличилась до килограмма. Обрадовались все. Восторг недавно жившего впроголодь Олега портили мысли об оставшихся на берегу сестрах.
Командовал «Чернышевским» Петр Илларионович Житников. Петр Илларионович был одним из лучших капитан-директоров Кработреста. В 1957 году он станет Героем Социалистического Труда, в 1961 году выведет на путину флагмана краболовов – плавучий крабоконсервный завод «Андрей Захаров». Он сумел увидеть в мальчишке будущего морехода. Где-то в районе Тернея Олег после обеда грелся на солнышке на угольном бункере. Капитан делал обход. При виде спящего остановился, разбудил, задал вопрос:
- Ты чей?
В те годы разрешалось брать с собой семьи. Например, второй помощник Готовский взял в рейс жену и двух сыновей, они жили в отдельной каюте. Петр Илларионович, видимо, подумал, что это сын члена экипажа.
- Ничей, работаю на судне.
- В чьей команде числишься?
Олег пожал плечами. Юнг было 8 человек, всех пацанов разобрали по службам, а его очень уж маленького никто за моряка не признавал. Житников приказал сидеть здесь и ждать. Вскоре прибежала буфетчица: Вишневского к капитану, где Вишневский! Среагировал не сразу, его никто по фамилии не называл. Зашел в каюту, там сидит все начальство – штурмана, начальники служб. Житников говорит: вот к нам прислали на работу соколика, кто возьмет его? Все говорят – у меня есть, у меня есть, у меня тоже есть. Капитан определил Олега к третьему помощнику Анатолию Павловичу Кабакову. Бери-ка ты его, говорит, к себе на вахту и воспитывай. И вот благодаря Житникову он оказался при деле. Научился на руле стоять, медяшку драить, передавать и принимать сигналы на прожекторе и флажками.
Уже началась война с Японией. Некоторые плавзаводы пошли десант высаживать – «Всеволод Сибирцев», «Третий краболов», «Менжинский», а они сначала в Татарском проливе прятались от японцев, потом зашли в Совгавань и возили на рыбокомбинат из национального колхоза Датты, что в устье реки Тумнина, красную рыбу, делали консервы.
Перед концом войны, 1 сентября, пришли за углем в поселок Мгачи, миль 20 от Александровска-Сахалинского. И там узнали о конце войны. 2 сентября юнги целый день перезаряжали обоймы для эрликонов, похожие на большие кастрюли, трассирующими снарядами. В этих «кастрюлях» каждый четвертый снаряд был трассирующий. Вечером сделали салют. В Александровске увидели это дело и сами начали палить. Правда, пушку судовую заело, она выстрелила всего лишь раз. Эрликоны постреляли исправно.
В 1945 году в Находке организовалась школа юнг. На флоте все суда имели на воспитании детей-сирот или из больших семей. А один колхоз, имени Чапаева, усыновил китайского мальчика-беспризорника. Он работал на мотоботе, позже стал старшим механиком. Женился на украинке, у них было пятеро детей.
Воспитанников собрали в школу юнг в Находку на учебу. В ноябре приехал и Вишневский. Таких, как он, собралось 600 человек. Зимой учились, летом на практике были. Одну практику Олег пропустил, потому что их роту решили отправить на физкультурный парад во Владивосток. Все в морях, а они, как какие-то сухопутные, маршировали на плацу. Командиры объясняли: надо пройти по улице Ленинской, впереди малыши, а сзади большие. Юнги никак не могли приспособиться к слитному движению, поэтому гоняли их долго. Для каждого сшили розовые сигнальные флажки, юнги должны были просемафорить на площади «Слава великому Сталину!». Ну, вроде, четким стал шаг. Надели пацаны белые форменки, сели в поезд, залезли на голые полки, поехали. В те времена ходили паровозы, гарь из трубы летит, а окна открытые, пока из Находки доехали до Владивостока, все стали черными. Привезли уже ночью в Главвостокрыбпром, в техническую библиотеку, велели спать. Там хранились огромные книги, чуть не метровые. Бесшабашный народ порвал эти громадные книги и подстелил их под себя. Наступило утро, надо на парад. Пришел какой-то дядя из распорядителей, глянул на них, замурзанных 12, 13-летних мальцов, на их «парадную» форму и закричал, чтобы катились обратно в свою Находку. А в эти дни у мыса Астафьева взорвался пароход «Дальстрой», он был гружен взрывчаткой, как потом говорили, подожгли враги народа. «Дальстрой» разлетелся на куски, якорь нашли на сопке. Паника была в Находке, не до юнг. Этот дядя куда-то ходил, его долго не было. Потом пришел и говорит:
- Езжайте ребятки по домам, погостите. А уже к сентябрю приезжайте в свою школу.
Так прошла практика 1946 года. В 1947-м проходил практику в Тафуине, ныне Южноморском, у капитана Василия Михайловича Паршина на малом черноморском сейнере N 87. Следующий год стажировался на ПТС-9 у капитана Максимова. В 1948 году окончил школу юнг со свидетельством судоводителя маломерных судов до 20 регистровых тонн. Тогда таких суденышек было полно, флот такой был, маломерный. Вишневский еще пацан, ему всего 16 лет. Специальность имеется, а кто доверит такому юному судно? Даже диплом не дали, потому что нет еще законных 19 лет, вручили бумажку в клеточку из ученической тетради. А экзамены сдал на «хорошо».
Обидно, но ничего, жить можно. Когда по берегам приморским высаживались, ему понравился поселок Датта. Там река Тумнин, там тайга такая дремучая. Перед выпуском он сам записался, да еще троих друзей сманил: пацаны, вот где жизнь-то настоящая, рыбалка, охота, будем жить, как герои Джека Лондона. Но в Датту назначили его да еще одного парня, чья мать ехала туда работать учительницей. Друзей расписали в Советскую Гавань.
Приехал на побывку во Владивосток домой. Мать, как четыре года назад, в слезы, давай отговаривать – куда ты, сынок, так далеко. Отчим тоже не отстает. Он был мастер на все руки, печки клал, дома строил. Поставил дом капитану шхуны «Стаханов», она возила товары по приморскому побережью от кооператива рыбацкого. Капитан за это взял его к себе боцманом.
На другой день встретился с теми ребятами, которых распределили в Совгавань, они остановились в Доме колхозника. Пожаловались друг другу о том, что не удалось начать взрослую жизнь, как хотелось, и решили податься в Китотрест матросами. Когда пришли в отдел кадров Китотреста, взяли только Володю Запинкова и Леву Горячего. Вишневский и третий товарищ ростиком небольшие, а там надо матросам лини таскать в руку толщиной.
Лев Васильевич, он умер лет десять назад, будет дублером у Олейникова на «Советской России», они с Вишневским встретятся в Антарктиде. Л. Горячий впоследствии станет капитан-наставником в Дальморепродукте.
Вишневский пошел в Кработрест, и его направили на плавзавод «Второй краболов». Кстати, во Владивостокском морском колледже на Второй речке есть стенд со снимками «Второго краболова» и «Чернышевского», а рядом фото Петра Житникова в 40-летнем возрасте. Олег Григорьевич все хочет съездить и сделать копии для себя. Итак, попал он на «Второй краболов». Капитан-директором был Быковский, старпомом ходил будущий капитан-директор плавзаводов ДМП Страхов, кажется, Готовский вторым помощником был. Готовского он знал по работе на «Чернышевском».
«Второй краболов» ушел в рейс под Новый год в Малую Кему за лесом. Его назначили палубным учеником, не матросом, потому что 16 лет хоть и исполнилось, но слишком маленьким был ростом, это как-то настораживало начальство. Но обещали, что будет ходить на мотоботе, когда на путину пойдут. Сходили в Малую Кему, вернулись, еле-еле хватило угля дойти до Диомида. И тут опять его мама вздернулась. Заставила отчима сдержать данное им слово. На шхуне «Стаханов» нужен был второй помощник, и отчим поговорил с капитаном на эту тему. Мама уже сходила в отдел кадров, попросила, чтобы сына списали. Он даже плакал, так не хотелось уходить. Но списали. Пришел капитан шхуны. Сел, поговорил с Олегом и сделал такой вывод:
- Знаешь что, парень, если я возьму тебя вторым помощником, а вожу я на миллионы рублей товаров, то мне за тебя придется работать. Если не буду, то первый же продавец в любом поселке обманет, и я тебя привезу только в тюрьму. Поэтому давай устрою на катер к другу своему матросом, лето поработаешь, а там посмотрим.
Салжин отвел Олега на Первую речку на тот катер. Он как раз собирался работать в бухте Сидими. Судно было построено по типу американского морского охотника на Сосновской судоверфи под Казанью, имело буксирный гак и применялось для подсобных работ. Капитаны выпили, его приняли, все хорошо, лето он там матросом проработал. Бегали по бухтам, занимались хозяйственными делами. Трудолюбие и настойчивость новичка в освоении морского дела пришлись капитану по душе. Катерок хрупкий, из дощечек, на зимовку его подняли в Зарубино на слип, назначили Вишневского боцманом, дали двух таких же матросиков юных, как он, и сказали – зимуйте ребятки.
Зимовали тяжело. В Сидими за получкой не сходишь, кругом волков развелось немерено, сожрут и косточек не оставят. Пришлось питаться один раз в день. Дров нет, за войну местные жители все окрестности повырубили. Топили печурку на камбузе обрезками канатов, которые макали в соляр. Противопожарная безопасность нарушалась, но судно не спалили. Весной боцман Вишневский доложил капитану о том, что вверенный ему катер к выходу и работе в море готов. За это он получил должность старшего помощника.

Юрий Григорьев