Евгений Наздратенко: «Это было чисто политическое действие»

- Я выполняю свое обещание, данное журналистам отраслевой газеты «Рыбак Приморья», поговорить с земляками об одной из самых важных и значимых в экономике страны отрасли. И хочу начать, на мой взгляд, с самой важной темы, темы человеческих взаимоотношений и человеческих судеб.
Я бы хотел не когда-нибудь потом, спустя много лет, а именно сейчас вернуть честному человеку честное имя. Я не суд, не прокурор, но я всегда знал, что дело, предъявленное Юрию Ивановичу Москальцову, шито белыми нитками, всегда знал, что это один из самых знающих и порядочных людей в отрасли.
Хорошо ли, плохо ли мы вместе работали в Государственном комитете по рыболовству – только нам судить, это наши рабочие взаимоотношения. Но то, что произошло с ним – вопиющая несправедливость. Это не борьба с коррупцией, это скорее чисто политическое действие.
События развивались следующим образом. Февраль 2003 года. Я ушел в отпуск и узнал о том, что отстранен от обязанностей председателя Комитета уже приземлившись в аэропорту другого государства. Сын позвонил и спрашивает: Ты в курсе дела? И дословно мне зачитывает текст с пресс-конференции, которую проводит премьер-министр Касьянов.
А дальше все идет по нарастающей. Исполняющим обязанности Председателя Комитета назначают не первого заместителя, хотя он находится в своем кабинете, а Юрия Ивановича Москальцова. Он позвонил мне примерно через шесть часов и сказал: Евгений Иванович, меня заставляют подписать то распоряжение, которое вы не подписали.
О чем идет речь? В чем заключается роль председателя Комитета по рыболовству в данном случае? Все рыболовные квоты на сезон распределяет рыбохозяйственный Совет субъекта Федерации. Но в то же время проверка и контроль остаются за Государственным комитетом по рыболовству. Комитет должен сводить и визировать решения региональных Советов, и тогда на основе этого документа выходит постановление правительства. Что получилось? Из 19 субъектов 17 прошли без замечаний. А по двум были вопросы. Мы и направили в эти субъекты наши замечания. Написали, что их распределение не соответствует российскому законодательству. Там старались отстоять свою точку зрения. Шла обычная рутинная переписка с ними по этому поводу. Как-то часов в 8 вечера у меня в кабинете раздался звонок. Бархатный голос поинтересовался, как мои дела, и затем был задан вопрос, как у нас проходит подготовка документов по распределению рыболовецких квот. Я ответил, что по 17 субъектам мы все согласовали, а по двум есть вопросы, мы сейчас дорабатываем. Тут мой собеседник очень настоятельно произнес: Евгений Иванович, надо подписывать!
Но тут нужно понимать, кто подпишет, тот становится ответственным перед законом. Я и сказал, что подписать такой документ не могу. Это явное нарушение российского законодательства. На что мне было сказано – если Вы не подпишите, мы просто Вас отстраним от должности. Я ответил: лучше отстраните, чем сидеть в тюрьме.
Когда мне позвонил Москальцов и сказал, что в правительстве настаивают, чтобы он подписал документ, который я подписывать отказался, я удивился: А почему Вы мне звоните, Юрий Иванович? Ведь на хозяйстве остался первый зам. На что он мне ответил, что поступило распоряжение правительства, по которому именно ему поручено возглавить Комитет на время моего отсутствия. И он спросил моего совета, как же ему поступить? На что я ответил: Вы знаете, что я отказался подписывать документ. Как Вы поступите, решать только Вам. Я бы не стал этого делать.
Надо сказать, что в этот момент у Юрия Ивановича в семье была тяжелейшая ситуация. Его сын перенес очень сложную операцию, уникальную в своем роде, которую ему сделали в институте хирургии имени Вишневского. Теперь она описана как редчайший случай в хирургической практике и даже входит в учебники по хирургии. В тот момент все только произошло. Еще никто не знал, каков будет итог этого врачебного вмешательства, сумеет ли пациент поправиться и вернуться к жизни в полной мере. Это были очень трудные времена для всей семьи Москальцовых. Юрий Иванович дни и ночи проводил возле сына, насколько ему позволяла работа, и, конечно, окружающие прекрасно были обо всем осведомлены. В том числе и в правительстве. И вот при всей этой ситуации его вызвали в правительство и сказали: Документ надо подписать. Наздратенко – это еще Наздратенко, а с тобой мы церемониться не будем. Если не подпишешь к четырем часам, тебя в Комитете не будет. И в общем-то Юрий Иванович не столько испугался угрозы, поскольку он самодостаточный человек, знающий производство и умеющий делать экономику, сколько подчинился прямому указанию премьера и главы канцелярии в правительстве Касьянова, через которого, собственно, и происходили все эти переговоры, – Мерзликину.
Здесь надо просто вспомнить, что весь трудовой путь Юрия Ивановича был связан с советским периодом власти, когда приказы не обсуждали. Вспомним, что все рыбаки носили полувоенную форму, была дисциплина на флотах. А сам Юрий Иванович был руководителем крупнейшего рыбодобывающего объединения не только на Дальнем Востоке, но в целом в Советском государстве. То есть, будучи человеком системы, он не очень понимал, как можно не выполнить решение, принятое на самом верху. Что его банально «подставляют», он не мог себе представить. Не по наивности или недомыслию, а именно потому, что он, прежде всего, государственный человек.
А вот тем людям, которые это делали, было наплевать, что станет с его судьбой, хотя все они понимали, что толкают его на уголовное дело.
Вот и все преступление Юрия Ивановича перед страной – он выполнил требование премьер-министра. Незаконное требование. На основании этой его подписи было заведено уголовное дело, к которому потом подтаскивали за уши все, что могли.
Все это в прессе смаковали. Слухами обрастало. Устроили шумный судебный процесс. Естественно, как только дошло дело до Верховного суда, оно лопнуло и развалилось. Со всех были сняты обвинения, и с директора магаданского НИИ рыбного хозяйства, и с Юрия Ивановича. Но сколько же тяжелых моментов пришлось пережить и семье директора института, и семье Москальцовых!
Поэтому всем, кто это прочтет, я хотел бы сказать: как было имя Москальцова весомым и чистым в кругах профессиональных рыбаков, так и осталось.
Исходя из моего личного опыта работы с Юрием Ивановичем, хочу отметить следующее. Я видел, что появление Москальцова в верхнем эшелоне «рыбной» власти было принято его коллегами в регионах, которые его давно и хорошо знали, с большим энтузиазмом. Когда он проводил коллегии, было очевидно – это человек, прекрасно ориентирующийся в обстановке, понимающий, в какой жестокий цейтнот загнали отрасль, и все делающий для того, чтобы максимально исправить ситуацию.
Вот один из показателей того, кто же он такой, Москальцов. Когда подошло время приватизации, человек, имеющий под собой крупнейшую отрасль на Дальнем Востоке и прекрасно разбирающийся во всех тонкостях управления, мог бы спокойно столько приватизировать под себя, что не снилось бы никому в Российской Федерации! Но Москальцов даже в эти тяжелейшие годы развала, прежде всего, бился за сохранение спасательного флота, за сохранение рыбоохраны. Если бы не Москальцов, наша гордость, парусник «Паллада», уже давно возил бы по океанам какого-нибудь олигарха с его гаремом. Ведь по сути судьба «Паллады» была уже решена. Парусник уходил из системы на аукцион, кто купит. Группа охранных судов, таких как «Шкипер Гек», «Биструп», «Командоры», которые были построены в Дании по поручению члена Политбюро Никонова, уникальные суда, с отличным ходом, с вертолетными площадками, с успокоителями качки – эти суда работали и жили, пока их не передали другому ведомству, именно Москальцов их сохранил. А надо ему это было, когда в тот момент в стране все, кто стоял поближе к кормилу, думали в основном о том, чтобы урвать побольше?.. Вот и тут сказалось прежде всего его государственное мышление.
Что касается межправительственных соглашений по рыболовству с Кореей и Японией, то он бился за интересы страны до последнего! Это было очень непросто, потому что составлены они были в те годы, когда разоренная Россия просто стояла непрочно на ногах. И надо сказать, что в Охотском море тогда ловили все, кому не лень. А Москальцов всеми возможными мерами старался защитить природные ресурсы и права России. И ему это удавалось.
Повторюсь: я не суд и не прокуратура. Я просто видел, как истово человек исполняет свою работу, как ему порой бывало безумно тяжело, как он не отступал и не боялся, как уважали его коллеги. Ну, и когда в Верховный Суд попало это дело, там тоже увидели, насколько оно «состряпано». И все поставили на свои места.
А если спрашивать с кого-то, то спросить надо было с двух людей. Это с премьер-министра и с министра природных ресурсов господина Артюхова. Два человека, которые на тот момент отвечали за все это. Сигналы о начале путины, о прекращении работ, как ни странно, не в руках Комитета по рыболовству, а в руках министерства природных ресурсов. Тут невольно позавидуешь организации дела во времена Советского Союза. И воспроизводство, и охрана, и добыча, и переработка находились в руках одного ведомства. К чему и сейчас, собственно, стремятся. Я очень надеюсь, что Андрей Анатольевич Крайний сможет преодолеть этот ряд демократических поисков, которые расшатали систему. Та схема управления рыбными делами, что была при Союзе, была правильным, выверенным, единственно точным решением. Вернуться к той схеме, естественно, с учетом изменений форм собственности, было бы самым правильным.

Рассказывает Евгений НАЗДРАТЕНКО