Река Крестовая |
Предисловие
В своё время, в связи с изучением похода В. Атласова на Камчатку, мне уже довелось упоминать о реке Канучь (Кчанучь, Кшанучь, Крестовая, Крестовка) и уже тогда обратить внимание на путаницу с её названием и местоположением. Но поскольку мой призыв разобраться с этими проблемами тогда не был услышан, то я взял решение этой задачи на себя.
Однако прежде, чем приступить к означенной теме, сделаю необходимое пояснение. Дело в том, что меня нередко упрекают, что в чрезмерно большом объёме публикаций, касающихся истории открытия и освоения Камчатки, так и в излишнем цитировании. И упрекают, надо сказать, не без оснований. Но… Всё имеет свои причины. Так что позволю себе эти причины обозначить.
Начну с того, что опровержение общепринятого, но не совсем точного мнения, требует, как правило, множественной аргументации. Например, о том, что отряд Родиона Преснецова открыл в 1703 году Больше-Банные термальные источники, сказать можно было буквально двумя-тремя фразами. Однако для того, чтобы показать, что на самом деле казаки побывали не на Больше-Банных, а на Апачинских источниках, мне пришлось привести множество доводов, потянувших, в совокупности, на целую статью. И я не уверен, что этого окажется достаточно для того, чтобы переубедить думающих иначе.
Что же касается якобы чрезмерного цитирования, то это объясняется элементарным уважением к читателю, и особенно к читателю-оппоненту. Как известно, любой научный результат (а история — это, прежде всего, наука, и только уж затем — беллетристика) должен быть изложен таким образом, чтобы его могли воспроизвести (при желании, разумеется) другие исследователи. Это непреложный постулат любой научной деятельности.
Но коль скоро так, то использование цитат сберегает у потенциальных читателей массу времени и усилий: им не надо будет долго искать необходимую информацию, чтобы пройти путём автора и/или оппонировать ему аргументировано. Или, говоря точнее, время, потраченное на прочтение даже самых пространных, за счёт тех же цитат, статей, не идёт ни в какое сравнение со временем, потребляемым для поиска исходных для полемики данных, — особенно в тех случаях, когда не совсем понятно, что же и где следует искать.
К числу несомненных достоинств цитирования относится также и то, что в этом случае не происходит, пусть бы и невольного, искажения авторского мнения. Дело тут заключается в том, что в своей аргументации мы зачастую ограничиваемся всего лишь высказыванием общей мысли того автора, на которого ссылаемся. Однако, будучи вырванной из контекста, эта мысль нередко существенно меняет свой смысл, что само по себе плохо. Не говоря уже о том, что нас при этом зачастую подводит память. Позволю себе, для ясности, привести пример, напрямую относящийся к нашей теме.
Как-то один из камчатских краеведов в ответ на мои попытки разобраться с маршрутом отряда В. Атласова к реке Камчатка, заметил, что по мнению А.С. Сгибнева, отряд В. Атласова в долину реки Камчатки спустился по реке Кчанучь (Белая). А поскольку он при этом не привёл соответствующей страницы первоисточника, то мне пришлось самому отыскивать это суждение А.С. Сгибнева. И вот что в конце концов обнаружилось:
«Склонив в подданство коряк в Акланском, Каменном и Усть-Таловском острожках и взяв один острожек с бою (острожек этот находился при р. Кчанучь, впадающей в р. Камчатку. Крашенинников застал на этом месте крест, поставленный Атласовым, со следующей надписью: «205 году 13 дня поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов со товарищами 55 челов.». – Авт), перешёл с Пенжинской губы на олюторский берег Восточного моря. Здесь Атласов разделил свою команду на две партии: одну под начальством Морозко отправил по восточному берегу полуострова, а с другою пошёл сам вдоль берега Пенжинского моря. На Тигиле обе партии соединились и вместе прошли по пенжинскому берегу на юг до р. Нынгучу, получившей название Голыгиной от имени потерявшегося здесь казака. При возвращении же назад с р. Ичи, перешёл чрез хребет на р. Камчатка, заложил на ней Верхнекамчатское зимовье и, оставив в нём Потапа Серюкова с 15 казаками, возвратился в Анадырск».
То есть, если это то самое суждение историка, на которое ссылался мой оппонент (а лично я упоминаний о реке Кчанучь в цитируемой работе больше не нашёл), то в нём начисто отсутствует прямое указание на то, что именно по этой реке отряд казаков вышел к реке Камчатка. А раз так, то можно предполагать, что отряд казаков мог сплавиться к реке Кчанучь и по реке Камчатка сверху и выйти к её устью по долине реки Еловка снизу. Надо ли говорить, что тем самым разноголосица по поводу путей следования казаков к реке и по реке Камчатке только умножается…
Зато из этой же цитаты однозначно следует, что В. Атласов сперва сходил от устья реки Пенжина за тысячу с лишком километров на реку Камчатка, разгромил там некий острожек при речке Кчанучь, поставил в честь этого события крест и затем вновь вернулся в низовья реки Пенжина. И лишь только тогда, когда был завершён весь этот преизрядный вояж, казаки, по его мнению, проследовали на Олюторское побережье и далее. Причём отряд самого В. Атласова, вышедший на западное побережье полуострова, соединился с партией Л. Морозко не на реке Палана, где, согласно «Скаске» самого В. Атласова, Л. Морозко выручил В. Атласова из осады, а на р. Тигиль. И что, наконец, от реки Тигиль вновь объединившийся отряд прошёл на юг до реки Голыгина и только затем снова вышел на р. Камчатка.
То есть, как можно видеть, в этом небольшом отрывке из текста А.С. Сгибнева обнаруживается столь много несуразностей, что доверяться мнению этого исследователя не приходится. И не только в отношении реки Кчанучь. Например, что можно сказать по поводу того, что им не был назван месяц (июль 1697 года) установки креста? Что, он ошибся? Вряд ли. Ибо назови А.С. Сгибнев этот месяц – июль! – то ему пришлось бы вслед за этим признать, что отряд В. Атласова на Олюторское побережье вышел не ранее 1698 года. А это абсолютно не соответствует действительности.
Впрочем, сознательно или несознательно, этот исследователь допустил последний промах, и сам этот промах вызывает закономерный вопрос: коль скоро казаки никак не могли побывать в будущем и вернуться обратно, то где они были и что делали в течение целого года? В том смысле закономерный, что на самом деле такового вот временного провала в хронологии похода просто не было.
Ну, а конечный комментарий ко всему этому таков: мой оппонент действительно знал, что А.С. Сгибнев о реке Кчанучь что-то там говорил, но он основательно подзабыл конкретное содержание его мнения по этому поводу. Тем не менее, он сказал всего лишь одну фразу, а мне пришлось исписать целую страницу, чтобы раскрыть суть дела.
И вот с такого рода, то есть без указания источника и страницы, аргументацией приходится сталкиваться постоянно. Другое дело, что лично мне это пошло только на пользу, ибо подобные ситуации побуждают к переосмыслению данных. Жаль только, что при этом приходится тратить много времени на поиски первичной информации, ибо приведи тот или иной оппонент конкретную, с указанием источника и страницы, выдержку, рассуждать на любую спорную проблему было бы куда как сподручнее.
А в качестве итога добавлю ко всему сказанному ещё одно соображение. Дело в том, что если бы я не привёл самой цитаты из А.С. Сгибнева, а ограничился только изложением её содержания своими словами, то, пожалуй (да что там, я уверен), кроме обвинений в искажении мысли авторитета в ответ ничего не услышал бы. А так – все претензии к автору цитаты, ибо я всего лишь процитировал и прокомментировал его.
Анализ исходного материала
Итак, целью предлагаемого исследования является установление более или менее определённой ясности с названием и местоположением реки Крестовая.
Проблема тут заключается в том, что её обычно отождествляют с нынешней рекой Белая. Хотя на самом деле (и это будет показано ниже) река, которая под именем Канучь (Кчанучь, Кшанучь, Крестовая, Крестовка) неоднократно упоминается С.П. Крашенинниковым, и современная река Белая – это две совершенно разные реки. Которые «слились» в одну в результате нечётко установленных интерпретаторами «Описания земли Камчатки» историко-ландшафтных (с упором на ландшафтные) критериев. А точнее, вследствие нежелания (неготовности) привлекать к изысканиям подобного рода данные о ландшафтном антураже конкретного исторического события и об естественных и закономерных изменениях этого самого антуража со временем.
Впрочем, для выяснения сути дела обратимся к тому самому первоисточнику, «Описание земли Камчатки», от которого принято отталкиваться в поисках изначальных установок при изучении географии и истории Камчатки времён её открытия и освоения.
