Герман ЗВЕРЕВ: Про селедку, экономику и рыбопереработку
Сельдь дорожает. Почему это происходит? Каковы последствия этого для рыбного рынка? Что можно исправить? И самое главное – какие выводы необходимо сделать?
Почему дорожает сельдь? Потому что в Атлантике состояние запаса сельди ухудшилось: с 2010 года ОДУ атлантической сельди сокращен c полутора миллионов тонн до 833 тысяч тонн. Предложение атлантической сельди на российском рынке за два года упало с 513 тысяч тонн до 358 тысяч тонн, а в целом российский рынок сельди уменьшился с 580 тысяч тонн до 480 тысяч тонн. За два года рынок потерял 100 тысяч тонн, что привело к росту цены в полтора раза.
Но ведь одновременно растет вылов тихоокеанской сельди! 2009 год – 193 тысячи тонн, 2010 год – 221,2 тысячи тонн, 2011 год – 294,4 тысячи тонн, с начала 2012 года вылов тихоокеанской сельди составил 111 тысяч тонн. Растут поставки на внутренний рынок: 2009 год – 80 тысяч тонн, 2010 год – 106,5 тысяч тонн, 2011 год – 120 тысяч тонн. За два года поставки тихоокеанской сельди на внутренний рынок выросли в полтора раза. Странно, но в этом году – в пик дефицита – крупных закупок тихоокеанской сельди в европейскую часть страны не было и нет. Почему?
У крупнейших импортеров налаженные связи, контракты, им удобнее работать с испытанными поставщиками. Тихоокеанская сельдь – новый, непривычный для них рынок, отдаленный, некомфортный. К тому же норвежцы наладили финансовое сопровождение своего экспорта: норвежские рыбаки готовы работать без предоплаты, государственный фонд страхует их экспортные контракты и в случае невозврата выручки они получат компенсацию. У дальневосточных рыбаков таких финансовых возможностей нет, они работают по принципу: сегодня деньги – завтра селедка. Конечно, это не так интересно, как импортные контракты.
Думаю, именно в естественном нежелании менять налаженный бизнес – пружина растущих цен на сельдь. Предполагаю, что предложение сельди на российском рынке в 2012 году составит не более 460 тысяч тонн, что на 20 тысяч тонн ниже уровня прошлого года. Это уменьшение, но большое «проседание» рынка закончилось. В 2010 году рынок просел на 20 тысяч тонн, в 2011 году – на 100 тысяч тонн, в 2012 году – сожмется максимум на 15-20 тысяч тонн. Поэтому объективных оснований для дальнейшего роста цен на селедку нет.
Мы много спорим на эту тему с коллегами-переработчиками. Мы никогда не согласимся с экономической осмысленностью обнуления импортных пошлин и повышения экспортных пошлин на сельдь, но в нашей ЭКОНОМИЧЕСКОЙ дискуссии есть общее понимание – рынок и отрасль ждут серьезные изменения.
Ассоциацию добытчиков минтая связывают давние партнерские отношения с Ассоциацией производственных и торговых предприятий рыбного рынка (сейчас – «Рыбная ассоциация»), мы обсуждаем совместные проекты с «Рыбным союзом». Мы, наверное, лучше других понимаем главное: в России пока нет современной рыбопромышленной индустрии. Нет тиражируемых в массовом масштабе рентабельных технологий переработки продукции, нет комфортных логистических и дистрибьюционных каналов доставки продукции до конечного потребителя, нет доступной системы финансирования производственных издержек. Есть отрасль – но нет индустрии. Пример с селедкой – показателен. Но ведь начальственным окриком ничего не исправишь. Только ухудшишь!
Главное, что мешает развиваться любому рынку (и российскому рынку рыбопродукции тоже) – это инерция бизнес-моделей и моделей потребления: одни привыкли покупать у норвежцев, другие привыкли продавать корейцам и китайцам, третьи убеждены, что рыба ОБЯЗАНА стоить копейки, четвертые привыкли взвинчивать цены за доставку рыбы в самый разгар путины («а чё, мы всегда так зарабатываем») и т. д. Но стабильность привычных моделей экономического и потребительского поведения призрачна. Мировой рынок – весь, а не только цены на нефть! – так и не вернулся в спокойное состояние. Финансовые потрясения «отзываются» на покупательской способности людей во всем мире, это напрямую влияет на потребительские рынки, на стоимость рабочей силы, на издержки добычи и переработки продукции, на стоимость привлекаемого капитала. Вот уже качается цена на рыбопродукцию в Европе, вот уже растут издержки производства в «мировом рыбном цеху» и снижается его привлекательность, вот уже появляются на карте новые рынки сбыта рыбопродукции…
Обратите внимание: с конца 80-х годов отечественная рыбная отрасль полностью изменялась каждые десять лет. В конце 80-х годов – советский рыбохозяйственный комплекс на пике своего индустриального могущества, ничто не предвещает стремительно приближающегося краха. В 90-е годы – дикое браконьерство, эпоха криминальных войн и рейдерских захватов, откровенного крышевания, безумный демпинг на внешнем рынке. В 2000-е годы – «исторический принцип», переналадка экономического механизма отрасли, быстрый рост вылова, «точечное» производственное обновление. Каждое следующее десятилетие в новейшей истории российской рыбной отрасли разительно отличается от предыдущего. Кто-то уверен, что в 2019 году рыбная отрасль будет похожа на рыбную отрасль 2012 года? Разве рыбная отрасль в 1999 году была похожа на рыбную отрасль десятью годами раньше? Или сравните 2009 и 1999 годы – много общего? Скажу больше – почти то же самое происходит во многих других «национальных рыбоперерабатывающих квартирах».
На мой взгляд, все резче проявляется новый феномен мирового рыбного рынка – стратегическая конкуренция. Это явление стало раскручиваться десять-пятнадцать лет назад. Стратегическая конкуренция ведет к «сжатию» времени. Естественная конкуренция предельно свободна в каждый конкретный момент, но она мало изменяет поведение участников рынка. Стратегическая конкуренция хорошо продумана, тщательно разработана и жестко обоснована, и ее последствия могут привести к радикальным переменам в относительно короткий промежуток времени. Естественная конкуренция эволюционна. Стратегическая конкуренция революционна. Естественная конкуренция является малорисковым последовательным методом проб и ошибок. Стратегическая конкуренция ищет возможности произвести существенные изменения в конкурентной среде. При этом для стратегической конкуренции характерны две особенности: первая – стратегическое поражение может быть таким же стремительным по своим последствиям, как и стратегический успех; вторая – готовность к немедленной защите имеет значительное конкурентное преимущество перед нападением.
Вот лишь некоторые из недавних новостей. Европейцы задумываются над повышением ввозных пошлин на блочное филе из минтая. США проиграли торговый спор Китаю и будут вынуждены снизить ввозные пошлины на креветку. Вьетнам все настойчивее переманивает часть мощностей по переработке минтая. Норвежцы ломают голову над тем, чтобы с помощью научных разработок выиграть борьбу за выживание национальной рыбопереработки. Борьба за будущее рыбопереработки носит всемирный масштаб.
Попробую высказать несколько предположений относительно того, какие последствия для структуры российской рыбной отрасли может иметь стратегическая конкуренция. Прежде всего, я убежден в том, что эффективная конкуренция в отечественной рыбной отрасли сохранит значительное количество рыночных игроков различных размеров: от очень крупного до весьма малого. Не верю в консолидацию отрасли (во всех сегментах – добыча, импорт, рыбопереработка) до узкого круга нескольких крупных игроков. Не сработает у нас формула легендарного основателя Boston Consulting Group Брюса Хендерсона: «На стабильном конкурентном рынке никогда не бывает больше трех значимых игроков, самый крупный из которых имеет долю, превышающую долю наименьшего игрока не более чем в четыре раза». Почему? Потому что рынок – нестабильный и многослойный. На рыбном рынке действует очень большое число важных переменных (виды водных биоресурсов, виды переработки, способы доставки и т.д.), поэтому будет велико количество существующих конкурентов. Разные компании смогут показывать наивысшую эффективность в разных видах промысла, в разных видах экономической деятельности, в разных бизнес-процессах. Лидерами рынка будут становиться те, кому лучше других удается преобразовывать бухгалтерские доходы в реальную прибыль для инвесторов.
Есть инерция бизнес-моделей, инерция потребительского поведения, а еще существует инерция государственного мышления. Попробуем разобраться: чего ждет от рыбной отрасли государство? Соберем вместе все задачи, которые озвучены в главных государственных «рыбных» документах.
Первое: продовольственная безопасность (которая понимается как насыщение внутреннего рынка дешевой рыбопродукцией).
Второе: повышение эффективности использования биоресурсов, внедрение новых технологий переработки и хранения продукции, производство продукции с высокой добавленной стоимостью (а такая продукция по определению не может быть дешевой).
Третье: создание новых рабочих мест, развитие предприятий в отдаленных районах (а стало быть, инвестиции, много инвестиций).
Четвертое: строительство нового флота с высокой технической вооруженностью (а значит, сокращение рабочих мест).
Пятое: повышение объема налоговых платежей от рыбной отрасли (а стало быть, сужение инвестиций).
Перечисленные задачи – взятые все вместе – сами по себе противоречат друг другу. Потому что они неконкретны, оторваны от реальной бизнес-практики. Сначала необходимо собрать основные типы бизнес-проектов, которые реализуются в рыболовстве и рыбопереработке по всей стране. Ведь даже на Дальнем Востоке – в разных регионах – неодинакова стоимость основных факторов производства, разные ограничители расширения производства, разные «узкие места». Есть проекты, где главная проблема – отдаленность рынков сбыта, есть такие, где за горло берет дефицит кадров, у кого-то все зависит от стоимости издержек производства, конечно, есть и те, кто страдает от нехватки сырья.
На мой взгляд, интеллектуальное поле, в котором принимаются главные решения о будущем рыбной отрасли, загромождено «обломками» прежних концепций, текущими задачами, проектами, подлежащими утилизации, страхами и идеологическими воспоминаниями. И это затрудняет поиск верной стратегии развития отрасли.
В 2004 и 2007 годах под крылом Госсовета были разработаны и одобрены Президентом России Владимиром Путиным два прорывных документа, которые содержали смелые идеи развития рыбной отрасли. Именно после этих докладов и благодаря им началось обновление российской рыбной отрасли. Именно на их идеологической платформе основана и Концепция развития рыбного хозяйства, и «рыбная» ФЦП. Однако доклады отталкивались от угроз и возможностей конца 90-х годов, концептуально они – в прошедшем историческом времени, в 2003-2007 годах. И хотя бы поэтому устарели. Устарели не потому, что плохо написаны, а потому, что, во-первых, быстро изменилась окружающая среда, а во-вторых, они ничего не рассказывали про рыбопереработку. Что же касается раздела про рыбопереработку в разработанной Минсельхозом Концепции развития пищевой промышленности, он так же близок к взаправдашним проблемам рыбопереработки, как описанный Жюль Верном «Наутилус» к современной подводной лодке.
Следует признать, что вызовы и угрозы, которые возникают сейчас перед российской рыбодобычей и рыбопереработкой, отличаются от тех, что были характерны десять лет назад. Следует признать, что экономическая модель, сформировавшаяся в «нулевые», обеспечила хороший задел на будущее. Но также следует признать, что будущее российского рыбохозяйственного комплекса нуждается в новых подходах и решениях.
Герман Зверев, президент Ассоциации добытчиков минтая
Журнал «Fishnews– Новости рыболовства»
