Нам необходима стабильность

Не будем утверждать, что в этих условиях руководителям субъектов Федерации живется проще. У них имеется множество новых, сопутствующих сегодняшнему дню проблем. Но их трудно сравнить с теми, что выпали на долю тех, кто вместе с разрушенной страной переживал эпоху развала и уничтожения экономического потенциала государства, элегантно называемую теперь эпохой демократизации. И, конечно, люди помнят тех, с кем переживали эти самые трудные перестроечные годы.
С уходом в добровольную отставку с поста губернатора Евгения Ивановича Наздратенко, возглавлявшего край с 1993 по 2001 год, интерес приморцев к его личности не иссяк. Все помнят, что он не только умел сражаться, не бояться и находить выход из, порой, безвыходных ситуаций. Но и имел свое мнение даже тогда, когда это было небезопасно. И, тот факт, что Приморье близко к тому, чтобы получить статус одного из важнейших политических центров на Дальнем Востоке, не может его не волновать. Ведь и после нескольких лет работы в столице, он во всех интервью центральным СМИ подчеркивает, что его душа, его родина в Приморье. Он с удовольствием согласился на предложение «Новостей», при содействии главного редактора газеты «Рыбак Приморья» Эдуарда Климова, дать эксклюзивное интервью. Мы и начали с того, что «жизнь налаживается» и понятие профицита бюджета стало реальностью. Однако у Евгения Ивановича на этот счет существует особое мнение.

- А для чего он нужен, этот профицит? Какая цель ставится, когда стремятся сделать бюджет края ли, страны профицитным? Почему в Штатах дефицит бюджета многие миллиарды, а их это никак не пугает? Или, к примеру, в Норвегии? У них все государственные доходы от рыбы и нефти идут на нужды каждого конкретного человека. Поэтому страна и вышла в мировые лидеры по комфортному проживанию. Вот такое отношение государства к тому, как тратить деньги, и может быть примером для подражания

Я не очень понимаю, зачем нужно гордиться профицитом бюджета когда есть реальная потребность в деньгах. Ведь бюджет края – это, в основном, «социалка». Немного капстроительство, немного дотации сельскому хозяйству, но основная его часть носит именно социальную направленность. Оборудование больниц, строительство дорог, какие-то хоть небольшие прибавки к пенсиям, детские дома, где всегда всего не хватает: от памперсов до компьютеров. Слушайте, да дыр всегда столько, что кому этот профицит нужен!
На самом деле «Социалка» – это первоочередная задача власти любого уровня, поскольку это насущная человеческая потребность. Ребенок родился – нужен врач в роддоме и патронажная сестра, ясли, садик, чтобы родители могли работать и зарабатывать этот самый бюджет семье и государству. Нужна школа общеобразовательная, спортивная, музыкальная, художественная, вузы разной направленности. Человек растет, окончил учебу, пошел работать. Его надо лечить, ему надо ходить в театры и клубы, на стадионы. А отпуск? Приехал на отдых – это тоже «социалка». А когда ты постарел, стал получать пенсию социальную. И получается, что вся наша жизнь называется «социалка». Это главное.
А теперь назовите мне в этом перечне место, где всего хватает и деньги больше не нужны, потому нужно их скирдовать и заявлять о профиците бюджета. То есть, все у нас в шоколаде и тратить больше решительно некуда. Можно, конечно, сказать, что мы привыкли жить очень скромно, так чего к хорошему привыкать. Но у нас рядом тот же Китай, где уровень зарплаты учителей таков, что почти все они имеют личные машины. В России для исчисления зарплаты учителей есть тарифная сетка. Единая на всю страну. Но для того, чтобы увеличить им выплаты, губернатор имеет возможность ввести краевые надбавки за классность, стаж и т.п.
Нужно усиливать лечебную базу. На Дальнем Востоке должны быть свои мощные современные кардиологические и онкоцентры – страна большая, в Москву не наездишься. И все это надо делать. Нельзя жалеть деньги и создавать профицит бюджета. Это нерационально. Помните, мы лечили 37 приморских детей в Южной Корее? Мы их буквально на руках по трапу поднимали, а уже через 20 дней они сами с трапа самолета сбегали. А чем мы то хуже, почему мы теперь не можем сделать так, что корейских детей к нам начнут на бесплатное лечение возить?

- Ну, Евгений Иванович, во времена Вашего губернаторства никакого профицита бюджета не было, тут Вам не в чем себя упрекнуть.

- Да и бюджет был очень невелик. Нам как раз досталось время, когда и России-то по сути не было. От нее торопливо отгрызали куски – что-то Прибалтика, что-то Казахстан, что-то Украина. Америке неизвестно зачем свою экономическую зону отдали. По Амуру требовали земли, от Приморья очень хотелось Хасан отобрать. Лихие были времена.
Знаете, есть известный закон кнута. Это если кнутом взмахнули, то самый сильный и разрушительный удар достается тем, кто попал под его конец. Мы на Дальнем Востоке как раз и оказались в этой зоне разрушения. Люди постарше помнят начало девяностых. Предприятия кое-как перебиваются. Люди не получают зарплату. Практически полный экономический коллапс. Транзитом шло горючее, чтобы заправить танкеры для дальних регионов. А в самом Приморье топлива нет. Впереди зима, а котельные стоят бездыханными. И администрация края, ее возглавлял тогда В.Кузнецов, от полной безысходности принимает решение – слить часть мазута, предназначенного для отправки танкерами в другие дальневосточные территории, и оставить его для котельных края. Кое-как прошли зимний период 92-93 гг.
Вот такое хозяйство я принял. А через год моей работы как раз подоспели иски и суды по той ситуации с чужим топливом. Ни много ни мало 34 миллиарда рублей за «сворованное» топливо Камчатки и 17 миллиардов за сахалинское. Это еще до деноминации по тем ценам. Неплохое начало! Но ни одним словом я не упрекнул предыдущую команду – им досталось трудное время. И они спасали край, как могли.
А мне нужно было рассчитываться с долгами. Завозить на зиму топливо, платить зарплату бюджетникам, содержать детские дома. Денег взять негде, какой там профицит или дефицит. Просто и банально нет денег ни на что. Все ж стоит, налогов никто не платит, не с чего, бюджет не пополняется. И в Центре тоже денег нет, и ни о каких трансфертах речь не идет. Восемь лет Федеральное казначейство работало с перебоями – в стране не было денег.
Случалось, звоним с утра Бутовой Тамаре Александровне в налоговую. Ну, хоть что-нибудь дайте! А нечего дать. Пусто!
Вы знаете, народ любит и чтит победителей. Многие ли советские командиры 1941 года стали известными? Ведь им досталась страшная доля – они отступали. Им не было помощи и защиты из Центра, потому что и там были разброд и шатания, не было связи, оружия, координации действий, единого руководства. Им приходилось все брать на себя. И самим принимать решения. Кто помнит теперь их имена? Мы бы никогда не узнали о генерале Петрове, который защищал Одессу, а потом Севастополь, если бы о нем через много лет не написал документальную повесть «Полководец» Владимир Карпов. Через 60 лет дали Героя другому генералу, который не сдался в 41-ом, а предпочел застрелиться. В чем были виноваты эти парни? В том, что им досталось такое время? За это их так упорно забывали и умалчивали? А ведь не будь их, не было бы потом и наступлений и победы! И, тем не менее, народ любит и знает именно генералов наступательной поры. Генералов побед. И это закономерно и нормально.
А мы были во время развала страны, как в 41-ом. Что будет завтра – неизвестно. Но за нами живые люди, и отступать некуда.
Многие из тех, с кем я работал тогда в Администрации края, были сильными, знающими, яркими людьми. Кто-то прошел хорошую управленческую школу еще в партийные времена. Знали край, его специфику. Ориентировались в московских властных коридорах. Они помогли мне, особенно в первое время. Я, наверное, был неплохим промышленником, но управление краем – это все-таки другая несколько работа. Все эти годы я вспоминаю их – начальников управлений, директоров департаментов, глав местных администраций с благодарностью и уважением. Покойный ныне Евгений Краснов – все, что было доброго и хорошего в образовании, делалось под его эгидой. Липатов и Кузов – очень сильные орговики. Кузич и Игорь Савченко – сотворили невероятное, они рассчитали, и заложили, и пробили такую трансфертную базу в Минфине, которая дала краю возможность вздохнуть. Гартман Альфред Викторович – самое трудное было на нем – «социалка», медицина… Бельчук – строительство и дороги. В условиях тотального безденежья они работали выше человеческих сил. А Стегнию и генералу Розову край обязан тем, что удержал границы. Единственный из всех субъектов Федерации. А топливо! Все огромное и разномастное топливное хозяйство могло функционировать и проходить зиму благодаря тому, что Виктор Чепик хорошо знал свое дело и работал по 20 часов в сутки. Жаль, места у вас в газете не хватит, чтобы назвать всех поименно. Только еще одна фамилия – Лидия Ивановна Михайлова – одна из руководителей краевого образования. С человеком такой безмерной преданности своему делу всегда приятно работать.
Я благодарен многим людям, с которыми меня свела в эти годы жизнь, все это профессионалы высочайшего класса, ведь сколько боев вместе выдержали!

- Самые ожесточенные шли за энерготариф?


- Да, за киловатт-час. Я считал и считаю, что на Дальнем Востоке он должен дотироваться. Вы обратили внимание – несколько месяцев назад появилось постановление Совета Безопасности о том, что нужно дотировать киловатт-час в отдаленных приграничных районах. Что называется, не прошло и десяти лет. Столько разорилось предприятий, столько народу вынуждены были уехать с Дальнего Востока за эти годы. А проблема лежала на поверхности – по стране в целом на тот момент стоимость киловатт-часа была 47 копеек, у нас – 2 рубля! То есть в 4 раза удорожается все производство, А еще неимоверные транспортные расходы.
В чем можно было упрекнуть директоров промышленных предприятий или пищевиков? В Иркутске стоимость киловатт-часа для села была 14 копеек, а у нас – 1 руб. 80копеек! Как работать энергоемким производствам – мясным модулям, молочно-товарным фермам, птицефабрикам, рыбокомбинатам? Чем кормить людей? Китайская торговля выросла стремительно потому, что уничтожалось собственное производство вот этим самым очень коротким понятием – стоимость киловатт-часа.
Получается, что губернаторы плохие и неудачные, главы районов и мэры городов слабые, директора предприятий – никудышные, а граждане вообще несознательные – собрались и покидают Дальний Восток сотнями тысяч. Может, все можно было решить проще – заменить в экономическом блоке правительства того времени тех, кто ставил над страной такие эксперименты. А то сейчас приходится ломать голову – как вернуть людей обратно на дальневосточные земли. Это ведь не в пример труднее.
Я, признаться, сейчас думаю – слава Богу, что, наконец, появился человек, который понимает масштабы Государства, во главе которого он стоит. Скольких мы перевидели разных управляющих за эти годы, которые искренне полагали, что Россия заканчивается Садовым кольцом, а российская армия Арбатским округом. Какая сумасшедшая ломка идет по всей стране! Сколько сил требуется для того, чтобы объединить ее единым государственным обручем, так все было перекручено и запутано.
Кто-то недавно посчитал, что Президент на Дальнем Востоке бывает чаще, чем в Питере. И это вовсе не случайность, как вы понимаете. Это продуманная тактика человека, для которого слова «рубежи» и «границы» имеют глобальное значение. Он строит государственную систему, призванную существовать в новых условиях, строит практически с нуля.
В те времена Приморье – этот дальневосточный аппендикс – чувствовало себя практически оторванным от страны и ничем не защищенным, мы думали с моими товарищами о том, что должна быть социальная справедливость. И, если мы жители одной страны по имени Россия, то и жить нам надо в одинаковых социально-экономических условиях, ну, может быть, только климатически как-то отличаясь. Вот я и кричал во весь голос – мы люди одной страны, мы платим те же налоги, почему же киловатт-час в Красноярске или той же Москве в несколько раз меньше? Я ведь не просил ничего другого. И к Москве относился с большим уважением, может быть, чем те же москвичи. И даже в те времена, когда где-то придумывали свои деньги и кое-где пытались провозгласить независимую республику, в крае нашем не было никакого сепаратизма. Мы просто хотели, чтобы к нам относились с таким же вниманием и уважением. Чтобы нам дали возможность поддерживать свою промышленность, чтобы предприятия могли платить налоги, а люди в крае жить по результатам своего труда. Что, собственно и произошло в конце концов, нам удалось так выправить ситуацию, что Приморье стало не дотационным субъектом Федерации, а донором.
Я и сейчас убежден, что пограничные территории должны жить на тех же условиях, что и центральная Россия. Тогда это будет единое государство. Тогда люди будут любить Москву и гордится Красной Площадью. А когда целому поколению ближе и знакомее Харбин, Пусан или Суйфыньхэ – это страшно.
Но это не вина дальневосточников, это их беда, это условия в которые их ставят транспортные, энергетические и всякие иные тарифы.

- То есть, стратегическое значение Дальнего Востока московские чиновники не всегда понимают…


- Я очень надеюсь, что времена меняются к лучшему. Сейчас страной управляет профессиональная команда. И даже те, кто лет десять-пятнадцать назад плохо понимал, что и зачем он делает, обалдев от неограниченной, неконтролируемой власти, пройдя тернистый путь проб и ошибок, многому научились. А ситуации случались анекдотические. Был, например, такой министр финансов Федоров. Я ему про проблемы Приморья, а он мне отвечает – вот, подожди, поднимем экономику центра России, тогда и возьмемся за Дальний Восток. Я пытаюсь ему втолковать – ты чего-то не понял, на Дальнем Востоке люди уже живут. Его не надо открывать заново. Если не будет финансирования, то люди просто покинут эту территорию.
Именно такое отношение Центра и мешало обеспечивать нормальную жизнь края. А ведь было огромное количество больших и малых задач. К примеру, необходимо купить инсулин. Без него диабетчикам не выжить. А какой брать? «Свиной», после которого кожа слезает, или «человеческий», который в семь раз дороже, но позволяет человеку жить нормальной жизнью? Все вопросы, естественно, упираются в финансирование.
А Тихоокеанский флот, армия, пограничники, суд, прокуратура – ведь они из Москвы тогда не финансировались. Приходит ко мне командующий Тихоокеанским пограничным округом и говорит: – Евгений Иванович, нечем людей кормить, выручайте уж как-нибудь.
У нас ни денег, ни статей таких расходных в бюджете, конечно, нет. А люди, ребята молодые, на заставах голодные сидят. Как бросишь? Чего только не придумывали, как не выкручивались! И выход какой-нибудь да находился.
Но им ведь не только есть надо было. А свет, тепло, ремонт, транспорт. На территории края огромная концентрация разного рода воинских частей. У всех свои потребности. Те же погранцы, например, в Липовцах уголь года четыре брали и не платили за него. Котельные погранотрядов надо же было чем-то поддерживать, зимы в крае сами знаете какие. Все брал на себя краевой бюджет. Сейчас иногда думаешь, как выжили-то? И спасибо, что, наконец, наведен порядок в стране, порядок в финансах, что заработало казначейство, что деньги появились…


- Спасибо кому?

- Во многом Владимиру Владимировичу Путину. Посмотрите, как Президент работает с правительством. Никому не удается тихо отсидеться. Это огромное напряжение, это постоянные поездки. Один маршрут Москва – Мексика – Казахстан – Узбекистан – Москва чего стоит. На нем чудовищная ответственность, он выдерживает колоссальную нагрузку. Нам всем очень повезло – он сильный человек. И я рад, что людям стало легче жить, что армия избавляется от своего унизительного положения, что люди могут выбирать, поменять ли им в этом году машину или съездить за границу отдохнуть… Конечно, вы скажете, что выросли цены на газ, сырье, лес, нефть. Да, это правда. Но не будь у главы Государства четкого представления о месте России в современном мире, никакие баррели нас с вами не спасли бы. Это тоже надо хорошо понимать.
Конечно, я могу только сожалеть сейчас, что во времена моего губернаторства баррель нефти стоил от 5 до 11 долларов. Тот же Черномырдин, когда уже работал послом, как-то мне сказал, – Эх, нам бы такую цену на нефть! Ведь в наши времена, когда цена барреля выросла до 11 долларов, как мы радовались – пенсию выдадим всей стране.
Это очень важно – вкладывать деньги в развитие территории. Я-то всегда считал, что власть меньше всего должна вмешиваться в деятельность предприятий. Там сидят грамотные люди и в своем деле понимают гораздо больше, чем администратор любого ранга. Надо больше думать о той же «социалке». Помните, конкурсы землепашцев, механизаторов, дояров, учителей, врачей, медсестер. Мы хотели каждому человеку на его месте показать, как важна и ценна для края, для страны именно его работа, его профессия.
Я ведь, как известно, детство свое провел в Дальнегорске, и очень хорошо знаю, как привязаны люди к своей малой родине, как любят ее и страдают от запустения или невнимания власть имущих. Меня, уже когда я был губернатором, моя учительница географии Нина Михайловна Мельникова спросила: – Женя, а почему сейчас говорят «неперспективная школа»? Я в 42 году училась в Рудной Пристани, война шла, нас в классе было 7 человек, но нам преподавали полный набор всех предметов. Работали все лаборатории. Вот как страна относилась к образованию! Зачем мы сейчас запихиваем в класс по 40 человек?
Вот это снова к вопросу о профиците бюджета. Не надо оказывать помощь врачам и учителям. Они не калеки, они сами оказывают большую честь власти, что за копейки делают операции, учат детей и растят из них хороших людей. Я вот всегда мечтал поставить на территории края первый в России памятник Учителю.

- А разве у нас в стране нет такого?

- Нет. Просто учителю нет. Еще у меня была мечта сделать интернат для одаренных детей. Мы начинали его создавать вместе с Учителем с большой буквы – Николаем Николаевичем Дубининым и ректором ВГУЭС Геннадием Лазаревым и собрали туда всех одаренных ребят края. И то, что нынешние власти довели это дело до конца – это очень хорошо! И то, что интернату при жизни Дубинина присвоено его имя – это правильно. Он фантастический Учитель.
Я горжусь тем, что при той бюджетной нищете мы все-таки не закрыли ни одной библиотеки. Ни одной школы. Наоборот – нам удалось построить, открыть и оснастить еще 30 школ. Гартману и Бельчуку надо было бы ордена за это дать. Строили ведь в самых отдаленных уголках, таких, как Мартынова Поляна. Мы понимали, пока есть школа, люди и в самом маленьком поселке будут жить. А такие школы, что мы построили в Камень Рыболове, Уссурийске или на Ямаре, где и бассейны есть, – это особая гордость!
Мы отправляли сотни талантливых детей, победителей всевозможных конкурсов, детдомовских ребятишек на отдых в Корею, в Японию, в Таиланд – мир посмотреть. Представьте себе – надо собрать детей здесь, найти финансирование, подготовить все в стране пребывания, детей отвезти и привезти. Сколько волнений, чтобы никто не заболел, не потерялся, не отстал. За раз вывозили до 400 человек. Каждый год! А международные соревнования и конкурсы разного уровня, в которых принимали участие талантливые приморские ребятишки! Тут работы хватало всем – от учителей и воспитателей до руководителей департамента внешнеэкономических связей и образования: Краснову, Стегнию, Загуменному, Берестовому.
Мы построили два новых колледжа – корейский и японский. По тем временам это был единственный прецедент в России. Я считал, что надо учить наших детей на месте, чтобы они работали в Приморье.
А золотые медалисты! Дети понимали – есть реальная возможность учиться в вузах бесплатно. И начался просто обвал медалистов. Причем, со всех территорий: Владивостока, Лесозаводска, Находки, из поселковых школ… Меня стали в Центре упрекать, откуда ты, мол, столько медалистов берешь, и сбросили квоты – не больше 100 медалей в год. А почему, собственно, сто? Может в Приморье аура такая, что талантливых детей на количество населения в процентах значительно больше, чем на какой-то другой территории. И тут пришлось повоевать, хотя это смешно, конечно, зачем спускать квоты, радоваться надо! Но мы сумели доказать, что наши золотые медали, где бы они ни были заработаны – самой высшей пробы!
Никогда не соглашусь, что в Москве образование лучше. Возможностей больше – это правда, а вот насчет образования и образованности – большой вопрос. Я в Москве иногда бываю на российских финальных конкурсах «Учитель года». И когда мне выпадает честь поздравить приморских учителей, я просто счастлив необыкновенно! Да, у меня к школе особое отношение, это правда. Когда я сам в школе учился, она была для меня вторым домом, если не первым Я до сих пор помню по именам всех своих учителей. Мария Григорьевна преподавала нам русский и литературу, Михаил Николаевич – математику, Андрей Николаевич Фомин – физкультуру, историю – Ада Николаевна Слисарчук, физику – Алексей Дмитриевич Астахов. А классным руководителем была у нас преподаватель английского языка Тамара Михайловна Жигалова. Она мне по жизни родной человек, мать моей жены и бабушка моим сыновьям. Вот так в жизни бывает…

- Все, кто с Вами когда-либо работал, говорят, что у Вас отличная память. Вы никогда никого и ничего не забываете.


- Может быть, не так уж абсолютно, но не жалуюсь. Пока в горнорудной компании работали 300 человек, я знал их всех по имени-отчеству. Вот когда стало тысяча, две, три… начал сбиваться. Но инженерно-технический состав весь знал поименно. Я служил срочную службу на Тихоокеанском флоте с 69 по 71 год, и до сих пор помню всех своих командиров. В Школе связи на Русском острове, где я учился, командиром роты был Глаголев. Зам. командира по учебной части был Кильдишов – воплощение строгой требовательности. Начальником Школы был капитан первого ранга Юдэс, замечательный человек, блестящий офицер, всегда подтянутый, интеллигентный, безупречный… Я и сейчас считаю, что срочная служба – необходимая веха в жизни молодого человека. Недаром раньше в селах девушки за не служивших парней замуж выходить не желали. Не служил – значит порченый! Конечно, в армии, как во всякой структуре есть свои перекосы. Но зацикливаться на них не надо. Мужчина – это муж и чин. И то и другое требуется выслужить.

- Вот сейчас, с высоты времени и опыта, нет чувства, что в пору Вашего губернаторства Вы что-то не успели или что-то сделали не так?

- Многое не успел. И ошибки делал, особенно поначалу. У флотских есть такой термин – прохождение службы. То есть, человек, прежде чем стать командиром, должен пройти все положенные ступени. Тогда он становится истинно компетентным руководителем. Партийная кадровая структура была устроена таким же образом. Это не значит, конечно, что не было случайных назначений. Но этот риск случайности все же сводился к минимуму. Демократическая волна принесла чохом к власти не самых знающих, а самых горластых. Горлом, как известно, можно взять ситуацию, систему горлом не выстроишь. Поэтому так трудно было работать с центром в первые перестроечные годы. Там таких было в избытке. Да и мне самому было сложно. Да, я был руководителем крупнейшей на Дальнем Востоке горнорудной компании, да я был делегатом Первого российского съезда. И то и другое неплохая школа. Но административная работа такого уровня, как краевое губернаторство, требовала еще и иных навыков, которых у меня, естественно, не было. Я старался быть искренним, честным, а бывал во многом наивным и неловким. Да, я хотел быть предельно открытым для прессы, демократия же, – а пресс-конференции временами были похожи на избиения. СМИ друг перед другом соревновались, кто побольнее тяпнет власть.
Опыта не было. Я проработал всего месяца два, еще семья моя вся оставалась в Дальнегорске, и жилья никакого не было, жил, в основном, в кабинете, – ночью звонок по ВЧ, меня вызывают в Кневичи на военный аэродром. Пока доехал, там приземлились два самолета ИЛ-62. В то время министр обороны Китая летал на ИЛ-62. Второй самолет – наши генералы сопровождения. И вот меня министр обороны Китая спрашивает, – Когда будете переносить границу?
Уже, оказывается, руководитель нашего государства тогдашний подписал документы, Верховный Совет ратифицировал. А я только в тот самый момент понял, что что-то не так с границей. И у меня единственная реакция – Как, отдавать!? Надо было бы быть мудрее, сдержаннее. А я не сдержался и министру обороны Китая сказал достаточно дерзкие слова, о которых и теперь вспоминать неловко.
Еще была ситуация неловкая и тоже с Китаем связана. Готовилось Шанхайское соглашение, и Борис Николаевич остановился по пути в Китай в Хабаровске для встречи с дальневосточным активом. Нас всех туда вызвали. 1200 человек в зале. Сижу в первом ряду с министром обороны Павлом Грачевым и губернатором Свердловской области Эдуардом Росселем. Борис Николаевич читает доклад и вдруг говорит: «Хасан нужно отдать. Это нормы международного права. Да, Евгений Иванович?» И на меня смотрит. Если бы он не сказал этого «да», а пошел бы дальше по тексту, мы бы тихо каждый при своем мнении и остались бы. А он сказал «надо отдать» и на меня смотрит. Я потерял совершенно самообладание и говорю, – Хасан нельзя отдавать, и мы не будем его отдавать!
Я не смог с собой справиться, встал и пошел на выход. Стою в холле, через какое-то время из зала стали выходить люди. И меня обходят, как прокаженного. Как оказалось, Борис Николаевич бросил читать доклад и ушел. Ко мне тут же двинулись телевизионщики с камерами, спрашивают, – что сейчас будет? Я и ответил… резко.
Этим дело не кончилось. Подходит ко мне начальник протокола и говорит, – Ты снят с поездки в Шанхай. Понятно, без обид, но состояние, конечно, ужасное. Иду забрать свою одежду в комнате, где все губернаторы раздевались, оказалось, там Борис Николаевич. Жду, когда все уедут. Минут сорок проходит. И тут мне говорят: – Тебя вернули в состав делегации.
И это еще не все. До Шанхая осталось лету минут 30. Выходит командир экипажа и говорит, – китайская сторона заявила, если на борту губернатор Приморья, то примите к сведению, визит его нежелателен. А я-то уже на борту. Сели в Шанхайском аэропорту. Замминистра иностранных дел мне говорит, – Евгений Иванович, спускайтесь, только ездить будете в отдельной машине.
Спрашивается, зачем были нужны мои эмоции? Для руководителя такого ранга роскошь недопустимая.
А вскоре после этого я получил из рук Бориса Николаевича очередной орден.

- Ну, эмоции, может быть, и не нужны, тем не менее, Приморье было единственным на всем Дальнем Востоке, кому удалось удержать свои границы.


- Здесь вообще все было гораздо сложнее. Дело в том, что от имени СССР передачу хасанских территорий подписал министр иностранных дел Бессмертный, но ратифицировал этот документ Верховный Совет Российской Федерации, так как СССР к тому времени уже распался. От имени края предыдущая администрация все вопросы по передаче территории Хасана Китаю тоже согласовала. Все. Оставалось только перенести столбы. И вот тут включились все – и новая администрация края, и тогдашний краевой Совет народных депутатов, и общественные организации, и дальневосточные ученые, и десятки и сотни других грамотных людей. И именно их общее единое сопротивление смогло повлиять на решение Президента. Китайцы очень жестко отстаивали свои претензии на Хасан. Пять раз, подчеркну, пять раз они со своей стороны заменяли председателя демаркационной Комиссии и трижды всю комиссию. У нас же, как был, так и оставался председателем Генрих Киреев. Потом все члены Государственной демаркационной комиссии получили ордена. А по мне пресса отписалась – «Наздратенко не понимает стратегической линии страны!»

- Евгений Иванович, почему Вы ушли в отставку? Ведь население края подавляющим большинство именно Вас поддержало на очередных выборах.

- Такая сложилась ситуация, что я проиграл Чубайсу информационную войну. Вернее, он затеял против меня эту войну, а мне не удалось отбиться. Не мне вам рассказывать, как заказывают материалы подконтрольным СМИ. Вы помните, наверное, в теле и радио эфире было две темы – война в Чечне и замерзающее Приморье. Как вам нравится такая подача – «Владивосток – замерзающий в войну Ленинград. Только там не падают бомбы»? Ну и еще много всякого. Да, была очень суровая зима. Минус 50 было на градуснике в центральном Приморье. Стыло все. Сибирь в диких морозах. Уголь не отгружали, потому что профсоюзы запретили работу на всех транспортных средствах при температуре ниже 40 градусов. У нас, за исключением двух, все 956 муниципальных котельных были готовы к зиме. Были проблемы в Кавалерово. К тому времени успели обанкротить Хрустальнинский ГОК – градообразующее предприятие. Комбинат разбомбили, а котельная ГОКа, огромная, с емкостями по пять тысяч тонн, осталась практически бесхозной. Она стояла, а от нее зависело тепло во всем поселке. Страшнее было другое – в приватизированном «Дальэнерго» все шло наперекосяк. Постоянно «замерзал уголь». Нагрузки падали. Перетоки, которыми пользуется практически вся энергосистема России, в нашу сторону были остановлены. У нас не осталось возможности подстраховаться. Я и тогда говорил и сейчас повторю – это была спланированная и детально осуществленная диверсия, начиная от прицельной атаки практически всех главных СМИ и кончая остановкой перетоков. В тот момент к нам приехала, не помню зачем, делегация якутских профсоюзов. Они, глядя в телевизор, качали головами, – Надо же, у нас целые города вымерзают, – и никто об этом ничего не говорит. У вас, вроде, везде тепло, а Москва вон как беспокоится… А на территории детского лагеря отдыха, принадлежащего ДВМП, мы в это время еще и отогревали детей из замерзших напрочь Паронайска и Корсакова с Сахалина.
Все это было бы смешно, когда бы ни было так грустно.
Когда телесюжеты о Приморье в информационных программах центральных каналов отодвинули на второй план сообщения из Чечни, где тогда шла жестокая война, когда на 12 глав районных администраций были чохом заведены уголовные дела, когда готовы были заменить руководителей федеральных структур в Приморье – в милиции, прокуратуре, ФСБ, – я подал в отставку.
Конечно, что бы в крае ни случалось – виноват губернатор. И я с себя ответственности не снимаю. Но, если говорить о формальной причине, то в отставку должны были уйти два человека – губернатор края и руководитель РАО ЕЭС.
5 февраля я написал заявление об уходе. А 6-го стерлась приморская картинка во всех СМИ. И зима еще не кончилась, и морозы никуда не делись. А из Приморского края только сюжеты о каких-то увеселительных мероприятиях – песни, пляски и полная радость жизни. Этот факт абсолютно убедил меня в заказанности всей компании. И я считаю, что совершенно правильно поступил, подав в отставку. Зачем из-за одного неугодного губернатора мучить столько людей? В тот момент это было единственно правильным решением. Тут же в край прилетел премьер Касьянов с мешком денег, тут же стали выплачивать все федеральные долги, разу в Приморье пошли эшелоны с углем, появились перетоки. Для чего весь этот спектакль был затеян? Чтобы снести Наздратенко? Да я тогда считал и сейчас уверен в том, что приморским предприятиями должны владеть те, кто их создавал, кто работал на них из поколения в поколение, от руководителей до рабочих династий. Разве не приморцам обязаны славой своей Дальневосточное отделение железной дороги, ДВМП, Дальморепродукт или Дальрыба? И имена Диденко, Миськова, Робканова, Москальцова, Мельникова – это целая эпоха в истории отечественной экономики.
Не пускал варягов край грабить? И правильно делал! Но в тот момент отчетливо понимал, если с моим уходом чуть-чуть жителям края полегчало, то ради Бога, пусть это будет цена за мою отставку.

Складывается впечатление, что Вы не слишком любите Михаила Касьянова…

- Мне этот человек, особенно после работы моей в Москве, становился все более и более понятен. Я же работал с ним. Когда в Приморье становилось особенно трудно, а федеральные долги накапливались, как снежный ком, я естественно приходил к нему, показывал – вот долги воинских частей, суда, прокуратуры, границы, за свет и тепло. Я ему рассказывал, как офицеры на кораблях на свои копеечные зарплаты покупали матросам зубную пасту, например. Когда энергетики за неуплату, накопленную воинскими частями, пытались отключать от электроэнергии целые районы, я опять же обращался в правительство к Касьянову.
Как в феврале-марте можно отключить от электроэнергии воинскую часть? Сейчас это, наверное, звучит дико, а тогда было в порядке вещей. Спор у нас как-то разгорелся из-за одной воинской части в Барабаше. Две тысячи семьсот человек в поселке, школа, больница, жилые дома, казармы. Касьянов роется в бумагах, открывает папку. Говорит: – У меня нет такой воинской части, это «живопырка», ликвидируйте ее!
Как я могу ликвидировать воинскую часть? Я что, министр обороны? Я ему отвечаю, – Есть такая воинская часть. Барабаш есть! Люди там живут! А Что Тихоокеанский флот или погранцы не способны поддерживать жизнеобеспечение частей и гарнизонов, так это опять же вина правительства. Хорошо бы вспомнить, что Приморье край, стоящий на стыке трех границ.
Ну, и за что мне любить этого человека?
Он сейчас в предвыборной компании будет много рассказывать о своих достоинствах. А у меня есть к нему вопросы. В рыбной отрасли он вообще сыграл роковую роль с введением рыбных аукционов. В сущности, именно эта мера подорвала экономическую базу отрасли и сделала браконьерство необходимым способом выживания. А когда мы в Госкомрыболовстве сумели наладить систему мониторинга – 49 спутников отслеживали, где все наши суда, в каких водах, в каких странах мира, какую продукцию добывают и что где сдают он сказал: – «Наздратенко вмешивается в дела хозяйствующих субъектов». Все министерства согласовали мониторинг кроме Касьянова.
Четыре года человек был премьером, был наделен сумасшедшей властью, имел колоссальные возможности, никто ему не мешал. Что бы он ни затевал, Президент его поддерживал, брал на себя ответственность. Ну и работай с таким Президентом, только честно работай, не подводи никого.

- Евгений Иванович, может быть, имеет смысл подробнее поговорить о делах в рыбной отрасли, Вы же хорошо знаете эту тему?


- Наверное. Только эта тема отдельная для другого разговора в другой газете. Например, в «Рыбаке Приморья».

- А были люди, которые в то трудное время удивили Вас своей поддержкой, от кого вы ее совсем не ожидали?

- Ну, во-первых, никто из тех, кто поддерживал меня по долгу службы, не отвернулся. Я ни секунды не был в отчуждении. Может быть еще и потому, что всегда жил по принципу – работай так, чтобы потом можно было спокойно ходить по улицам и смотреть людям в глаза. Когда я приехал в Москву, долго жил в гостинице «Россия». В гостинице же встретил и свой день рождения. Я 5-го февраля подал в отставку, 8-го уехал, 16-го у меня день рождения. Так администрация гостиничная замучалась телеграммы мне носить поздравительные – их было более полутысячи. Все поздравили, никто не отвернулся. И все мои московские годы люди приходят, бывая в Москве, звонят, пишут. И у меня поэтому не возникло такого чувства разрыва с родиной, тем более, что здесь во Владивостоке живут мой сын и мать моей жены. Ну и, кроме того, я всегда помню, что я почетный гражданин города Дальнегорска, это тоже сильно греет мою душу.

- А Вы знаете, что до сих пор любое назначение на ответственные должности в Приморье связывают с Вашим влиянием на события политической жизни?


- Это сильно преувеличено. Что касается власти – ее избрал народ, поэтому задача всячески помогать в работе, а не мешать. Конечно, нехорошо, что многие инициативные, знающие люди переехали в центральную Россию. Я уверен, что за Дальним Востоком большое будущее, и пристальное внимание Президента к дальневосточным берегам, к Приморью тому самая

Виктор СУХАНОВ, газета "Ежедневные Новости" - газета "Рыбак Приморья"