Наш человек на Сахалине
Камчатку с Сахалином многое объединяет, а в чем-то они очень разные. Вам интересно взглянуть на соседний регион глазами нашего земляка, который теперь там живет?
Анатолий ДЕКШТЕЙН – камчатский ученый, исследователь, эколог. Почти 30 лет отдал изучению морского периода жизни лососей, работая в камчатском отделении ТИНРО, КамчатНИРО. Был координатором морской программы камчатского отделения Всемирного фонда дикой природы.
Шесть лет назад в силу жизненных обстоятельств он переехал в Сахалинскую область, где продолжает профессиональную деятельность, сотрудничая с общественной организацией «Экологическая вахта Сахалина».
Наш разговор мы посвятили общим ресурсным и экологическим проблемам двух дальневосточных территорий.
– Анатолий Борисович, начнем с бытовых наблюдений. На ваш взгляд, жизнь на Сахалине более благополучна, чем на Камчатке (по уровню медицины, ценам и т. д.)?
– Жизнь здесь не самая легкая на Дальнем Востоке, но легче, чем на Камчатке, где климат заметно суровее. На Сахалине лучше здравоохранение. Насколько знаю, из различных регионов Дальнего Востока сюда приезжают лечиться по целому ряду показаний. Здесь довольно много частных клиник, что создает конкуренцию и ведет к удешевлению медицинских услуг.
По сравнению с Камчаткой на Сахалине развито сельское хозяйство. Выбор молочной и овощной продукции местного производства здесь шире. Цены на эти продукты радуют. Зато цены на рыбу намного выше. Это вызвано, прежде всего, тем, что у добытчиков Сахалинской области ресурсная база беднее и ситуация на промысле менее благополучна, чем на Камчатке.
– В нашем крае активизировалась дискуссия о межотраслевой конкуренции между рыбаками и недропользователями. А как складываются отношения между ними на Сахалине?
– Здесь это противостояние не настолько заметно. Наверное, причина в том, что масштабы этих двух отраслей на Сахалине сильно разнятся не в пользу рыбной промышленности. По сравнению с нефтяной отраслью рыбодобывающие и рыборазводные предприятия выглядят ничтожно. Ущерб рыбным запасам от добычи углеводородного сырья нефтяники возместили в объеме, который предусмотрен законом. На этом данный вопрос считается закрытым. Местная рыбацкая общественность не возобновляет дискуссию о влиянии недропользования на водные биоресурсы.
Кроме этого, негативное влияние на запасы лососей в сахалинских реках оказывают компании, добывающие россыпное золото в долинах рек. Наверное, единственной силой, выстроившей общественный контроль за деятельностью недропользователей в области, является областная общественная природоохранная организация «Экологическая вахта Сахалина».
– Вклад какой из двух отраслей (рыбной или нефтяной) более заметен в социально-экономическом развитии Сахалина?
– Безусловно, нефтяной. Бюджет региона получил от этой отрасли колоссальные деньги. Особенно это заметно по областному центру. В Южно-Сахалинске активизировалось строительство, дороги существенно улучшены по сравнению с Петропавловском. Нефтяная промышленность создала для местного населения рабочие места, которые требуют высокой квалификации и дают высокий заработок. В сахалинских учебных заведениях появляются факультеты, которые направлены на кадровое обеспечение предприятий, связанных с нефтью. Речь о специальностях не только технических, но и экологических, которые нужны, чтобы сопровождать такие проекты.
– В этом году красная путина была неудачной для всего Дальнего Востока, но на Сахалине проблемы с лососем – уже давняя тенденция. На ваш взгляд, в чем главная причина кризиса в этом регионе?
– Управление промыслом лососей в Сахалинской области, наверное, наихудшее на Дальнем Востоке. Местные реки по камчатским меркам – это почти ручьи. Когда принимается решение перегородить сетями такой водоем, после чего рыба изымается из воды каплером, который крепится к автокрану, то последствия очевидны.
В заливе Анива отмечен небольшой всплеск подходов горбуши. Как пишут местные СМИ, в целый ряд рек зашло оптимальное количество производителей. Но что здесь подразумевается под словом «оптимум»? Областные управленцы промыслом установили его в пределах один самец и одна самка горбуши на квадратный метр нерестилища, но это далеко от оптимального количества. В природе самки конкурируют за лучшие места на нерестилищах, поэтому на квадратный метр приходится не одна, а 2–3 самки, из которых добивается возможности нереста самая «эволюционно продвинутая». И за возможность оплодотворить самку во время нереста в естественных условиях борются 3–4 самца. Отсюда можно делать вывод об «объективности» и обоснованности областного стандарта необходимого пропуска производителей лососей на нерестилища и способа его контроля, а также качества управления запасами лососей.
Кроме того, на Сахалине крайне высокий уровень бытового браконьерства. Большая часть мужского населения острова практически весь период подхода тихоокеанских лососей к Сахалину ловит рыбу на морском побережье и реках. Делается это с использованием разнообразных орудий лова: жаберных сетей, что абсолютно запрещено, кошек (тройников, которыми выдергивают рыбу из реки), сачков, которыми легко выхватывать самок, учитывая небольшую ширину местных рек, их малую глубину и прозрачность воды. Никто не знает, сколько рыбы добывают браконьеры. Поэтому любое официальное заявление на Сахалине о вылове лососей, с моей точки зрения, абсолютно не информативно.
«Экологическая вахта Сахалина», с которой я сотрудничаю, организует полевые работы, в ходе которых мы делаем оценку захода лососей в реки. При этом постоянно сталкиваемся и с бытовым браконьерством, и с промышленным. Отдельные рыбодобывающие предприятия стараются не допускать нас на свои участки, объясняя это необходимостью контроля за водоемом. Но не получается ли так, что их собственные действия остаются бесконтрольными?
Запасы горбуши на острове снижаются катастрофически. Я полагаю, что в ближайшие 7–10 лет промысел уйдет в минимальные значения – 20–30 тысяч тонн горбуши и кеты.
– Насколько мне известно, на Сахалине растет количество предприятий по искусственному разведению лососей. Помогает ли это в восстановлении популяции лососевых?
– Искусственное рыборазведение на Сахалине имеет многолетнюю историю. Эту деятельность начали здесь японцы еще в те времена, когда южная часть острова входила в состав Японской империи. Сейчас она развивается в масштабах намного больших, чем в Камчатском крае. Однако опыт создания рыбоводных предприятий (особенно частных), на мой взгляд, здесь предельно негативный.
Зачем необходимы рыбоводные хозяйства? Во-первых, восстановить подорванные запасы водных биоресурсов в водоемах. Во-вторых, обеспечить дополнительные объемы вылова для рыбной промышленности. Ни одна из этих задач на Сахалине не решается. Результат противоположный.
У сахалинских экологов давно сложилось убеждение, что строительство рыбоводного предприятия на реке – это путь к ее опустошению. Как только компания строит на реке рыборазводный завод, она получает доступ к запасам дикой рыбы этого водоема. А дальше, как правило, начинается история с «рыбоучетными заграждениями», которые, я уверен, исполняют роль обычной каравки – ставного невода, вылавливающего в реке всю рыбу.
На юго-западе Сахалина практически на всех реках стоят рыбоводные заводы, но рыбы в них нет от слова «совсем»: нет даже гольцов и молоди симы, столь обычной когда-то для сахалинских рек.
– Как сообщается, Сахалинская область согласилась подписать с Камчатским краем новое соглашение о регулировании лова транзитных лососей на Северных Курилах. Наш край добивается этого с 2014 года, когда Сахалин вышел из аналогичного соглашения в одностороннем порядке. На ваш взгляд, предложения Камчатки ограничить данный промысел обоснованы?
– Безусловно. Думаю, попытки достичь такого соглашения будут встречать на Сахалине сильное противодействие. Когда запасы лососей на острове снижаются, а обеспечить ресурсом рыбный бизнес надо, естественно объектом промысла становится рыба, которая воспроизводится на соседних территориях и мигрирует через проливы Северных Курил.
В мире есть похожие примеры. Так, США и Канада бьются за запас нерки реки Фрейзер. Причем все нерестилища находятся в Канаде, но большая часть рыбы достается рыбакам США. Как итог в Канаде были вынуждены сократить промысел нерки в бассейне реки Фрейзер, сделав исключение только для коренного населения в рамках его традиционной хозяйственной деятельности. Сейчас и возможности традиционного лова там сильно сокращены. Если промысел на Северных Курилах не будет урегулирован, то такое же будущее ждет Камчатку и Магадан, которым надо объединиться для решения этого вопроса.
– Проблема усугубляется тем, что на путях миграции лосося в районе Северных Курил лов ведется дрифтерными сетями, которые запрещены на этом промысле с 2016 года. Вы были одним из активистов, которые добивались такого запрета. Получается, что ваша борьба была напрасной?
– Не напрасной. Дрифтерный лов лососей в открытых водах Тихого океана прекращен. Там рыбу губить перестали. Это большое достижение.
Сегодняшний дрифтерный промысел на Сахалине не выходит за пределы 200 миль, а сосредоточен в 12-мильной зоне и нацелен на определенные виды лососей. В Южно-Сахалинске на всех рыбных прилавках можно увидеть продукцию из нерки и чавычи в объемах, которые не могут быть обеспечены собственными запасами области (а своей чавычи на Сахалине вообще нет). Этот улов обеспечен запасами лососей, воспроизводящихся на территории Камчатки и Магадана, но вряд ли он учитывается рыбохозяйственной наукой.
Установить, какие компании ведут на Сахалине дрифтерный лов красной рыбы, не составляет труда. Они все хорошо известны. Но нет влиятельных сил, которые могли бы им противостоять.
– Росрыболовство заявляет, что Сахалинская область станет участником пилотного проекта, в рамках которого рыбакам-любителям позволят продавать свой улов. Как вы относитесь к этой идее?
– Для оценки возможных последствий такого решения, на мой взгляд, можно исходить из опыта других стран. Например, США. На Аляске добыча лосося – это малый, средний, семейный бизнес, в который вовлечено огромное количество местных жителей. Получив прямой доступ к ресурсу, они повышают свое благосостояние и в целом уровень жизни в своем регионе. На мой взгляд, это приемлемая для нас модель, но при условии, что управление этой деятельностью и контроль за ней будут такими же, как на Аляске. Для этого нужно провести большую подготовительную работу, изменить систему использования ресурсов в принципе. Если государство намерено открыть фактически новый вид промысла, значит необходимо внести коррективы в другой промысел, существующий у нас, – промышленный, осуществляемый немногими крупными рыбодобывающими компаниями, которые получают сейчас львиную долю в вылове лососей. А если ничего не менять, не усилить рыбоохрану, оставить промышленный лов в прежних объемах, при этом разрешить гражданам свободно добывать рыбу (в том числе и сетями) и продавать ее, то пользы не будет. Законодатели тем самым просто легализуют браконьерство. Это приведет к уничтожению запасов лососей.
– Какой самый ценный опыт вы получили на Сахалине?
– На Сахалине я работаю как волонтер-профессионал. Все, что получаю от «Эковахты Сахалина», – это машина, бензин, харчи и список рек, которые надо объехать, чтобы выполнить там ряд задач. Дальше все зависит только от меня. Кроме того, я на добровольных началах участвую в охране природного заказника «Восточный». «Эковахта Сахалина» прилагает много усилий, чтобы на эту территорию не ступила нога браконьера. И некоторых успехов в этой работе удалось добиться.
По своему профессиональному развитию я морской исследователь. Долгое время работал в морских экспедициях, изучая биологию тихоокеанских лососей. Теперь моя деятельность связана с берегом, с полевой походной жизнью. Это новый, интересный и ценный опыт. Самое главное здесь для меня – работать с людьми, разделяющими со мной одни и те же ценности и для которых мои знания и опыт востребованы и важны.
Беседовал Кирилл МАРЕНИН, газета «Рыбак Камчатки».
P. S. О специфике работы экологов-общественников на Сахалине свидетельствует недавний инцидент на реке Бахуре. 26 августа группа «Экологической вахты Сахалина», в составе которой был Анатолий Декштейн, обследовала этот водоем и обнаружила следы браконьерского лова. Рядом с забойкой местного рыбоводного завода «Баруха» компании «Дельта» были найдены свежевыловленные самки горбуши со вспоротыми животами и извлеченной икрой. Та же картина наблюдалась на протяжении еще около 300 метров вдоль берега реки. Всего здесь находилось не менее 500 экземпляров рыбы, или около тонны (вместе с выброшенными здесь же самцами). Когда экологи возвращались, охрана завода напала на них, обстреляла из газового пистолета, пыталась травить служебной собакой. Пострадавшим пришлось обращаться в полицию. Это не первый случай, когда охранники ЛРЗ «Бахура» противодействуют экологам, которые пытаются обследовать реку.
«Рыбак Сахалина» № 39 от 15 октября 2020 г.
