Сказка про халяву для российских рыбаков
В ходе дискуссии вокруг Стратегии развития рыболовного судостроения в России обнаружился очень опасный и очень неверный тезис. Тезис звучит так: российские рыбаки БЕСПЛАТНО получили квоты от государства. Простое, как рыболовный крючок полуутверждение-полуобвинение крепко цепляет глубоко сидящее в каждом из нас убеждение: государство не имеет права бесплатно раздавать национальное достояние, а значит, квоты были получены на халяву, и их пора возвращать назад. Так ли это? Как все было на самом деле?
В 2008 году, в соответствии с Федеральным законом «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов», с предприятиями были заключены договоры о наделении на десять лет долями квоты добычи (вылова) водных биоресурсов. Проще говоря, предприятия получили индивидуальные квоты. В основу расчета индивидуальных квот были взяты данные о вылове водных биоресурсов каждым пользователем в предшествующие пять лет: тот, кто смог подтвердить вылов, тот и получил доступ к ресурсу. Итак, в 2008 году квоту получили те, кто уже добывал водные биоресурсы предшествующие пять лет, те, с кем в 2003 году были заключены в соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации № 704 от 20.11.2003 года аналогичные договоры на пять лет. Кто и на каких условиях получил квоты в 2003 году? Ответ: рыболовные предприятия, подтвердившие промысловую историю за предыдущие три года, имеющие в собственности или арендующие рыболовные суда.
Вот мы и подошли к главному. И в 2008 году, и в 2003 году индивидуальные квоты получили только те предприятия, которые смогли подтвердить факт вылова в период с 2001 по 2003 год, а в указанный период ловить рыбу могли только те, кто ежегодно ПОКУПАЛ квоты на аукционах. По сути дела, в 2001-2003 годах российские рыбаки собственную промысловую историю писали с чистого листа и на условиях предоплаты. «История» рыбных промыслов в России делалась заново в угоду «искателей» рыбной ренты: предприятия ежегодно покупали квоты по спекулятивной цене, три года вели промысел, и только потом уровень освоения становился «историей».
К НАЧАЛУ аукционов рыбная отрасль понемногу приходила в себя от потрясений «шоковых» реформ. Увеличивался вылов водных биоресурсов, оздоравливались финансовые показатели. В 1998 году прибыль отрасли составила 2 млрд. рублей, в 1999 году – 5,9 млрд. рублей, а в 2000 году – 7,0 млрд. рублей. Однако после введения аукционов отраслевая прибыль в 2001 году упала в девять раз – до 807 млн. рублей, и дальше убытки росли как снежный ком: в 2002 году – 5,2 млрд. рублей, а в 2003 году – 18 млрд. рублей! Необходимость покупки квот на аукционах обострила недостаток оборотных средств и загнала рыбаков в долговую кабалу (преимущественно к иностранным банкам). Потребность в заемных деньгах возросла с 29,6 млрд. рублей в 2000 году до 50,9 млрд. рублей в 2004 году, а кредиторская задолженность увеличилась с 37,7 млрд. рублей в 1999 году до 70 млрд. рублей в 2004 году, достигнув 82% стоимости произведенной продукции.
Платежи за квоты утроили налоговое бремя в рыболовстве. За 2000-2004 годы федеральный бюджет получил от платы за ресурсы на аукционах 47,5 млрд. рублей – в среднем 12 млрд. рублей в год (для сравнения, ежегодная денежная выручка рыболовной отрасли составляла в 2001 году 73 млрд. рублей, в 2002 году – 80 млрд. рублей, в 2003 году – 85 млрд. рублей). Наряду с платежами за ресурсы отрасль платила все положенные по закону налоги и социальные отчисления. К примеру, в 2003 году они составили 6,4 млрд. рублей, т. е. вместе с платой за ресурсы было изъято в бюджет 18,4 млрд. рублей. Таким образом, российские рыбаки заплатили за индивидуальные квоты 47,5 млрд. рублей (1,6 млрд. долларов). Гигант мировой металлургии – «Норильский никель» со всеми своими месторождениями – обошелся новым владельцам в разы дешевле, в 190 млн. долларов (для сравнения, выручка «Норильского никеля» в 2009 году превысила 14,5 млрд. долларов, а совокупная выручка российской рыболовной отрасли в том же году – 3,5 млрд. долларов). Замечу, что, в отличие от нефтяных и горнорудных месторождений, водные биоресурсы не отданы в частные руки на всю оставшуюся жизнь. Первоначально квоты были предоставлены на пять лет, в 2008 году – на десять лет. В 2018 году срок действия договоров истечет, и государство вполне может установить новые принципы доступа к водным биоресурсам, а в течение всего срока действия договора предприятие ежегодно уплачивает сбор за пользование водными биоресурсами, усредненная ставка которого составляет 100 долларов за тонну. Кстати, за рубежом переход к индивидуальным квотам происходил по-другому. В Новой Зеландии, например, рыбакам на основе средних уловов пяти предшествующих лет за символическую плату в три новозеландских доллара на тонну водного биоресурса предоставили квоты на двадцать лет.
СКАЗКА о доставшихся на халяву российским рыбакам квотах – не единственная нелепость, которая стала появляться недавно. Еще одна – про «отставание» России от передовых держав, которые якобы успешно применяют «квоты под киль». Придется подробно остановиться и на них. Принцип закрепления индивидуальных квот за конкретным промысловым судном, действительно, применяется в ряде государств, но только в двух случаях:
- ДО ПРИНЯТИЯ принципиального законодательного решения о наделении предприятий индивидуальными квотами (в частности, такой принцип закреплен в статьях 206 и 208 Закона Магнусона-Стивенсона об управлении и сохранении водных ресурсов в США, принятого в 1999 году);
- ПОСЛЕ принятия принципиального решения о наделении предприятия индивидуальными квотами, но ПРИ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ КОМПЕНСАЦИИ судовладельцам части стоимости судна, выводимого из промысла в связи с увеличением промысловой нагрузки на водные биоресурсы (ст. 412 Директивы Европейского Союза о механизмах и принципах управления водными биоресурсами 1997 года).
Иной порядок «вживления» в рыболовное законодательство принципа «квоты под киль» всегда и везде приводил и будет приводить к увеличению промыслового давления на водные биоресурсы и подрыву их запасов, уменьшению объема ресурсов для действующих предприятий (особенно малого и среднего размера), резкому ухудшению их финансового положения и негативным социальным последствиям. В Канаде реализация принципа «квота под киль» обошлась государственному бюджету в 4 млрд. долларов и привела к исчезновению запасов трески (с 400 тыс. тонн в середине 80-х годов до 2,7 тыс. тонн в середине 90-х годов). И теперь нам предлагают даже не скопировать идею «квоты под киль» (хотя и это неверно), а придумывают искаженную версию.
Ни в одной стране, где применяется что-то подобное (а таких немного), не закрепляют в законе срок окупаемости судна. Если установить десятилетнюю окупаемость построенного судна, то заказчику должен быть ежегодно гарантирован неизменный объем водных биоресурсов, который позволит ему полностью окупить все расходы. Но величина и продуктивность запасов водных биоресурсов меняется каждый год: лосося в прошлом году добыли 540 тысяч тонн, в этом году – гораздо меньше, такая же история была в свое время с минтаем. Следовательно, для тех предприятий, которые уже модернизировали суда или купили в свое время иностранные суда, квота сократится. Пострадает и береговая переработка. Предприятия уже вложились в цеха, в инфраструктуру, не у всех остались деньги для покупки нового МРС за 30 млн. рублей – за те же деньги они купят и приведут в порядок десяток подержанных судов. На Камчатке в этом году прибрежная квота – 286 тысяч тонн, «квота под киль» отхватит изрядный кусок у береговых переработчиков.
Но даже факт закрепления за судном, допустим, 15 тысяч тонн минтая в год не гарантирует вылов этого объема. В прошлом году у предприятий была квота на сайру, но сайра не пришла – освоение меньше 20%. Если закон установит нормативную окупаемость и от других пользователей отрежут квоту, но промысловая обстановка не позволит выловить утвержденный объем, то весь расчет десятилетней окупаемости «расползется». В таком случае «квота под киль» вынудит предприятия (чтобы уместиться в отведенный законом срок) искать такие рынки сбыта, где у них сразу выкупят большие объемы продукции за максимальные деньги. «Квота под киль» будет выталкивать предприятия на экспортные рынки, потому что спрос внутреннего рынка финансово распылен и неравномерен. Получится, что, развивая судостроение, рискуем провалить наполнение внутреннего рынка и развитие береговой переработки.
«Квота под киль» усугубит и главную болезнь российского рыболовства – распыленность бизнеса и низкую капитализацию отрасли. На Дальнем Востоке работает около 1200 рыболовных судов, у них 686 судовладельцев. Причем 540 судовладельцев имеют по 1-2 судна. Тот принцип наделения долями, который сейчас прописан в законе, дает вектор для постепенного укрупнения и консолидации отрасли. «Квота по киль» все отбрасывает назад. Стимул для укрупнения исчезает: зачем покупать бизнес, если закрепленная за ним квота сокращается? Возникают возможности для злоупотреблений при распределении «квоты под киль».
Однако фантазия сказочников этим не исчерпывается, они успокаивают: «квоты под киль» – это не больно, просто аккуратный «тюнинг» законодательства, а через пять-шесть лет мы снова вернемся к старому доброму историческому принципу. Неправда. Нужно прямо говорить: идеологи «квот под киль» ведут дело к отмене действующего Федерального закона «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов». Они предлагают изменить основные понятия закона (ст. 1); основные принципы законодательства о рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов (ст. 2); перечень отношений, регулируемых законодательством о рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов (ст. 5); ввести новый вид рыболовства – «рыболовство для промысловых судов, построенных на отечественных судостроительных предприятиях» (ст. 16); ввести новый вид квот – «квота под киль» (ст. 30); изменить порядок распределения квот добычи (вылова) водных биоресурсов между лицами, у которых возникает право на добычу (вылов) водных биоресурсов (ст. 31); изменить процедуру перехода права на добычу (вылов) водных биоресурсов от одного лица к другому лицу (ст. 32); изменить главу, регламентирующую решения органов государственной власти и договоры, на основании которых возникает право на добычу (вылов) водных биоресурсов, отнесенных к объектам рыболовства (ст. 33 1-6). Это не косметическая процедура, это операция по изменению пола.
В ЧЕМ ЦЕЛЬ идеологов «квот под киль»? Она простая – переложить на других все инвестиционные риски и обеспечить гарантированный сбыт своих изделий независимо от их качества, стоимости и сроков изготовления. Любой инвестор принимает на себя значительную часть инвестиционных рисков. Идеологи «квот под киль» хотят весь инвестиционный риск рыболовного судостроения переложить на государство и рыбаков. Рыбакам придется переплачивать вдвое-втрое за рыболовное судно, в стоимость которого «утопят» отраслевые издержки. Рыбаки заплатят оброк, уступив часть честно приобретенной на аукционах и подтвержденной промысловой историей квоты.
«Квота под киль» – это технократическая утопия, подменяющая экономически вменяемую логику развития отрасли и постепенное переустройство бизнеса умозрительными схемами. Схемами, которые не оправдали себя за рубежом.
После многолетней чехарды с квотами государство наделило рыбаков долгими квотами, получив взамен большие деньги. Государство поставило перед рыбаками сразу несколько задач: увеличить за десять лет вылов водных биоресурсов почти вдвое (до 6,5 млн. тонн), удвоить поставки продукции на внутренний рынок (с 2,5 млн. до 5 млн. тонн), возродить и нарастить береговую переработку. Каждая из перечисленных задач – само по себе нелегкое дело для распыленной, неконсолидированной, работающей в условиях высокой ресурсной неопределенности и плохо прогнозируемых инвестиционных рисков отрасли. Но теперь предлагают еще и развитие отечественного рыболовного судостроения финансировать преимущественно за счет изъятых у рыбаков ресурсов: в этом – суть «квот под киль».
Г. ЗВЕРЕВ, президент Ассоциации добытчиков минтая
РИА Fishnews.ru
