Валерий Ефанов: Вмешиваться в природную сущность грязным сапогом – нельзя!
Добывать рыбу в реках можно и нужно только для оптимизации заполнения нерестилищ.
Накануне массовой лососевой путины особую актуальность приобретает проблема регулирования захода производителей в нерестовые реки, вокруг чего в последние годы было сломано немало копий. На эту тему наш корреспондент беседует с деканом естественно-научного факультета, заведующим кафедрой экологии и природопользования Сахалинского государственного университета, доктором биологических наук, профессором В. Н. ЕФАНОВЫМ, который четверть века островной жизни посвятил исследованию популяций тихоокеанских лососей.
– Валерий Николаевич, на проблему заполнения лососевых нерестилищ производителями есть две крайние точки зрения. Одни считают, что ничего регулировать не надо, природа все сама отрегулирует, за исключением, может быть, каких-то форс-мажорных обстоятельств, когда природе требуется помощь. Другие, напротив, уверены, что регулировать необходимо с самого начала хода рыбы. Не могли бы вы это прокомментировать?
– Действительно, обе эти точки зрения имеют место быть. Те, кто придерживается первой, правы в одном случае – когда нет промысла, нет искусственного разведения, когда все обусловлено чисто внутренними природными процессами без любого внешнего воздействия со стороны человека. Если мы ничего не промышляем, не берем, тогда регуляторный механизм внутри видовых группировок осуществляется сам и образуется так называемое климаксное сообщество. В таком сообществе достигнуты определенные взаимоотношения между природными комплексами и обитающими в них организмами, при которых их численность особо не увеличивается и не уменьшается. Природа сама отрегулировала, привела практически к стационарному состоянию. Полностью стационарным оно не может быть, потому что меняются климатические условия внешней среды, которые подвержены колебаниям, и, соответственно, изменяетя численность лососей.
Когда же мы начинаем эксплуатировать ту или иную популяцию, то это приводит к ее предклимаксному состоянию. То есть не полная стабильность, а пред. Тогда, беря с сообщества продукцию, мы должны сами включать регуляторные механизмы, приводящие к оптимизации заполнения нерестилищ производителями.
– Что значит – оптимизация?
– Это выбор такого состояния, при котором с единицы площади нерестилищ получают максимальную продукцию. Когда рассматривают кривую зависимости между количеством производителей и возвратом рыб, то оптимум достигается в том случае, если, в частности для горбуши, на нерестилища по Сахалину заходят 200 – 220 штук на 100 кв. м, по Курилам – от 200 до 240 штук (там больше выпадает осадков). А для кеты около 120 штук на 100 кв. м. Если количество производителей увеличить сверх оптимума, то одни особи перекапывают нерестовые бугры других. Если уменьшить их количество и довести его до минимума, то эффективность воспроизводства резко падает.
– До какого минимума?
– По моим наблюдениям, если у вас менее 20 штук горбуши на 100 кв. м, то эффективность воспроизводства начинает падать, если еще меньше, она может упасть на порядок. На порядок! Что сейчас и проявляется на западном побережье Сахалина. Этого нельзя допускать. В природе действуют экологические законы максимума и минимума. Репродуктивная часть популяции должна быть определенной. Перешагнули оптимум в меньшую сторону (нарушили закон минимума) – самец не может найти самку, икра не оплодотворяется. Перешагнули в большую сторону (нарушили закон максимума) – происходит негативное воздействие одной особи на другую.
Важно также учитывать специфику распределения такого вида, как горбуша, по водотокам. Наши многолетние исследования показали, что на Сахалине воспроизводятся летние и осенние популяции этой рыбы. Особи летней горбуши занимают верхнюю часть нерестилищ, а осенней – средние и нижние участки.
– А мне приходилось слышать такой аргумент: если пропустить большое количество производителей летней горбуши, то для осенней места на нерестилищах не останется.
– Ахинея! Это дилетантский подход. Вы не загоните осеннюю горбушу вверх, а летнюю – вниз, они приспособились к своей среде обитания в процессе длительной (несколько миллионов лет!) эволюции. Иногда говорят: у вас верховья не заполнены. Это обусловлено порой не промыслом, а тем, что численность летней популяции меньше. К тому же ее сегодня довели до невероятно малого количества. Поэтому потенциал нерестовых рек используется далеко не полностью.
– Иначе говоря, при регулировании захода производителей, чтобы обеспечить оптимальное заполнение нерестилищ, необходимо следить за численностью и летней популяции, и осенней? Каким образом?
– Между интенсивностью хода рыбы и динамикой соотношения полов существует определенная зависимость. В начале хода превалируют самцы, в конце – самки, а в пик хода их соотношение один к одному. И вот эту кривую – интенсивности хода и динамики соотношения полов – можно рассчитать и потом использовать на практике. Если сегодня 70 процентов самцов, а рыб пришло, допустим, 200 тысяч штук, то завтра при соотношении самцов 60 процентов рыб придет уже 80 тысяч. И так далее, и так далее. Поэтому следить за спецификой хода рыбы необходимо и обязательно. Нужно просто-напросто на каждом территориальном комплексе собирать хороший материал. Раньше это делали, на каждом участке проводили биологический анализ и на их основе давали краткосрочные рекомендации по интенсивности промысла. Говорили: вы должны усилить добычу. Или – уменьшить. По этому вопросу есть методика, она описана в научной периодике. Надо только следовать за ней.
– Усилить промысел – это понятно. А стоит ли ловить непосредственно в реках?
– В некоторых случаях стоит. Когда мы знаем, что интенсивность хода будет очень высока, то необходимо ловить рыбу в реке. Но где, в какой части? Только в устьевом пространстве. Ни в коем случае нельзя выставлять орудия лова на нерестилищах. Исключение только для рыбоводных заводов. Завод – это самостоятельный кусок нерестилища, и если он расположен вверху, то там и надо регулировать.
– Какие реки у нас подвержены перезаполнению?
– Это, в основном, реки юго-восточного побережья Сахалина, такие, как Дудинка, Фирсовка, Бахура, Анна, Сима, иногда Очепуха. Интенсивность захода в них горбуши порой фантастическая. Возьмем, к примеру, 1991 год, когда возвраты рыбы были очень высокие. Поэтому в таких реках надо отлавливать излишних производителей, иначе будут заморные явления. В 1985 году на Дудинке весь процесс замора рыбы я проследил от начала до конца.
– И какие действия были предприняты?
– Тогда никаких указаний сверху от контролирующих органов не было. У меня просто была пачка разрешительных билетов. Это позволяло мне выписывать любой организации добычу рыбы в устье. Я поднял всю добывающую промышленность Долинского района. Разрешалось ловить и забирать рыбу, но ни в коем случае не резать ее.
– Вы это делали в каком качестве?
– В качестве старшего научного сотрудника СахНИРО.
– Итак, необходимость регуляторного механизма очевидна. Но кто должен регулировать?
– Принципиально должны регулировать ученые. Раньше я возглавлял лабораторию естественного воспроизводства лососей (не знаю, как она теперь называется), в которой насчитывалось около 30 человек. Система сбора информации была такой. От начала до конца хода брали пробы рыбы в трех точках западного Сахалина (в районах Чехова, Яблочного и Невельска), в заливе Терпения (в районе Поронайска), на юго-восточном побережье (в районе Стародубского или Очепухи), в трех точках залива Анива (в районах Тараная, Корсакова и Озерского). За всем ходом горбуши следили и четко знали, какие соотношения полов и как меняется его интенсивность. И тут же давали краткосрочные – недельные – прогнозы. Все это делалось. Надо только желать это делать. Необходимо организовать такие исследования и неуклонно проводить их.
– Наука дала рекомендации, а кто конкретно изымает излишки производителей?
– Рыбодобытчики.
– Однако такого механизма, когда старший научный сотрудник раздавал промысловые билеты, сейчас нет.
– Я понимаю. Настолько усложнили вот эту систему взаимоотношений! Ведь главным тогда было получение максимального улова на длительном промежутке времени. И попробовали бы мы дать неправильный прогноз с ошибкой, превышающей 25 процентов, всё – меняй коньки на санки.
– Понятно. Но вот вопрос, кому изымать рыбу на нерестовых реках, в последние годы решался по-разному. То появились так называемые операторы, которые неизвестно откуда приезжали, и это сопровождалось скандалами. То почти на каждой речке установили рыбоучетные заграждения…
– В прежние времена сторонних никого не было, они просто не могли возникнуть. Ни из Москвы не приезжали, ни из Нью-Йорка, ни откуда-то еще. Потому что система, которая называлась министерством рыбного хозяйства, обеспечивала выполнение главной задачи: накормить народ. А не обеспечить чьи-то личные интересы. Этого абсолютно не было. Уровень браконьерства тоже был на порядок меньше.
– В связи со сказанным выше как вы относитесь к тому, что на ряде нерестовых рек в ближайшем будущем появятся рыбопромысловые участки? Этот процесс уже запущен.
– Как таковых рыбопромысловых участков не должно быть. Чтобы поддерживать РПУ, необходимо хотя бы элементарное обустройство, жилье и т.д. Есть жилье, следовательно, есть люди. Есть люди – есть отходы. Любые виды отходов. Все это оказывает на нерестовую реку негативное воздействие.
– Но ведь регулировать надо, изымать надо. А РУЗы, с помощью которых это делалось, из Правил рыболовства убрали. То есть остался единственный вариант регулирования захода производителей в реки и борьбы с заморными явлениями, предусмотренный законом, – именно рыбопромысловый участок, дающий право добывать рыбу.
– Я не знаю, почему принимают вот такие законы, которые идут в ущерб природе, которые диссонируют с природой. Но я могу еще раз повторить: добывать в реках нужно и можно для оптимизации заполнения нерестовых площадей. Однако добывать необходимо только на участке от устья до максимум начала нерестилищ, только там. На нерестилищах рыба уже распределилась, ее трогать нельзя. А вот создавать какие-то временные сооружения и все прочее на реках – нет ничего более постоянного, чем временное.
– Сахалинские рыбаки, скорей всего, решили взять речные рыбопромысловые участки, выиграв конкурсы, себе, чтобы они не достались чужим. А если эта река моя, я ее хозяин, то ничего вредного для воспроизводства не сделаю, как говорится, по определению.
– Навредить можно и не желая того. Влезать в эту сущность, которая определена природой, просто так вот, грязным сапогом – нельзя. А я видел таких людей, которые влезают. Например, один небезызвестный предприниматель построил на реке Долинке рыбоводный завод. И он начал вмешиваться в систему реки, прокопал канал и… посадил подрусловый поток, а сбросив его – уничтожил нерестилища. К тому же, очевидно, еще и стал вылавливать рыбу в реке. Урок из этой ситуации извлечь нетрудно: если не следовать рекомендациям ученых, ничего хорошего не получится.
– Меня еще вот что интересует. В прошлом году, едва начался массовый ход горбуши, Сахалинрыбвод тут же рекомендовал на ряде рек задействовать РУЗы, что у многих рыбаков вызвало недоумение.
– Это можно делать, если вы действительно определили, что интенсивность хода очень высокая. Но при этом необходимо, чтобы оптимальное заполнение нерестилищ было достигнуто. И второе: чтобы было сохранено все генетическое разнообразие. Если переводить на человека, то чтобы были и мальчики, и девочки, чтобы их соотношение было один к одному, чтобы были и зеленоглазенькие, и голубоглазенькие, и сероглазенькие, чтобы были и черненькие, и светленькие, и рыженькие. То есть изымать требуется пропорционально, чтобы не образовался какой-то провал.
– И чего же тогда стоит нередко высказываемый довод, что в начале хода рыбу не надо пропускать, потому что идут одни самцы?
– Скажите, пожалуйста, а не самец ли об этом говорил? И как он отнесется к тому, если его тоже изъять из популяции, обитающей на Сахалине?
– Пропорциональное изъятие производителей технически возможно?
– Абсолютно! Ведь делали же. Я приехал на Сахалин в 1975 году, а в 76-м уже начал регулировать вылов горбуши на западном побережье. Принял такую плотность заполнения нерестилищ на 100 кв. м: 3 штуки, 9, 1 штука… А вот что оставил в 1993 году: 49,9; 57,3; 104,1… Тогда промысел ограничивался мысом Ловецким, севернее не выставляли ни одного невода. Кстати, в таких реках, как Покосная, Старицкая, Орловка, было всегда рыбы 200 и более штук на 100 кв. метров.
Когда при мне на юго-западном побережье добывали от полутора тысяч (минимум) до 15 тысяч тонн горбуши, а сейчас иногда 13 тонн ловят – есть разница? Да, общие выловы на Сахалине возросли. Они в значительной мере увеличились как за счет изменения абиотических факторов в прибрежье, так и благодаря деятельности рыбоводных заводов. Ведь раньше лососей разводили дедовскими методами. Но! Регуляторный механизм сейчас значительно упал.
– Сегодня на западном побережье острова ситуация, можно сказать, катастрофическая. Чем ее можно исправить? Рыбоводными заводами?
– Рыбоводными заводами исправить этот процесс невозможно, если их ставить там, где практически нет рыбы. Это обусловлено спецификой тихоокеанских лососей. Ведь для чего они погибают после нереста? Для того, чтобы дать биогенные элементы, на которых в прибрежье развелся бы фитопланктон, его бы потреблял зоопланктон – корм для молоди. А если в реках нет рыбы, откуда возьмется кормовая база? Завод выпустит молодь, но что она есть будет? Вы же убийца! Вы ее выпустили в бескормицу.
– На реке Красноярке в Холмском районе построили рыбоводный завод. Зря, что ли?
– Зря!
– А выход какой? Всё – потеряли побережье?
– Выход один – полностью закрыть промысел. Спортивный, любительский лов, какой угодно на западном побережье – за-пре-тить! Исключить всякое браконьерство, всякую продажу рыбы.
– На какое время?
– Пока на нерестилищах не будет хотя бы штук 50 на 100 квадратных метров.
– Доживем до этого благословенного дня?
– Я – вряд ли. Природа очень легко ранима и очень тяжело восстанавливается.
– И последний вопрос, Валерий Николаевич. Специалисты охотничьего хозяйства утверждают, что при регулировании захода в реки рыбы надо учитывать и таких едоков, как медведи и пушные зверьки. Вы согласны с этим?
– Да в принципе-то согласен, экосистема должна существовать. Но численность зверей на Сахалине не столь уж и значима, как некоторые говорят. У меня есть студенты, которые проводят исследования по питанию медведей. Утверждение, что они едят только одну рыбу, неверно. Доля растительной пищи в их рационе порой бывает очень велика – до 70 процентов. Даже в тот период, когда идут тихоокеанские лососи. Что касается остальных видов, то значительное количество животных потребляют уже отнерестившуюся рыбу, и они, опорожнив свои желудки, вовлекают ее в быстрый экологический круговорот. Так что я бы не преувеличивал эту проблему.
Г. ГРИГОРЬЕВ. Газета “Рыбак Сахалина” № 23 16 июня 2011 г.
