— Илья Владимирович, Росрыболовство в апреле озвучило результаты работы рыбной отрасли за 2023 год. Понятно, что статистические итоги подбивались совсем недавно. Каким прошлый год был для предприятий вашего региона? Как я понимаю, пользователи Северного бассейна находятся под достаточно сильным влиянием санкций и с ресурсами ключевого промыслового объекта не все гладко.
— Основное, конечно, что сейчас влияет на выручку предприятий Северного бассейна, их самочувствие и инвестиционные планы, — это состояние запаса трески. Наблюдается его длительное снижение. И мы должны понимать на бассейне, что такая ситуация продлится не меньше чем до конца 2026 года. Сокращение третий год подряд общего допустимого улова, квоты влияет на инвестиционную емкость отрасли и финансовые планы пользователей.
Такая ситуация усугубляет проблему с недостроенными судами под инвестиционные квоты. Деньги предприятий полностью заморожены в этих проектах, проценты по кредитам на их реализацию предприятия платят. Но при этом задействовать заказанный флот они не могут. То есть тут даже уже вопрос не в получении квот вылова, а в том, что нет возможности использовать суда как средство производства.
В случае с карельскими предприятиями это достаточно большой портфель заказов.
Снижение выручки в связи с сокращением ОДУ трески, замороженные в инвестиционных недостроях средства и усугубляющееся санкционное давление по поставкам судового снабжения и запасных частей — это три основных обстоятельства, которые определяют состояние рыбной отрасли на Северном бассейне и карельских предприятий в том числе.
Для того чтобы строить планы на будущее, нам надо понимать год, с которого начнется восстановление запасов по треске. Очень подробно эта тема обсуждалась на заседании Северного бассейнового научно-промыслового совета. ПИНРО поделился своими прогнозными исследованиями, данными, соображениями. Но, насколько я понял, называть какие-то даты восстановления промыслового запаса еще преждевременно.
— А что касается санкционных ограничений?
— Каждое предприятие ищет способы адаптации к санкционному давлению самостоятельно, и, в общем-то, происходит это у всех по-разному.
Конечно, был фактор непределенности: как мы будем работать в зонах Норвегии и Фарерских островов. Это наши основные районы присутствия в рамках международных договоренностей.
Если говорить про Норвегию, то у нас накоплена большая история по совместному управлению запасом. В мире она считается одним из примеров отличного менеджмента — и научного, и экологического, и межгосударственного. Очень быстро были достигнуты результаты по искоренению ННН-промысла на Севере. Вот эта инерция отношений и опыта совместного регулирования пока, к счастью, позволяет резких решений не принимать. Разрыв этих отношений мог бы нанести вред далеко не только России и Норвегии, речь ведь идет о риске подрыва состояния запаса трески, о продовольственной безопасности в Европе и других странах
Три порта открыты для российских рыбаков. Это серьезно сократило возможности российских предприятий, но мы находим возможности для продолжения работы, хотя ситуация сложная, конечно.
Что касается промысла в регионе Фарерских островов, то их власти запретили российским судам выгружать рыбу, выловленную не в фарерской зоне. Поэтому мы организовали доставку уловов из зоны НЕАФК (зоны регулирования Комиссии по рыболовству в Северо-Восточной Атлантике — прим. ред.) в порты Санкт-Петербурга и Калининграда. Это не рациональное, но вынужденное решение.
Сейчас суда планируют приступить к промыслу путассу в зоне Фарер. Пока изменений нет, предполагается, что мы зайдем в фарерские порты с рыбой.
Надеюсь, наше международное сотрудничество устоит. По крайней мере, в том виде, который есть сейчас, — минимум по взаимному соблюдению тех правил, которые были. Все-таки это уровень, обеспечивающий совместный промысел и долгосрочное управление запасами. Сегодня мы часто вспоминаем советский экспедиционный промысел. Историческая память в отрасли сильна. Понятно, что пришло время расширить географию промысла российских рыбаков. Важно использовать исторический момент давления на нас в более близких районах промысла для переключения усилий на возврат в дальние районы промысла. Еще правильнее было бы и остаться в традиционных местах промысла, и вернуться в прежние, дальние. Это — реальный способ повысить общегосударственный вылов. Росрыболовство представило амбициозный план по Большой африканской экспедиции. Надеюсь, это только первый шаг на пути расширения возможностей российского рыболовства.
— Вы уже начали говорить о проблеме отставания строительства судов под инвестквоты от первоначального графика. Тут как-то ситуация меняется?
— Изменения все-таки предприняло новое руководство Объединенной судостроительной корпорации, верфей. В нашем случае речь идет о Северной верфи (на этом заводе заказаны ярусоловы для РК «Вирма» — прим. ред.). Предприятия находятся в активной фазе переговоров по переосмыслению этих судостроительных контрактов, их исполнения. Позиции уже достаточно близки, первое судно передано заказчику в апреле. Надеюсь, что начавшийся процесс взаимодействия позволит предприятию получить и два оставшихся судна в определенный сторонами срок.
— Карелия участвует в программе инвестиционных квот с проектами по строительству не только флота, но и береговых заводов. И здесь, как я понимаю, все складывалось более благополучно. Но потом ситуация со штрафами за неисполнение обязательств по выпуску продукции перекинулась и на Северный бассейн.
— Береговые заводы стали реальной витриной первого этапа программы инвестиционных квот. Очень много было сомнений, разговоров и беспокойств на тему того, что предприятиям на Северном бассейне не хватит ресурсного обеспечения, им тяжело будет работать в максимальном формате. Тем не менее негативные прогнозы не оправдались.
В Карелии мы открыли два перерабатывающих производства большой мощности (объекты инвестиций типа «П» под квоты трески и пикши, компании «Рыботорговая сеть» и «Группа «Баренц» — прим. ред.). И они нашли свое место на рынке. Создали серьезный рыбоперерабатывающий кластер — это уже свершившийся факт.
На этих предприятиях мы работаем не только с треской и пикшей. Выпускается продукция из всего прилова — зубатки, сайды, камбалы, окуня, палтуса — и продукты из пелагических пород рыб. Предприятия полностью укомплектованы трудовыми ресурсами. Мы занимаемся уже программами по развитию кадровых компетенций. Заводы действуют на территории опережающего развития (ТОР), у нас заключено соглашение с региональными властями о социально-экономическом сотрудничестве. В 2022 году мы подписали к нему допсоглашение, потому что уже выполнили нормы по созданию рабочих мест и попросили правительство Карелии увеличить норматив по рабочим местам.
Мы также предложили региональному правительству создать технопарк по производству упаковки для рыбной продукции. И сегодня такая помощь оказана. Выделена земля, строится здание, уже есть заявки от первых возможных участников. Надеюсь, рядом с перерабатывающими заводами запустим вместе с резидентами технопарка несколько небольших производств упаковочной продукции. Все это говорит о том, что кластерный тип развития локальных тресковых индустрий был запланирован правильно.
Мы видим очень четкий, постоянный спрос на продукцию заводов, чему очень рады. Когда шла разработка промышленного дизайна по новым предприятиям — а это были 2018-2019 годы, — мы ориентировались на существовавшие на тот момент внешнеторговые условия. Предполагалось, что производства будут во многом работать на экспорт. Но это оставили в прошлом, перестроились. И достаточно успешно: заводам не потребовалось какой-то паузы, кризисной перенастройки. Они открылись, плавно начали работать и на третий год справились без какого-то нажима с выполнением обязательств по выпуску продукции. И мы, повторюсь, видим, постоянный клиентский интерес. Сейчас это не только филе из трески, как предполагал регулятор, когда готовилась «нормативка» по заводам и коэффициентам для них. Стране очень нужна доступная по цене и по присутствию в ассортименте рыбная продукции. Если говорить про донные породы, то прежде всего это стейки — из трески, из мелкой пикши.
У нас вообще в уловах последних лет было очень много рыбы мелкого размера, что не позволяло выпускать из нее только филе. Но у нас получилось привлечь внимание новых потребителей к продукции из белой рыбы. И сегодня запросы на продукцию из пикши и трески у нас очень высокие.
Конечно, на стадии роста мы абсолютно не ожидали риска получить миллиардные штрафы от государства. Это удивило всех. И мы понимаем, что при решении суда о наложении санкций работа просто не будет продолжена, потому что суммы взысканий превышают несколько годовых выручек заводов.
В конце марта глава Росрыболовства Илья Васильевич Шестаков провел совещание по этой проблеме, то есть определенный диалог состоялся. Я также выступал на этой встрече. Привел пример с заводом в Карелии, который стоял в календарном графике приемки последним. Осенью он был принят комиссией, которая контролирует соответствие объектов по программе инвестквот. Затем вышел приказ о предоставлении квоты. Но предприятие прошло ветеринарное освидетельствование и получило документы, разрешающие в принципе производить продукцию, только в апреле. А экспортные документы были получены ближе к июню. То есть на выполнение требований по выпуску продукции осталась только половина года. Практика сопровождения инвестиционных проектов в стране в других отраслях уже сложилась — в первый год запуска никто не требует мгновенного выхода на проектную мощность. Это, к сожалению, наше отраслевое ноу-хау.
— Много различных тонкостей.
— Да. На совещании я попросил учесть такие моменты в нормативной базе и для вновь вводимых в эксплуатацию предприятий предусмотреть возможность в первый год своей деятельности не выполнять норматив. Чтобы хотя бы инвесторы следующих этапов программы не попадали в ситуацию, когда в суде решается, будет производство работать или нет.
— В этом году российским рыбакам для освоения был рекомендован большой объем баренцевоморской мойвы: национальная квота составила свыше 78 тыс. тонн. В итоге вылов значительный — более 50 тыс. тонн, но возможный объем полностью не освоен. Разговаривали на эту тему с вашими коллегами. Они говорят: без модернизации флота такие большие объемы мойвы взять невозможно.
— Из запланированных 19 тыс. тонн мойвы мы выловили 12 тыс. тонн. Работали в соответствии с промысловой обстановкой, то есть, как отмечают наши флотоводцы, взяли весь возможный объем. Мойва — это социальный продукт, высококачественный белок.
Наверное, соглашусь, что производственных мощностей, чтобы освоить столь значительную квоту и в столь короткий период (а мойвенная путина стремительна), у бассейнового флота не было. Должны ли мы располагать такими мощностями — не факт. Такое количество судов на мойве возможно применить в комбинации с дальнейшей их перестановкой на свободный ресурс, например, в Африку. При этом учитываем, что все-таки запас колеблется, в этом году показатели были очень высокие.
— Мы на этот раз много говорили о переработке. Сейчас наблюдается рост интереса рыбопромышленников к продвижению продукции на внутреннем рынке. Специальную программу запустила Ассоциация добытчиков минтая, усилия прилагают и крупные холдинги. Что вы об этом думаете?
— Я с большим вдохновением смотрю на программы по продвижению российской рыбы, особенно на программу по минтаю. Вижу усилия на выставках, в рознице, маркетинговую активность. Сам был свидетелем, как предлагают продукцию из минтая на рейсах «Аэрофлота».
У этих проектов большое будущее. Сейчас, наверное, такая работа не приносит большой отдачи, это чистый затратный компонент. Но это будущая доля рынка, расширение его возможностей. Это участие людей, которые верят в завтрашний день, а не работают на спотовом рынке максимальной реализации. И конечно, государство, отрасль, наши ассоциации должны эти усилия всячески поощрять. Это все очень важно и интересно.
Маргарита КРЮЧКОВА, Fishnews
Апрель 2024 г.
