Ресурсы океана. Пока не вернулась сардина-иваси…

Промысловая ситуация в прикурильской акватории может кардинально измениться после 2020 года

В «Рыбаке Сахалина» № 33 от 6 августа с.г. опубликовано интервью главного специалиста СахНИРО, кандидата биологических наук Владимира РАДЧЕНКО («Мы эту горбушу видели собственными глазами»), которое он дал нашему корреспонденту в качестве начальника экспедиции ТИНРО-центра, работавшей на научно-исследовательском судне «Профессор Кагановский» в прикурильских водах северо-западной части Тихого океана со 2 июня по 2 июля 2009 года. Главным итогом ее работы стал научный прогноз о масштабе подходов тихоокеанских лососей к дальневосточному побережью, в том числе Сахалинской области, в предстоящую лососевую путину (кстати, блестяще оправдавшийся). Однако за «бортом» той публикации осталась масса другой, не менее интересной и познавательной, информации. Поэтому предлагаем вниманию наших читателей вторую часть этой беседы.

– Владимир Иванович, в прошлом разговоре мы пришли к выводу, что экосистема обследованного вашей экспедицией района представляет интерес и сама по себе, без лососевых рыб. Имеется в виду только научный интерес?

– Нет, конечно, не только научный. Хотя в целом эта экосистема не может существовать без лососей, потому что они сейчас являются одним из главных ее компонентов, но два других компонента тоже играют практически ту же роль, мигрируют по той же схеме, что и лососевые.

Прежде всего, это рыбы субтропического комплекса, которые на зиму уходят за фронт теплого течения Куросиво и там нагуливаются, размножаются в субтропических водах, а с началом прогрева, то есть уже после апреля, мигрируют на эту акваторию. И среди них немало ценных промысловых видов. В первую очередь это, естественно, сайра. Затем менее привычные для нас, но тоже ценные, морской лещ, кальмар Бартрама, другие виды субтропических кальмаров, японский анчоус. Ну и, конечно, – сардина-иваси. В годы высокой численности, когда она была на пике, ее заходило в наши воды до 6 миллионов тонн и добывалось в этой зоне нашим флотом до 300 тысяч тонн. Все эти субтропические виды составляют большой резерв для промысла.

– А третий компонент?

– Это рыбы, которые мигрируют из глубин, в ночное время поднимаются к поверхности и питаются здесь запасами зоопланктона. Если говорить об их промысловом использовании, то это дело далекой перспективы, поскольку сейчас нет потребности в массовом дешевом техническом сырье. Но когда такое белковое сырье понадобится, то можно будет обратить внимание на этих рыб. А пока они в основном слагают кормовую базу для более важных промысловых видов.

– Что еще интересного выявлено именно в этом районе?

– Хорошо известно, что у многих южных рыб цикл взросления протекает таким образом, что они нерестятся в теплых субтропических водах, затем течением с ветвями Куросиво забрасываются в более холодные, более кормные воды, нагуливаются и к началу зимнего сезона опять возвращаются на юг. Так вот, по своим уловам за пять лет – с 2004 года, когда проводились съемки, мы отметили, что есть виды, которые мигрируют по такой же схеме с севера. И самый ценный из них – северный одноперый терпуг, образующий концентрации у северных Курильских островов. В районе Симушира и Онекотана он успешно облавливается в последние годы промыслом на уровне 48 тысяч тонн.

Раньше, собственно говоря, мы мало знали о путях миграции молоди этого вида. И когда в начале 90-х годов прошлого века стали обнаруживать его большие скопления в возрасте менее одного года, так называемых сеголетков, в южной части Берингова моря, считали, что это терпуг, мигрирующий от Алеутских островов из американской зоны. И вот сейчас, по результатам нашей экспедиции, стало хорошо понятно, что после нереста и инкубации икры у северных Курил он вовлекается в систему кругооборотов здесь же, в прикурильских водах Тихого океана. Поэтому, если такие съемки будут продолжаться и дальше, то можно будет уже на ранних стадиях отслеживать состояние этого важного промыслового запаса.

Выяснилось также, что этот большой цикл проходят не только терпуги, но и некоторые другие виды, менее ценные в промысловом отношении – например, получешуйный бычок. То есть среди донных и придонных рыб подобная стратегия поведения достаточно распространена. И в этом, конечно, тоже значительная роль прикурильской акватории для поддержания сырьевой базы отечественного рыболовства.

– Вот эта другая часть экосистемы, о которой мы говорим, по отношению к лососевым – агрессивна, нейтральна или, может быть, благоприятна?

– Сейчас эта среда очень благоприятна, что, собственно, и показывает высочайший уровень численности, демонстрируемый горбушей и кетой. Потому как сейчас нет других, сравнимых по биомассе с лососями, конкурентов, которые бы нагуливались на этой акватории в те же самые сроки и с похожими температурными требованиями. Все массовые поедатели зоопланктона, в том числе сайра и такие хищные рыбы, как лещ, подходят вслед за лососями, когда горбуша уже начинает заходить через курильские проливы в Охотское море. Только затем эту акваторию занимают субтропические виды.

Другая ситуация была в 80-е годы.

– Это связано с сардиной-иваси?

– Да, эта рыба начинала мигрировать с юга в субарктические воды рано, по сути, уже в мае отмечались ее первые скопления вдоль южных Курильских островов, и она занимала практически ту же самую акваторию, что и лососи.

– А Боливар природы, как говорится, не мог выдержать двоих?

– Совершенно верно. Поэтому нынешняя высокая биомасса горбуши, которая, как вы помните, начала увеличиваться с конца 80-х годов, во многом наблюдается еще и благодаря тому, что как раз на эти годы пришелся закат последней вспышки сардины-иваси. Еще раньше ученые ТИНРО-центра отметили эту зависимость для Японского моря, где горбуша была массово именно в те годы, когда не было ее конкурента. Как только в конце 70-х – в 80-х годах сардина-иваси появилась, так все стада горбуши – и приморское, и западно-сахалинское – пришли в упадок, от которого они, кстати, не могут оправиться до сих пор, несмотря на то, что сардины уже двадцать лет нет. А вот океанское стадо здесь развилось и вышло на высокий уровень численности в отсутствие массовой конкуренции.

– Сардина-иваси и сельдь-иваси, как раньше называли, – это одно и то же?

– Одно и то же. Сардиной ее называют ученые, потому что эта рыба принадлежит к роду сардиновых, а сельдью она показалась почему-то технологам, они решили, что так будет выглядеть более привлекательно для покупателей. И потому вот эти два названия прошли через весь период промысла этого вида. Его добывали не только в тихоокеанских водах, но довольно большое количество также в южной части Охотского моря и в Японском море. То есть был серьезный традиционный промысел. И, конечно, после того, как уже прошло два десятка лет с момента последних больших сардиновых (ивасевых) экспедиций, если эта рыба вдруг завтра появится, наши рыбаки вряд ли готовы ее ловить. По сути дела, все пришлось бы начинать заново – от пошива сетей до подготовки специалистов. Да и плавбаз с плавзаводами не столь много осталось в дальневосточном бассейне, чтобы обрабатывать большие объемы добычи.

– А эта рыба завтра появится?

– Завтра нет, но она возвращается практически всегда. Японские ученые отследили семь больших циклов возврата и исчезновения иваси. В нашей рыбохозяйственной науке два последних хорошо отмечены и задокументированы. И если до следующего осталось такое же время, какое было между предыдущими двумя, то начало возврата сардины-иваси придется на 2020-е годы. Начнется, как уже бывало, со становления двух-трех урожайных поколений, очень высокоурожайных, которые сразу же дадут большой вклад в промысловый запас.

– Сельдь-иваси, насколько помнится, неплохая рыбка.

– Да, рыба хорошая. Были популярны пресервы из иваси, консервы тоже из нее выпускали. Современные технологии позволяют делать продукты нового поколения из такой рыбы, которая, в общем-то, не имеет никаких ограничений для ее пищевого использования.

– Итак, прикурильская акватория, во всяком случае, до нашествия сардины-иваси, очень благоприятна для лососей. Но вы мне показывали фотографии, где на теле горбуши и кеты видны раны. Это ведь следствие чьей-то агрессии?

– Это тоже важный фактор, воздействующий на лососевых. Хищники, которые на них нападают, – в основном, долгоживущие океанские рыбы, такие, как лососевая (или сельдевая) акула, на южных границах ареала голубая акула и даже небольшая колючая акула, или катран. Они всегда сопровождают мигрирующие скопления лососей, на которых успешно охотятся и потребляют их достаточно большое количество. Мы часто встречали эти виды акул в наших уловах и, когда исследовали, в желудках всегда находили до двух третей мясо лососей. Причем иногда создается впечатление, что хищники специально держатся в задней части миграционного потока, где идут главным образом самки с икрой, чья энергетическая ценность выше.

– Акулы – единственные враги красной рыбы?

– Ранить лососей еще есть кому. Существуют два хищных вида океанской пелагиали – один называется кинжалозуб, другой – алепизавр, или пелезуб. Более привычных русскому уху названий, к сожалению, нет. Эти рыбы представляют собой одно- и двухметровую серебристые ленты, оснащенные вместо головы зубастой пастью. У первой зубы только на верхней челюсти, у второй в два ряда на обеих. Они зависают вниз хвостом где-то на границе сумерек в укрытии, то есть ведут себя как типичные хищники-засадчики. И когда сверху мелькает рыбья тень, выстреливают, как пружины, и смыкают на теле жертвы свои зубы. И всё! Больше у них сил ни на что не остается, даже головой пошевелить не могут. Рыба сама вырывается из этих острых, как бритва, зубов, оставляя хищнику куски своего мяса, которыми он и питается.

Живучесть лососей, их стремление выжить и донести икру до нерестилища – просто потрясающие! Мы встречали очень много рыб с зажившими шрамами от таких укусов. И по этим шрамам потом оценивали численность хищников и ее межгодовую динамику. Потому что они с начала миграции горбуши обязательно концентрируются на одних и тех же акваториях перед Курильскими островами. Порой заживают даже те ужасные раны, что человек с такими уж точно бы не выжил, когда, скажем, вырван кусок мяса поперек всей брюшной полости и обнажились внутренние органы. Но горбуша все равно настойчиво пытается добраться до своего нерестилища.

А вот оценить численность акул таким способом не удается, поскольку этот специализированный хищник очень редко оставляет после себя раненых рыб, раны от него, как правило, смертельны. Нам в уловах изредка попадалась горбуша, на которую акула напала совсем недавно, иногда прямо в трале.

– Рыбаки часто жалуются на вред, который наносят промыслу нерпы.

– Действительно, в последние годы мы все больше наблюдаем ран, нанесенных лососям морскими млекопитающими. Причем раньше считалось, что это, прежде всего, хищники, которые потребляют рыбу в прибрежье, в основаниях устьев рек. Ну и, конечно, у каждой ловушки ставного невода тоже пасется по десятку тюленей. Однако нами обнаружено, что, оказывается, даже далеко в океане, за 100 – 200 километров, раны от их зубов присутствуют на теле лососей. Видимо, этих млекопитающих, в первую очередь ластоногих, стало так много, что они вынуждены расширять зону своей охоты даже до столь удаленных от побережий акваторий. И, разумеется, это тоже большой вопрос.

В прежние годы существовал и судовой промысел тюленей, и береговой. Теперь у нас судовой прекращен полностью, последнее зверобойное судно распилили на гвозди лет двадцать назад. А береговой, в основном, значится только на бумаге. То есть механизм регулирования численности морских млекопитающих фактически утрачен. Понятно, что «зеленые» выступают против их добычи. Но все это, конечно, хорошо, когда лососей много. А если будет столько, сколько было, скажем, в 70-е годы? Тогда их не хватит не только рыбакам, но и этому сложившемуся поголовью млекопитающих. И то, что они станут погибать от голода, вряд ли гуманнее по отношению к ним. Хорошо сегодня, когда всем всего хватает. Но нужно заглядывать и в будущее.

– Что-то неизведанное, неизвестное науке попало в поле вашего зрения во время экспедиции?

– Крупного, как лах-несское чудовище, ничего не попало. Хотя в целом в океане хорошо изучены только прибрежная зона и самый поверхностный слой. А чуть заберись поглубже – еще много загадок. И сейчас находятся на определении в наших родственных институтах, у специалистов Института биологии моря и здесь у нас, в лаборатории паразитологии привезенные из экспедиции организмы, которые могут оказаться неизвестны науке.

А вообще в океанских акваториях очень много удивительных, специфических и разных по размерам созданий. Например, самый массовый вид, который был нами учтен, – это маленький кальмар-светлячок, у которого мантия всего от 0,5 до 3 сантиметров. Только в нашем рейсе мы насчитали его в восемь раз больше, чем живет людей на Земле. Этот кальмар создает основу кормовой базы, и многие рыбы, не только лососи, им питаются.

– Кстати, обывательский вопрос: а чем питались члены экспедиции? Рыбой, которая попадалась в трал?

– Увы… Все, что поймано в научных целях, должно быть либо выпущено в живом состоянии, либо, если это невозможно, измельчено и выброшено за борт в таком виде. За этим довольно жестко следят контролирующие органы во избежание каких-то мифических злоупотреблений.

– Думается, вряд ли это правило родилось от большого ума.

– То, что люди ходят по рыбе и не имеют права ее полезно использовать, действует на них, конечно, угнетающе. К тому же, как всегда, возникает неразбериха. К примеру, во время первой в этом году экспедиции на судне ТИНРО-центра капитан запретил даже заготавливать научные пробы, потому что этот вопрос не достаточно четко прописан в регламентирующих документах.

Уверен, что можно и нужно поступать иначе. Ведь рыба все равно выловлена, затраты на ее добычу уже понесены. И вместо того, чтобы нести дополнительные затраты на измельчение, дешевле ее заморозить и привезти, допустим, для детских домов, домов престарелых, на другие социальные нужды. Это будет создавать совершенно иную психологическую атмосферу в экипаже.

Что касается нашего питания, то в этом рейсе проблем не было, как, помню, случалось в 90-е годы. Имелись не только все самые необходимые продукты и полуфабрикаты из них, но и, можно сказать, даже некоторые изыски. Например, чтобы пища не приедалась, был широкий выбор соусов, разнообразных кетчупов, о чем раньше на судах мы и не мечтали. Большой плюс к рациону моряков также в том, что появилось молоко длительного хранения.

– И еще, Владимир Иванович, немного о составе экспедиции, ее научно-техническом обеспечении.

– Двадцать человек науки из трех отраслевых институтов в экспедициях никогда не было, нынче впервые. В прошлые годы обычно 14 – 15. Работали четыре отряда. Кроме ихтиологического еще гидрологи, которые занимаются физическими свойствами воды – температура, соленость, химия и прочее. Гидробиологи, изучающие состав кормовой базы, питание рыб. И акустический отряд, который те же самые оценки, получаемые нами от трала, дублировал своими акустическими методами, круглосуточно записывая с помощью датчика все, что находилось под килем. Сахалинцев было двое – я и Михаил Васильевич Ковтун из лаборатории лососевых рыб, он работал старшим научным сотрудником в ихтиологическом отряде.

«Профессор Кагановский» – научно-исследовательское судно на базе СТМ-833, самое крупное на сегодня в рыбохозяйственной науке России. Основа наших исследований – траловый пелагический комплекс. Обловы планктона и молоди рыб осуществлялись двумя типами сетей.

Океанологические наблюдения велись зондом-отборником, который опускается до глубины 1000 метров и напоминает собой целый космический корабль. Ну и, конечно же, хорошее лабораторное оснащение. А это очень важно для тех исследований, которые требуют большой приборной базы. Иначе говоря, у нас было все, чтобы успешно решать научные задачи.