Сами с усами

В конце августа «Fishnews Дайджест» опубликовал интервью Елены Филатовой (далее ЕФ) с профессором кафедр экономики Дальневосточного федерального университета и Дальрыбвтуза Михаилом ТЕРСКИМ (далее – МТ), возглавлявшем в свое время рабочую группу, которая готовила для Госсовета известную программу «Вся рыба – на берег».

Интервью озаглавлено: «Перемены в отрасли необходимы и неминуемы». Материал интересен не только тем, что раскрывает мотивы принятия законов, которые сегодня регулируют развитие рыбной отрасли. Обращают на себя внимание далеко не бесспорные утверждения интервьюируемого, касающиеся фундаментальных вопросов функционирования рыбохозяйственного комплекса страны. В частности, системы квоторегулирования. Прокомментировать ответы профессора Терского «Рыбацкая газета» попросила капитана дальнего плавания, ныне директора компании Nordic Consulting LTD Дмитрия ПОНЯВИНА  (далее – ДП).

ЕФ:Как родилась идея программы «Вся рыба – на берег»?

МТ: Президент Владимир Путин был обеспокоен проблемой растущего неконтролируемого вылова, которую не удалось решить путем усиления административно-силового контроля.  Тогда перед группой была поставлена задача найти экономические рычаги воздействия на проблему. Так и появился этот тезис «Рыба – на берег». Мы понимали, что появятся дополнительные затраты у рыбаков, но одновременно появились и экономические выигрыши у государства, в силу того, что оно сможет сократить свои расходы на систему контроля в море

Государственная, общественная, потребительская выгода (от программы) оказалась в 2,5 – 3 раза выше, чем потери, которые несли рыбаки. Об этом было доложено на Госсовете Президенту, и положение «рыбу – на берег» вошло в закон о рыболовстве.

ДП:Российская экономика – молодая 22-летняя девушка, которой во избежание промашек  желательно учиться у поживших матрон. В рыболовных странах мира (Норвегия, Канада, США и другие) контроль за соблюдением правил промысла осуществляется  использованием судов береговой охраны и института наблюдателей, находящихся на бортах рыболовных судов, и дополняется выборочной проверкой грузов, попадающих на береговой склад при естественных выгрузках. Все затраты по охране рыбных ресурсов несет правительство. Российская программа обязательной доставки рыбы в порт не имеет аналогов в мировой практике и практически ничего не дает, за исключением неизмеримо возросших затрат рыбаков для доставки рыбы на берег и таможенного оформления грузов.

МТ: Вторая проблема, обсуждавшаяся на Госсовете, касалась выработки экономических стимулов для развития отрасли… Поэтому было предложено перейти к 5-летнему периоду закрепления квотных лимитов, а потом в ходе обсуждения было решено закреплять лимиты на 10 лет…Было непонятно, на каких принципах выделять эти квоты на 10 лет. Правительство и Владимир Путин пошли на поводу у рыбаков и региональных властей и взяли за основу исторический принцип для выделения квот. Мы согласились, потому что исторический принцип «обелял» рыбную экономику…

ДП:Нелюбовь к историческому принципу распределения квот профессор застолбил сразу. Однако, при всем многообразии положений рыболовного законодательства в мире, исторический принцип закрепления квотных долей является единственно весомым и авторитетным принципом, который не оспаривают даже оппоненты либерального развития квотного законодательства.

МТ: Однако все понимали, что 10 лет – это не тот срок, который бы стимулировал рыбаков к обновлению рыболовецких судов. Поэтому в 2006 году стали обсуждать возможность выделения квот на 20 лет. При этом стало ясно, что исторический принцип в данном случае неприемлем. 20 лет – это достаточно длительный срок, а поскольку бизнес – это живой организм, у которого есть цикличность развития…то возникает вопрос трансфертабельности квот… То есть, как можно квоты перераспределить. И был принят механизм, при котором рыбаки могут их лишиться, если в течение двух лет не осваивают выделенные лимиты.

ДП: 10 лет – действительно не тот срок, который бы стимулировал рыбаков к обновлению рыболовецких судов. Что касается остального высказывания профессора –  прочитал пять раз – ничего не понял. Все смешано в кучу:  видимо, загадочная для профессора «трансфертабельность», которая переводится как оборот долей, каким-то образом ассоциирована с перераспределением квот. И зачем- то упомянуто простое логичное правило о лишении квот неспособных их осваивать рыбаков. И почему исторический принцип становится плох при изменении срока закрепления долей? Ведь логика диктует продолжение следования работающим принципам.

МТ: И когда наша рабочая группа обсуждала, как запустить рыночный механизм трансфертабельности  квот, мы пришли к выводу, что лучше распределять их под киль… К примеру, … я продаю судно и вместе с ним продаю квоту под киль.

ДП: Так и происходит в странах, где сообщество в процессе модернизации квотного законодательства приходит к системе индивидуальных передаваемых квот (IQF), прикрепленных к судну.  Попробуем разобраться. За последние пару лет мы привыкли называть квотами под киль квоты, предлагаемые к закреплению за судами, построенными на российских верфях. И термин этот справедливо приобрел нарицательное значение. Говоря о квотах под киль в предыдущем абзаце, профессор, видимо, имеет в виду широко распространенную в ведущих рыболовных странах систему прикрепления квот к определенному судну, что происходит на историческом принципе. Например, в Норвегии, где до сих пор  нет полного, свободного оборота долей, траулер “Hopen” в 1990 году при первоначальном распределении квот получил определенную долю на вылов трески. В 2002 году владелец построил новый “Hopen”, на который перешли квотные доли и лицензии прежнего судна, которое было продано с обязательной сменой названия. Далее, к настоящему времени владелец «AgeRemoy» вновь затеял строительство нового, более совершенного судна, которое вступит в строй в августе 2013 года и на которое  перейдет название “Hopen” , неизмененные квотные доли и лицензии на промысел, а  нынешний “Hopen” должен быть продан. Это и есть демонстрация исторического принципа в действии: у судовладельца нет и тени сомнения, что его квоты могут быть отменены либо перераспределены, а потому он и строит новые траулеры.  Принцип никак не связан со сроками закрепления долей: он доминирует и в Норвегии, где квоты для траулеров закрепляются периодами по 20 лет, и в Исландии (Австралии, Новой Зеландии и т.д.), где квоты закрепляются за судном на постоянной основе.

Во многих странах уже сложилась, либо складывается система IQF, когда квотные доли, либо их части, будучи постоянно закрепленными за судами, свободно передаются, продаются, арендуются как самостоятельно, так и с судном. В таком случае квотные доли де-факто приобретают все  признаки товара с оттенком квази (будто бы) частной собственности, и банки охотно принимают их к залогу, как обеспечение кредита судовладельцам.

Так получилось, что в России квотные доли исторически оказались закрепляемыми за предприятиями (как, например, в Нидерландах), и при увеличении периода закрепления, скажем, до 20 лет, исторический принцип должен остаться в силе, чтобы избежать дестабилизации отрасли и судебных процессов, которые сопутствовали бы переделу квот.

Российская система закрепления долей за предприятиями – принципиально не ущербнее системы закрепления квот за кораблями. Теоретически можно и нам перераспределить квоты, привязав их к судам владельца. Например, компания с 3-мя судами и с 9 тыс. тонн квот трески переходит с определенного момента к закреплению за каждым судном по 3 тыс. тонн квот и соответствующих процентных долей без нарушения исторического принципа.

 МТ: При этом государство  вводит определенный контроль, чтобы квоты не ушли за рубеж…

ДП:Увод национальных квот за рубеж невозможен в принципе.

МТ: Тогда (если отказаться от исторического принципа) появляется возможность создания новых компаний. Ведь когда квоты выделяются по историческому принципу, очень сложно создать новую компанию.

ДП:А зачем создавать новые рыболовные компании? Большинство рыбных запасов эксплуатируется на пределе,  и возможности увеличения вылова для океанического рыболовства практически исчерпаны; остается лишь повышение рентабельности. В Исландии, например, законодательно запрещено вхождение новичков в рыболовный бизнес с созданием новых компаний. Такой принцип был закреплен после нескольких судебных процессов, когда новые люди пытались претендовать на ресурсы. В Норвегии рыболовным бизнесом не может заниматься человек, не имеющий статуса рыбака. Рыбный бизнес совершенно уникален, и рентабельность компаний  напрямую зависит от опыта, таланта и интуиции управленцев и капитанов, поэтому вхождение новичков в рыболовство не приветствуется и по причинам управленческого характера.  Если же профессор  имеет в виду демонтаж существующей в России системы распределения квот, то новые компании, естественно, при таком переделе возникнут, но отрасли и экономике страны, а также имиджу страны  будет нанесет  серьезный нокдаун.

Газета «Рыбак Сахалина» № 41 от 18 октября 2012 г.