Взгляд Крайнего
Ни над одной, пожалуй, отраслью не экспериментируют так, как над рыбной. Десятки умных и не очень умных, но обладающими властными полномочиями людей пытаются хоть как-то порулить ею, а в амбициозном раже внести в привычное уже русло своё – не обязательно лучшее, но своё.
Вот и полномочный представитель президента предложил фактически ликвидировать экспорт, а всю выловленную рыбу отправлять в Россию. И даже не подозревает, что исполнение его желания приведет отрасль к гибели хотя бы потому, что такого количества рыбы наш народ попросту не переварит. А тут и депутаты нашей Госдумы подсуетились и внесли в законы поправки, фактически уравнявшие супертраулеры и деревянные лодки, которые где-то называют шаландами, а у нас – кунгасами: депутаты же вообще ни за что не отвечают, им можно безнаказанно издеваться над рыбаками.
В общем, проблем меньше не становится. Рыбопромышленников обкладывают со всех сторон, что вызывает немало вопросов.
О своей точке зрения на складывающиеся вокруг отрасли коллизии рассказал на большой пресс-конференции, состоявшейся в медиахолдинге РБК, руководитель Федерального агентства по рыболовству Андрей Крайний. Мы публикуем его ответы только на некоторые вопросы журналистов.
О привлечение инвесторов и внедрение инноваций в рыбохозяйственный комплекс
-. За первое полугодие 2012 г. в отрасль вложено 4,5 млрд. руб. российских инвестиций, это в 2,5 раза больше, чем за аналогичное полугодие 2011 года. Есть и небольшие иностранные инвестиции – около 40 млн. долл.
Что такое 4,5 млрд. руб.? Это пять заводов, причем суперсовременных, которые проектировались и создавались как штучные предприятия, которые не имеют аналогов в мире. К большому сожалению, 80% – это не наши разработки. Если мы говорим о Дальнем Востоке, наиболее показательна Камчатка. Проектантами и исполнителями заказа были южные корейцы и Япония.
Почему пошли инвестиции в отрасль? Потому что несколько лет назад мы создали совершенно иной горизонт планирования, инвестирования в отрасль. Мы дали разрешения на вылов на 10 лет, рыбопромысловые участки – на 20 лет. И в отрасль пошли инвестиции. Причем, что приятно отметить, в основном без финансовой господдержки – она минимальна – мы субсидируем две трети ставки рефинансирования по проектам, направленным на рыбопереработку и на строительство флота. Деньги очень небольшие – 100 млн. руб. в год дается на отрасль. Но для инвестора главным оказался даже не уровень господдержки, а уровень менеджмента в отрасли. Как только инвесторы получили горизонт планирования, пошли инвестиции.
Для Камчатка принципиально было важно построить заводы, которые работают во время лососевой путины. Дело в том, что буквально три года назад была такая картина: начинала идти красная рыба, и весь флот Сахалина, Приморского края, отчасти Хабаровского края двигался к берегам Камчатки и стоял на заморозке: у рыбаков на берегу не было перерабатывающих мощностей, и поэтому они пользовались услугами своих коллег по соседним субъектам РФ. При этом, как в сказке про медведя и мужика, про вершки и корешки, в лучшем случае доходы и рыба делились в соотношении 60 на 40. 60 – владельцам флота и 40 – владельцам участков. Было, что и 70 на 30, но когда шли пиковые подходы рыбы, доходило и до соотношения 80 на 20. Камчатка могла перерабатывать в сутки 1-1,5 тыс. тонн. Сегодня за счет ввода этих 6-7 заводов Камчатка практически справляется сама.
В 2012 году Камчатка взяла абсолютный рекорд – 250 тыс. тонн лососевых. Никогда за все время наблюдений, то есть за последние 110 лет, столько красной рыбы Камчатка не принимала и не ловила. При этом практически полностью Камчатка справилась своими береговыми предприятиями. Я уж не говорю о том, что это рабочие места, это налоги. Понятно, что на Камчатке валовый региональный продукт на 60% состоит из рыбы, так практически больше ничего нет.
Так вот об инвестициях. На наших глазах растут заводы, сегодня вообще происходят любопытнейшие вещи. Рыбаки ведь народ очень консервативный внутренне и с очень большой ревностью смотрит за успехами соседей. Так вот, происходят интересные вещи, когда два предприятия вскладчину начинают строить 15-тысячный холодильник (сейчас это происходит на востоке Камчатки), и эти же два предприятия одновременно строят береговые перерабатывающие заводы. То есть на Камчатке к путине 2013г. появятся еще как минимум три современных предприятия. То же самое происходит на Сахалине. Компания "Гидрострой" построила 5-тысячный холодильник в Корсакове: впервые за последние 20 лет. Сейчас строят береговое рыбоперерабатывающее предприятие, строят заводы по рыборазведению.
О рыбопереработке
- Не хочу обидеть никого из наших коллег из других регионов России, но вот так системно и в таких масштабах занимаются инвестициями в переработку, в основном, дальневосточники.
Вообще я хочу сказать, что тема рыбопереработки для Росрыболовства, как это ни покажется вам странным, – тема факультативная. Мы не занимаемся госполитикой в области рыбопереработки, а занимаемся, политикой в области хранения рыбы. К огромному нашему сожалению.
Мы не просим ни людей, ни денег на это, мы просто говорим о том, что надо кому-то из федеральных органов исполнительной власти определять правила игры, потому что сегодня рыбоперерабтчики к нам приходят и говорят: "Возьмите нас, мы не очень понимаем, куда грести".
Сейчас на мировом рынке тенденция: вылов рыбы, например, на краю страны, в нашем случае 75% рыбы – это Дальний Восток, а переработку надо ставить как можно ближе к потребителю. Конечно же, нужно искать «золотое сечение». И здесь возникает "вилка" возможностей и проблем. С другой стороны, если мы полностью снимем переработку с Дальнего Востока, то чем там люди будут заниматься? Чем больше мы будем ловить (а мы будем ловить больше), тем больше будут нарастать эти проблемы. И мы всё время говорим о том, что Росрыболовство – это то самое ведомство, которое должно заниматься всей цепочкой от вылова до, возможно, вопросов реализации. Министерству рыбного хозяйства СССР в свое время правительство делегировало полномочия по торговле рыбой. Магазины "Океан" как раз появились именно благодаря тому, что были закреплены полномочия. Плохие они были или хорошие – второй вопрос.
Самая большая проблема отрасли сегодня – несовершенство инфраструктуры, плохо отработанная логистика и проблемы аквакультуры, которые не позволяют сегодня предложить тем 85% населения, которые живут в 29 субъектах России, достаточное количество свежей охлажденной рыбы. Сегодня нет проблемы с рыбой как таковой. Пока же пирамида устроена таким образом, что из 100% потребляемой рыбы в лучшем случае 10% – свежей охлажденной, 90% – замороженной, соленой, копченой. Общемировой тренд – больше свежей охлажденной меньше замороженной.
О том, что ждет любителей рыбной продукции со вступлением РФ в ВТО
- Россия на сегодняшний день поставляет на внешние рынки 1,5 млн. тонн рыбы. Это довольно много. Мы, например, как страна-экспортер занимаем значительное место в экспорте белой рыбы. Минтай, тресковая группа – это так называемая белая рыба, и мы с Соединенными Штатами являемся мировыми монополистами в белой рыбе. Мы очень много поставляем на мировой рынок трески и пикши. Кстати, когда говорят о том, что, несмотря на вступление в ВТО, нас не очень хотят впускать на рынок Евросоюза, это абсолютная правда. Но только в отношении тех предприятий, которые производят сельхозпродукцию, – мясо, молоко, зерно и т.д. Что же касается рыбы, то у нас больших проблем с поставками рыбы в Евросоюз не возникает по одной простой причине: это очень востребованный товар, для Испании и Португалии критически важна наша треска. Так вот, мы и США – мировые монополисты в белой рыбе. Единственное, что в этом мировом разделении труда, как это обычно бывает с Россией, нам достается роль подносчика снарядов: мы, в основном, поставляем рыбу необработанную, то есть замороженную б/г. Нет, конечно, мы поставляем ракообразных, краба, достаточно много поставляем судака на европейский рынок – достаточно много относительного того, сколько мы его ловим.
Но, конечно, основной наш экспортный продукт – минтай. И плохо то, что из этих 1,5 миллиона тонн минтая, которые мы добываем (цифра почти совпадает с экспортом, но, конечно он не весь состоит из минтая), внутренний рынок России потребляет 300-350 тысяч тонн. Незаслуженно обиженная рыба, незаслуженный советский "бренд" – "минтай – еда для кошек". Ну, и для кошек, может быть, но как-то я видел сюжет, в котором женщина сказала: "У меня кошка другую рыбу не ест". Я хотел сказать: ну, не дура ваша кошка, знает, что есть, рыба-то хорошая на самом деле. Мы сейчас думаем над тем, как её популяризировать в России. Немногие знают о том, что когда вы приходите в "Макдональдс" и покупаете филе-о-фиш, то это минтай: наш или американский ли – это второй вопрос. И "Макдональдс" продает на территории России 1 миллион порций в день филе-о-фиш.
Что препятствует тому, чтобы мы на рынок Европы, например, поставляли тот же минтай? Несмотря на все наши усилия, емкость рынка минтая в России невелика. Что такое 1,5 млн. тонн? Мы должны убедить каждого россиянина в среднем в год съесть 10 кг только минтая, не считая всей другой рыбы. Вряд ли это возможно.
Итак, что мешает? Прежде всего – техническая отсталость. Сейчас мы её спешно ликвидируем: ставятся филетировочные линии на корабли. В Китае существуют четыре-пять трейдеров, которые покупают весь этот товар, там нет 90-дневных рассрочек по платежам: пришел корабль, агенты посмотрели на качество рыбы, получаешь оплату, начинается разгрузка. У нас в России ловят минтай, везут его во Владивосток, отправляют в Москву и Санкт-Петербург, ну и потом начинают ждать у моря погоды, когда им заплатят деньги за этот минтай. Это одна причина.
Вторая заключается в том, что сегодня существует система экологической сертификации Морского попечительского совета (MSC), её отсутствие препятствует нам выйти с минтаем на рынок Европы. При том, что Европа готова к нашему минтаю. У нас минтай (хотя и тот минтай, который поставляет Китай, – наш) – это филе морской заморозки. У них же три раза он замораживается, добавляются полифосфаты, не добавляются полифосфаты, но, конечно же, филе, сделанное в море, экологически чище, вкуснее и полезнее, и из него не вымываются полезные вещества.
Мы третий год проходим сертификацию.
Надо сказать, что Морской попечительский совет – это абсолютно независимая организация, все эксперты американские, создан он по инициативе американской же транснациональной корпорации, компании Uniliver, которая является самым большим покупателем рыбы в мире – 15% всей рыбы в мире покупает она. И вот эта компания, руководствуясь совершенно благими пожеланиями, решила сертифицировать район промысла и способ ловли этой рыбы, насколько он экологически чист. Европа ждет от нас, когда мы получим этот сертификат, и тогда для нас открывается рынок, причем для продукции с высокой степенью добавленной стоимости. Но пока эксперты заставляют нас прыгать с тумбы на тумбу и требовать: "А дайте эту бумажку, а дайте другую бумажку". Надеюсь, что вскоре мы всё же закончим эту сертификацию. Ну, там частями компании сертифицируются, первые 8-10 компаний проходят сертификацию и получают право наклеить этот зеленый ярлычок и поставить продукцию в Европу.
Вот это, наверное, хоть и длинное, но объяснение, почему мы поставляем продукцию с низкой степенью добавленной стоимостью. Не всегда мы технически отсталые, порой это просто элементы конкурентной борьбы. Особенно нас, конечно, никто не ждет. Ни китайцы не заинтересованы в том, чтобы мы перехватывали рынок, потому что Китай наш минтай поставляет в Европу, ни американцы особенно не заинтересованы. Могу привести пример. Они смотрят на наши цифры вылова, и вот в 2011-м году взяли и резко увеличили вылов американского минтая. То есть, просто абсолютно волюнтаристским путем, без какого-либо обоснования, написали, что "на 55% мы увеличиваем вылов". Конечно, не поймали, сколько написали, но рынок охладили, цены присели, а российские компании недополучили прибыль.
Нормальное явление, мы с этим сталкиваемся везде, мы в рынке давно уже, и нас ВТО не пугает.
О браконьерстве
- Браконьерство на сегодняшний день я бы оценил в 600-700 миллионов долларов. Другие мои коллеги называют цифру в 1,5-2 миллиарда. Это неточность подсчета. Объясню, как эта цифра возникает. Мы смотрим прямые поставки на Японию краба и морского ежа – это, пожалуй, номер один. Сегодня на севере России практически нет браконьерства, система государственного портового контроля работает: не удастся выгрузить груз ни в одном порту Европы, Норвегии и РФ, если государство флага не даст подтверждение, что груз легален.
Что касается Дальнего Востока, то это краб и еж, потому что груз занимает немного места, он востребованный и дорогой. Когда говорят, что очень много нелегально вывозят минтая, это неправда, это чисто технически невозможно. Чтобы выгрузить браконьерского минтая, привезти столько, чтобы это было заметно для тех, кто этим занимается, нужно везти хотя бы 5-7 тысяч тонн. А это довольно большой транспорт, перегрузка осуществляется в море. Представьте: два корабля, в Охотском море сейчас 4,5 балла, а перегружать эти ящики надо две недели. Слепой увидит.
Дело в статистике. Тот минтай, который поставляется в Южную Корею и оттуда реэкспортом следует на Японию, не попадает в статистику таможенной службы Японии как российский, а попадает как пришедший из Кореи. Мы смотрим, сколько ушло на Японию рыбы и потом запрашиваем данные японской таможенной службы по поступлению минтая, у нас начинается "вилка", мы говорим: "Ой, вот еще на 800 миллионов поставки". Это не так. Корректно, на мой взгляд, говорить о 600-700 миллионах. В 2007 году – да, на 2,5 млрд. вывозили. То есть тенденция, однако, к снижению. Сейчас мы наших коллег очень тщательно и настойчиво призываем, чтобы они выполняли соглашение, которое подписали в 2012 году, – Северную Корею, Южную Корею, Японию. 8 декабря подписали такое же соглашение с Китаем. Снижаются браконьерские поставки.
О законе по прибрежному рыболовству
- В Госдуме находится пять вариантов законопроектов, и на все получено отрицательное заключение правового управленияпрезидента. Эти пять вариантов по-разному говорят об одном и том же, и понятна логика юристов управления, когда они говорят: "Мы не очень понимаем, чем отличается прибрежное рыболовство от промышленного". Мое мнение: мы все равно будет доказывать правовому управлению, что надо принимать в той или иной редакции.
Знаете, как решить проблему? Очень просто – как у нас многие проблемы решаются: достаточно президенту страны снять трубку, позвонить начальнику Федеральной пограничной службы и сказать: "Владимир Григорьевич, товарищ генерал армии Проничев, не трогайте рыбаков прибрежки". Но это решение "по понятиям", так нельзя, это неправильно. Поэтому, на мой взгляд, задачи две – тактическая и стратегическая. Тактическая – надо принимать сейчас поправку по прибрежке и разрешать перерабатывать каким-то образом. Не надо говорить о мариновании, копчении, солении рыбы, можно её хотя бы потрошить, замораживать, потому что иначе она просто пропадет.
Второе: у нас колоссальная проблема – Калининград, Мурманск и самая большая проблема – восток Камчатки. На востоке Камчатки нет портов, а если есть, они замерзают зимой, рыбаки выходят из Петропавловска-Камчатского, проходят 2 тысячи километров и ловят в режиме прибрежного рыболовства, но только надо Камчатку обогнуть. Если заставлять идти каждый раз в порт Петропавловск-Камчатский, они просто разорятся на третьей поездке, это экономически бессмысленно. Так вот, тактически сейчас нужно разрешить. Но стратегически, с 2018 года, когда у нас будут заканчиваться 10-летние квоты и будет новый период, конечно, надо будет переходить на единое промысловое пространство, как это было в СССР. А прибрежное рыболовство или промышленное – пусть определяет экономическая целесообразность. Выгодно мне возить свежую рыбу – я будут возить свежую, невыгодно – я будут замораживать.
Нам говорят: тогда большие корабли подойдут к берегу, и останется пустое море. Но для того и существуют правила рыболовства. Потому что сегодня ситуация глупейшая. Мы сделали так, как удобнее контролерам и надзирателям: "прибрежное рыболовство – это там, где проходит 12-мильная зона". Но, простите, 12-мильная зона – это юридическое понятие, это там, где проходит госграница РФ, и никакого отношения к биологии рыб 12-мильная зона не имеет. А у нас получается, что мы сначала проводим эту милю, потом придумываем понятие "прибрежного рыболовства". Кстати сказать, его в свое время придумали субъекты РФ для того, чтобы делить квоты, Камчатка придумала когда-то. Потом мы даем прибрежную квоту, а потом к нам приходят рыбаки и говорят: "Ну, нет такого количества рыбы в 12-мильной зоне. Дайте нам возможность выйти за ее пределы". Правой рукой в левое ухо.
Поэтому сейчас, чтобы не разорить предприятия и не создать на пустом месте социальный взрыв, надо разрешить работать в режиме "прибрежки", перерабатывая рыбу или обрабатывая ее, и разрешить перегруз, чтобы мог транспорт подойти. На втором этапе – вводить единое промысловое пространство, и пусть уже рынок и судовладелец, владелец квоты, сам разберется: как ему выгодно эту рыбу перерабатывать, так он и будет делать.
Газета «Рыбак Сахалина» № 5 от 7 февраля 2013 г.