Зверобойный промысел. Воспоминания очевидцаВ Советском Союзе промышленная добыча морского зверя осуществлялась на северо-западе Ледовитого океана, в Охотском море, в северо-западной части Берингова и в Чукотском. Небольшое количество добывали в Баренцевом и Белом морях, кольчатую нерпу – также в Арктике. Значение этого вида промысла для экономики огромной страны было велико. Ежегодный объем добычи дальневосточных ушастых тюленей (котика, сивучей) составлял 15–20 тысяч голов, годовой лимит на добычу ларги, крылатки и лахтака – 65 тыс. голов, кольчатой нерпы (акибы) – около 10 тыс. в год. |
До 70-х годов прошлого века для промысла использовались зверобойные шхуны, в том числе с деревянными корпусами, но с закупкой в Польше зверобойно-рыболовных судов (ЗРС) промысел вышел на новую, более эффективную ступень развития. Новые суда были всепогодными, усиленного ледового класса, с мощными энергетическими установками (дизель-электроходы), которые позволяли развивать скорость до 14 узлов. Автономность плавания была рассчитана на 3 месяца без дозаправок и пополнения запасов воды.
На борту каждого судна находились по 7 фангсботов для добычи морского зверя. Трюмы ЗРС вмещали до 450 тонн мороженой продукции. Экипаж судна – 80 человек. Технологическое оборудование позволяло производить разделку и обработку морского зверя размерами от акибы до моржей весом более тонны. На судах были специальные стиральные машины для шкур, «жиротопки» и сепаратные установки, позволявшие перерабатывать жир до состояния медицинского.
В трюмах обработанные и обезжиренные шкуры пересыпались солью и хранились так до окончания рейса, а затем, перед приходом в порт, особым способом укладывались в деревянные бочки. Мясо морского зверя перерабатывалось на мясокостный фарш и предназначалось для пушного звероводства, а небольшая его часть, в основном филе моржа, нарезалась, замораживалась и в последующем направлялось на береговые перерабатывающие предприятия для изготовления консервов под названием «Мясо морзверя с морской капустой». Несколько раз пробовал, но не понравилось, хотя блюдо было очень полезное. Впрочем, к теме о деликатесах мы вернемся позже.
Весь дальневосточный зверобойный флот базировался на Сахалине в Корсаковской базе океанического рыболовства и насчитывал 12 судов. Лишь в конце 80-х годов несколько ЗРС были переданы в Магадан. Что примечательно, название судов начиналось на букву З. Например: «Зверево», «Зубарево», «Зыково», «Заслоново», «Захарово» и т. д. Исключение составляли только «Титовка» и «Харловка». Они, хотя и относились к судам данного класса, но на зверобойном промысле ни разу не были. Вот, воистину, «как корабль назовешь, так он и поплывет».
Рейсовые задания каждого судна включали в себя добычу от 12 до 14 тысяч голов мелкого зверя (по видам сейчас не вспомню), от 1 000 до 2 000 моржей и до 500 сивучей. В ходе переработки морского зверя заготавливался мясокостный фарш, филе, жир, шкуры, мех и кость моржа.
Сахалинские зверобои вели промысел двумя группами судов. Первая работала в Охотском море в районе Шантарских островов. Здесь добывался так называемый «мелкий зверь», т. е. тюлень. Сразу оговоримся, что слова «тюлень» и «нерпа» – синонимы и, естественно, не означают наименование различных видов зверя. Так вот, в районе Шантар добывали: акибу, ларгу (пятнистый тюлень), которую на Сахалине называют нерпой, крылатку (полосатый тюлень) и лахтака (морского зайца) – он самый крупный из перечисленных. Вторая группа, а вернее два судна, начинала работу в Беринговом море от мыса Дежнева и, по мере таяния льдов, уходила на север – в Чукотское море. Здесь, кроме мелкого зверя, еще добывался морж.
Почему промысел начинался именно от мыса Дежнева? Дело в том, что юго-западнее мыса находится огромная полынья, которая не замерзает даже в лютые морозы. В нее-то и уходил старый морж из Чукотского моря доживать свой век. В эту полынью пробивались с севера, от мыса, потому что в случае если ЗРС застревало во льдах, течение все равно выносило его на чистую воду. За время работы я два раза оказывался в подобной ситуации.
Как же происходил сам процесс промысла? Надо отметить, что в советское время организация любого морского промысла была на самом высоком уровне. Это касалось и снабжения флота в районах промысла (топливо, вода, продукты питания), и обеспечения безопасности (в районах промысла постоянно дежурили спасательные суда), и бесперебойной работы транспортных судов – перегрузчиков. Для зверобойного промысла особую роль играла авиационная разведка – самолеты обследовали большие площади ледовых полей и сообщали на суда информацию о скоплениях зверя, а также о ледовой обстановке. Получив информацию, капитан-директор, как правило, делился ею с «элитой» любого зверобойного судна – старшинами ботов. Совместно они разрабатывали план на предстоящие несколько дней промысла.
Так, например, с большим уважением относился к мнению старшин Виктор Семенович Казаков – капитан-директор ЗРС, с которым я был не в одном рейсе и который являлся опытнейшим профессионалом-зверобоем. Старшины были этакой «особой кастой». Многие из них начинали еще на деревянных зверобойных шхунах, и, конечно, опыт, приобретенный ими за многие годы, был бесценным. Команда зверобойного бота – фангсбота – состояла из трех человек: старшины, моториста и матроса. Подготовка начиналась на переходе к району промысла, и каждый из них занимался своим делом. Мотористы с утра до вечера копались в двигателях, проверяя и перепроверяя их работу, втихаря от «деда» (старшего судового механика) таскали запчасти и, таким образом, формировали свой собственный ЗИП. Ну, так, на всякий случай, «чтобы было». Матросы занимались оснасткой ботов, готовили строп-сетки, всевозможные крюки (по-моему, они назывались «абгалтерами») и копья для подъема на борт ботов подранков из воды. Также они должны были «затарить» бот продуктами питания, которые получали в судовой «артелке».
Старшины ботов руководили всем этим процессом, настраивали вместе с радистами радиостанции и, при случае, пристреливали свое оружие (карабины СКС калибра 7,62 ? 39). Случаи эти обычно подворачивались в то время, когда судно пробивалось от мыса Дежнева к «полынье старых моржей». Оно частенько на несколько дней оставалось зажатым льдами, и можно было выйти на лед размяться, поиграть в футбол, а заодно и пристрелять карабины. В течение перехода в район промысла времени хватало на все. На всех судах были свои «левши», такие как Николай Игошин и Николай Вершинин, которые успевали за переход изготовить необыкновенной красоты и качества ножи для разделки зверя. Обычно для лезвий использовалось пиловочное полотно, а для изготовления рукояток – черенки от лопат. А вот «левши» ножи делали из клапанной стали, а рукоятки – из заранее припасенных клыков моржа.
Ножны же изготавливали из моржовых пенисов. Эта часть тела морского исполина имеет внутри пористую кость, которую после обработки и просушки можно, распилив вдоль, использовать, как ножны. На лезвие ножей при помощи процесса электролиза наносился рисунок с охотничьей тематикой, рукоятка вырезалась в форме туловища и головы медведя, моржа или сокола. Были и по-настоящему великолепные изделия, изготовленные с использованием глубокой гравировки и передачей характерных движений и положения тел животных.
Но вот наконец-то наступал день, когда судно приходило в район промысла. Как правило, охота начиналась утром. После завтрака и инструктажа у капитана, уже в 8.00 боты должны были быть спущены на воду. Старшины, заранее оговорив между собой направления и секторы своих передвижений, получали оружие, и боты направлялись на промысел.
Радиосвязь с судном поддерживалась через каждые два часа (докладывались промысловая обстановка, количество добытого зверя и направление движения ботов, а также их место нахождения относительно судна). При хорошей промысловой обстановке «асы», как называл зверобоев Виктор Семенович, добывали за день охоты более 200 голов тюленей на бот. За одну ходку бот мог вместить до 25–27 разделанных ларг. На нем было два трюма, в одном на строп-сетку складывались туши, а в другом на строп нанизывались шкуры. Несколько неразделанных туш крепилось снаружи прямо к борту и транспортировалось по воде. В какой-то момент груженый бот по планшир погружался в воду. При подходе к судну все это выгружалось, и бот опять уходил на промысел.
Работа предполагала наличие навыков в разделке зверя. О мастерстве зверобоев достаточно сказать то, что многие из них разделывали тушу тюленя менее чем за одну минуту. На судне шкуры и туши поступали в руки заведующего производством. Туши перерабатывались на мясокостный фарш, а шкуры промывались, сортировались, мездрились, стирались и засаливались. За качеством мяса (были случаи выявления трихинеллеза) наблюдал присутствующий на судне ветеринарный врач-эксперт – Николай Николаевич Лонин. Толковый специалист, прекрасный человек и просто хороший товарищ. Легендами зверобойного промысла были «завы» – братья Махонько Анатолий Сергеевич и Виктор Сергеевич. Как-то, при очередном заходе в бухту Провидения (это на Чукотке), Виктор Сергеевич показал остов затонувшей деревянной зверобойной шхуны, на которой он с братом еще в молодые годы промышлял тюленя и китов. Эти люди отличались необыкновенными человеческими качествами, мужским характером, справедливостью, высоким профессионализмом. Но более всего – превосходным чувством юмора. Когда беседовали с ними на серьезные производственные или политические темы, часто создавалось впечатление, будто общаешься с самим Жванецким.
Сергей ЕГОРОВ, Южно-Сахалинск.
(Продолжение следует.)