— Георгий Геннадьевич, вы работали в отрасли в разные периоды ее существования. Ваши наблюдения: как меняется рыбохозяйственный комплекс?
— Действительно, в рыбную отрасль я пришел работать в 1981 году, моими учителями были люди, заложившие основы ее развития. Именно в те годы рыбное хозяйство добилось, наверное, максимальных результатов, но это все происходило в другой стране. Тем не менее отмечу: биологические предпосылки современного функционирования отрасли формировались и в то время.
В 90-е годы рыбохозяйственный комплекс испытал настоящий шок, тогда он был брошен на произвол судьбы. В советские времена отрасль работала в соответствии с плановыми показателями. И вот наступил момент, когда такие планки исчезли. Были разлажены сбытовые цепочки. Надо сказать, что именно сами рыбопромышленники и нашли выход из создавшегося тупикового положения. В то время отрасль сформировала международные рынки реализации, которые наши предприятия удерживают до сих пор: Китай, Республика Корея, Япония в Азии, а если говорить о Северном бассейне, то это, например, скандинавские страны. Пережив серьезный спад, отрасль стала приобретать нынешние черты. В 90-е в России не хватало снабжения, топлива. Центр рыбной промышленности в те годы сформировался в Пусане, где осуществлялась смена экипажей, пополнялось снабжение, суда ремонтировались и готовились к промыслу. В общем-то, такая организация рабочих процессов сохранилась до сих.
До 2004 года у отрасли не было законодательной базы, которая обеспечивала бы предприятиям стабильность. По итогам 2003 года вылов составил всего 2,9 млн тонн (тогда как Советский Союз добывал 11,6 млн тонн). Все стало меняться с созданием правовой основы. В 2004 году был принят федеральный закон «О рыболовстве и сохранении водных биоресурсов». На этапе развития отрасли после изменения законодательства российские уловы выросли до 5 млн тонн. Полагаю, что успехов отрасль достигла благодаря тому, что были определены правила игры. Рыбацкая общественность, федеральные органы исполнительной власти сконцентрировались вокруг одной идеи — долгосрочное распределение прав на добычу. Это тот стержень, на который в дальнейшем «нанизывались» определенные условия осуществления рыбного бизнеса и обязательства предприятий.
И все шло неплохо до 2016 года, когда в федеральный закон о рыболовстве внесли изменения, определившие дальнейшую судьбу отрасли. Тогда в правовую базу было заложено искаженное понятие исторического принципа. Раньше под этим подразумевались уловы, добытые за предшествующий распределению квот промежуток времени: предприятия получали объемы на долгосрочный период в соответствии с тем, сколько они поймали до этого. Однако в 2018 году, согласно новому законодательству, распределение шло уже на основе объемов квот, закрепленных за пользователем водных биоресурсов ранее.
На мой взгляд, надо было в законе в 2016 году указать, что объемы закрепляются на основе сведений о добыче собственным флотом. Тогда бы рыбная отрасль продолжала развиваться. Но этот принцип был нарушен.
Незадолго до начала заявительной кампании по распределению долей квот на 15 лет стали обсуждаться аукционы. Абсолютно непонятно, зачем государство закрепляло доли на 15-летний срок, если задолго до его окончания, в 2019 году, из общего допустимого улова стали вычленяться объемы для выставления на торги. Уровень добычи за это время не только не вырос — он начал снижаться.
— В отраслевом законодательстве в 2016 году появились квоты добычи в инвестиционных целях, а в 2019 году — аукционные квоты с инвестиционными обязательствами, о чем вы сейчас сказали. Как вы к этому относитесь спустя несколько лет после запуска перераспределения ресурсов?
— Наверное, можно и нужно было раскрывать инвестиционный потенциал отрасли, но только по-другому. Возникает закономерный вопрос: зачем перераспределять право на добычу водных биоресурсов, которые и так осваиваются практически на 100%? На валютоемкие объекты — минтай, сельдь, треску, краб. Промышленный лов этих видов водных биоресурсов налажен уже давно.
Во всей этой суматохе без внимания осталось главное — новые возможности, открывавшиеся по добыче сардины-иваси и скумбрии. Наука давала перспективные прогнозы промысла этих объектов, Росрыболовство обсуждало этот вопрос, но ничего предпринято не было.
Давайте посмотрим, что происходит с промыслом другого пелагического объекта и весьма популярной среди граждан нашей страны рыбы — сайры? В прошлом году российский вылов этого вида водных биоресурсов составил всего 610 тонн! Да, объемы сокращаются и у других стран — участниц добычи, но у нас результаты совсем уж скромные. Из нашей исключительной экономической зоны эту рыбу вытесняет иваси: сайре не остается кормовой базы, и она уходит в Мировой океан. И к этому надо было готовиться.
Сегодня мы видим в магазинах дорогую сайру, потому что сырье для производства консервов приходится за неимением своего закупать у зарубежных продавцов. Мимо нас проходит очень большой объем биоресурсов, который мы до конца не осваиваем и уже не освоим, — сардина-иваси и скумбрия.
Сегодня идет передел объемов, которые и так прекрасно осваиваются, при этом перераспределение не дает отрасли увеличения вылова. Какие еще последствия мы видим? При реализации механизма инвестквот и аукционов упор делается на производство продукции с высокой добавленной стоимостью. Но экспортная ориентация при этом только усиливается. Добытые с помощью новых мощностей уловы, пусть и переработанные в высококачественный продукт, заведомо готовятся для зарубежного рынка: покупательская способность в России, к сожалению, снизилась в разы, и никто филе минтая по цене, которая складывается после выполнения программы инвестквот, покупать не будет.
Давайте вспомним, как при введении крабовых аукционов идеологи этих изменений говорили, что такое решение позволит насытить крабовой продукцией внутренний рынок. На ум сразу приходит фраза, появившаяся на плакатах благодаря Анастасу Микояну: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». Помогли ли аукционы воплотить такой посыл, чтобы краб покупал российский потребитель? Нет. То же может произойти и с филе минтая. У нас будет очень много высококачественной, но дорогой рыбной продукции.
Если вернуться к вопросу, какие трансформации переживала рыбная промышленность, то можно сказать, что она изменилась кардинальным образом. Когда-то отрасль была дотационной, рыба стоила дешевле мяса. Сейчас рыба подчас — это премиальный продукт, и государство делает все, чтобы она стала еще дороже.
К сожалению, у регулятора нет программы, как обеспечить рыбной продукцией россиян. Предлагаются какие-то очень странные решения: например, давайте запретим экспорт продукции из лосося. Это вызывает у производителей, добытчиков негативную реакцию. Между тем недостаточное потребление рыбы опасно для демографической ситуации. Высокая продолжительность жизни — в странах, где люди едят много рыбы. Это весомая составляющая здорового рациона.
— Некоторое время назад мы делали спецвыпуск журнала , посвященный российской переработке. Производители отмечают , что есть проблема: торговые сети требуют как можно более дешевую продукцию, но в определенный момент снижение себестоимости идет в ущерб качеству. Покупатель быстро разочаровывается в таком товаре и не готов платить за него даже скромные деньги. В итоге удар наносится по привлекательности рыбопродукции в целом. А это тоже плохо для потребления.
— Такая ситуация между ритейлом и рыбаками отразилась и на нашей ассоциации. Вы абсолютно правильно сказали, что торговые сети просят дешевую продукцию. Сайра с прилавков почти пропала.
И вдруг мы заметили в магазинах консервные банки с надписью «сайра» по 90-150 рублей. Тогда как качественная продукция известных производителей стоит дороже (и это понятно, я уже упоминал, что сырье приходится закупать за рубежом). Стали разбираться, что за такие дешевые продукты. Выяснилось: в банках вместо сайры — сельдь и сардина-иваси. Покупатель, таким образом, вводится в заблуждение, а страдает доверие к рыбной продукции в целом. Обратились в Россельхознадзор, предложив проследить движение сырья через государственную систему «Меркурий». Обнаружилась странная ситуация. Компания закупает сельдь, а на выходе получаются сайровые консервы. Мы спрашиваем у госоргана: а куда делась сельдь? Россельхознадзор подтверждает, что есть факты нарушения, сельдь «трансформировалась» в сайру и ушла в торговые сети. Но это уже сфера, контролируемая Роспотребнадзором. Обращаемся к нему. Выясняется, что надо проводить анализ, но необходимые лаборатории есть только у Россельхознадзора. Таким образом, ограниченность определенными рамками возможностей наших федеральных ведомств и желание торговых сетей получить более дешевую продукции приводят к тому, что страдает доверие потребителя к рыбным товарам.
— Мы с вами говорим про потребление. Но может быть, на государственном уровне задача насыщения внутреннего рынка по-настоящему и не ставится?
— Мы видим меры государственной поддержки поставок рыбы на внутренний рынок? Абсолютно никаких.
— Были предусмотрены субсидии для железнодорожных перевозок продукции из минтая с Дальнего Востока в другие регионы страны.
— Да, но в сфере железнодорожных перевозок рыбной продукции масса проблем. Рефрижераторные секции практически все списали, новые ни железная дорога, ни бизнес строить не собираются. Контейнеры в России, несмотря на поручение президента, не выпускают, есть только пробные образцы, которые привозят на выставки.
Сегодня, к сожалению, нет государственной программы по снабжению населения страны рыбопродукцией. Все это произошло из-за ошибочного решения регулятора о развитии отрасли, одобренного правительством. Второй этап инвестквот ситуацию только усугубит. Через пять-семь лет мы увидим супердорогую продукцию, которая будет отправляться за рубеж. Возможно, из-за границы будет ввозиться более дешевая продукция. Но доступной по цене российской рыбы на внутреннем рынке не будет.
— Навага, камбала, какие-то объекты прибрежного лова, наверное, останутся?
— Да, есть надежда на прибрежную рыбалку, но посмотрите на те решения, которые были предложены, — отправить на аукционы квоты добычи гребешков, ежей и т.д. Это именно те объекты, которые помогают предприятиям прибрежного комплекса заниматься менее рентабельными промыслами. Если эти организации лишатся права на добычу моллюсков и других таких ценных морепродуктов, «прибрежка» умрет.
В 90-е годы, когда администрации регионов распределяли ресурсы, рыболовецким предприятиям, занимающимся прибрежным промыслом, обязательно выделялись объемы крабов, других валютоемких объектов — это позволяло поддерживать «прибрежку».
На примере нашей ассоциации могу сказать: если будет принят федеральный закон, предусматривающий распределение 100% объемов моллюсков на аукционах, то рыбоперерабатывающий завод в Каменке, где работает 300 человек, закроется тут же. Потому что вылова только прибрежных объектов недостаточно, чтобы содержать это предприятие.
— В нынешних условиях, на ваш взгляд, сохраняется ли запрос на консолидацию отрасли? Останется ли поле деятельности для рыбохозяйственных объединений, и АРПП в частности?
— Очень хороший вопрос. В свое время был такой лозунг: «Построим на Дальнем Востоке, во Владивостоке рыбный кластер!» Потом идея какого-то специального проекта умерла. Но наша ассоциация, если вдуматься, как раз и воплощает намерение создать рыбный кластер, объединяющий предприятия разных сфер. В состав АРПП входят добывающие предприятия, которые осуществляют промышленное, прибрежное рыболовство.
В нашем объединении — крупнейшие в стране порты, через которые идет перевалка рыбопродукции: Владивостокский морской рыбный порт, «Далькомхолод», Диомидовский рыбный порт. С этими организациями работают предприятия рыбохозяйственного комплекса не только Приморского края, но и в целом Дальнего Востока. На долю Дальневосточного бассейна приходится две трети объема российского вылова, и вся продукция, которая отправляется на внутренний рынок, следует через наши порты. Да и не только рыба, которая идет в Россию!
При этом портовые предприятия Приморья постоянно развиваются. Диомидовский рыбный порт — один из новейших. «Далькомхолод» создает новый холодильник, сейчас строит вторую очередь. Компания приобрела также холодильный комплекс, где может храниться и продукция из водных биоресурсов. А как нас в период пандемийных логистических ограничений спас контейнерный терминал, созданный Владивостокским морским рыбным портом! И подчеркну, что эти проекты по развитию российского берега реализуются безо всяких инвестиционных квот.
В наше объединение входит и компания, которая занимается организацией перерабатывающих производств, — «Технологическое оборудование». Есть предприятия аквакультуры, добытчики краба, реализующие судостроительные проекты; группа компаний «Доброфлот», развивающая переработку на берегу. Дальневосточный государственный технический рыбохозяйственный университет, готовящий кадры для отрасли. Компания «Нерей» — один из крупнейших дистрибьюторов рыбной продукции: кто еще в России сегодня закупает столько современных автомашин, чтобы обеспечить качественную доставку рыбы?
Вот такая у нас структура. Это ли не консолидация отрасли? Это ли не рыбопромышленный кластер?
— Уходящий год был очень непростым. Решения вопросов отрасли вы добиваетесь, в том числе и объединив усилия с коллегами — руководителям других ассоциаций. Что дает такое взаимодействие?
— Всегда управление в отрасли строилось по бассейновому принципу. Такой подход показывал очень хорошие результаты и в советские времена. Актуален он и сейчас. Если мы — предприятия Приморского края, это не значит, что работаем только в Японском море. Промысел наш флот осуществляет и в Охотском, Беринговом морях — там же, где ведут лов камчадалы, магаданцы, хабаровчане, сахалинцы. Так что нет ничего удивительного в том, что жизнь подсказала нам создать Координационный совет рыбохозяйственных ассоциаций Дальнего Востока. Каждый вторник мы собираемся на планерки совета и очень признательны «Фишньюс» за организационное обеспечение этих встреч и их освещение.
Что дает такое взаимодействие между ассоциациями? Понимание процессов, происходящих в каждом из рыбодобывающих регионов Дальнего Востока. Помимо региональных ассоциаций, в работе совета участвует и отраслевое объединение, специализирующееся на определенном промысле, — Ассоциация добытчиков краба. Общее понимание ситуации помогает нам готовить совместные решения и предложения для федеральных органов власти. Занимаемся и стратегическими вопросами, и исключительно прикладными — такими, как изменения правил рыболовства.
Было очень отрадно услышать, когда на парламентских слушаниях в октябре глава комитета Госдумы по аграрным вопросам Владимир Иванович Кашин отметил, что именно по просьбе Координационного совета до первого чтения законопроекта о квотах организовали его обсуждение.
Работа в составе Координационного совета — это очень хороший опыт, который дает нам возможность принимать консолидированные решения. В очень сложных условиях радикального изменения закона о рыболовстве совет выработал свою позицию, которую и будет отстаивать.
В Государственной думе более 400 депутатов. И каждому из них совет перед рассмотрением законопроекта в первом чтении направил обращение. Надеемся, что при втором чтении парламентарии сделают правильный выбор.
Думаю, мы продолжим такую практику работы с депутатами. Не знаю, есть ли еще где-то в России объединения, которые накануне важных изменений законодательства так обратились бы к каждому народному избраннику в Государственной думе. А за нашими письмами стоит мнение десятков тысяч рыбаков Дальнего Востока — основного рыбопромыслового бассейна страны.
Маргарита КРЮЧКОВА, журнал «Fishnews — Новости рыболовства»
Ноябрь 2022 г.
