Рыболовство КНДР: от плановой экономики к вынужденному браконьерству
Не секрет, что Корея, окруженная с трех сторон морями, имеет тысячелетнюю историю развития рыбного промысла. Поэтому неудивительно, что после создания в 1948 году в северной части Корейского полуострова КНДР рыбное хозяйство стало одной из важнейших отраслей экономики молодого государства. Тем более что географические условия этому только способствуют: общая протяженность побережья страны составляет более 8,6 тыс. км, а на востоке республики, в водах Японского (Восточного) моря, встречаются теплое Восточно-Корейское и холодное Северо-Корейское течения, создающие идеальные условия для развития планктона и, как следствие, многочисленных морских биологических ресурсов. Основными задачами северокорейского рыболовства, как после образования КНДР, так и сейчас, являются обеспечение продовольственной безопасности и поступления иностранной валюты от экспорта морепродуктов.
Развитие по плану и «битва за улов»
Как и прочие отрасли народного хозяйства, рыболовство в КНДР начало развиваться в соответствии с идеями плановой экономики. Однако разрушительные последствия Корейской войны (1950-1953) фактически свели на нет усилия первой двухлетки (1948-1950), что позволяет специалистам говорить о начале становления северокорейского рыболовства в период Трехлетнего плана послевоенного восстановления и развития народной экономики (1954-1956) и первой пятилетки (1957-1961). В это время Север успешно преодолел последствия братоубийственной войны и завершил начатую еще в 1946 году коллективизацию и национализацию в сельском хозяйстве и рыболовстве. Среднегодовые темпы прироста производства в эти годы составляли невероятные 36,3%, благодаря чему в 1957 году объемы производства морепродуктов достигли 580 тыс. тонн, а к концу пятилетки в 1960 году составляли уже 690 тыс. тонн. Не стоит, впрочем, забывать, что в значительной степени успех восстановления после войны и первой пятилетки связан с активной помощью со стороны СССР.
После создания прочной основы для ведения коллективного хозяйства партия поставила новую задачу – увеличить производство морепродуктов для улучшения культуры питания народа. Поэтому во время первой семилетки (1961-1967) и шестилетки (1971-1976) в рыбном хозяйстве КНДР сделали ставку на укрупнение и механизацию рыболовных судов, а также на развитие океанического промысла.
Если в начале 1960-х годов на северокорейских верфях строились траловые суда водоизмещением 450 тонн, то в конце десятилетия со стапелей местных судоверфей сошло три 3 750-тонных гиганта («Йонаксан-1», «Йонаксан-2» и «Ынпхасан»), способных ежедневно добывать до 440 тонн морепродуктов, что в три раза превышало прежнюю мощность северокорейских траулеров. Специально для перевозки морепродуктов строились и 5 000-тонные рефрижераторные суда.
Ставка на механизацию и укрупнение флота позволила значительно увеличить число и мощность судов: если в 1964 году в рыболовном флоте КНДР насчитывалось 2 070 моторизированных самоходных судов, лишь 467 из которых были водоизмещением более 10 тонн, то к концу 1971 года их насчитывалось уже 14 657 штук, а средний тоннаж самоходного флота достиг 21 тонны.
Примерно с 1962 года начинается использование специализированных вспомогательных судов и даже самолетов для проведения разведки с целью повышения эффективности промысла. В эти же годы на средние и крупные рыболовные суда активно устанавливают эхолокаторы и оборудование для радиосвязи, оснащают их механическими кранами и лебедками.
В 1967 году северокорейское руководство принимает стратегическое решение о необходимости расширения океанического промысла, для чего начинаются активные контакты с советской стороной, а в портах Синпхо и Кимчхэк закладывается основа новой перспективной отрасли рыбного хозяйства.
Вместе с этим шло развитие морской и пресноводной аквакультуры, это позволило диверсифицировать рыбное хозяйство КНДР. Уже к концу 1950-х годов северокорейские специалисты получили первые результаты опытов по разведению различной пресноводной рыбы, в том числе радужной форели. Благодаря этому удалось создать сеть специализированных государственных акваферм, а также наладить рыборазведение в колхозах. Активно занялись в КНДР и выращиванием водорослей.
Такие успехи комплексного развития отрасли позволили повысить производство морепродуктов до 723 тыс. тонн в 1965 году, 931 тыс. тонн – в 1970 и 1,3 млн тонн – в 1975. К 1972 году в этой сфере трудилось уже более 1 млн работников, среди которых было достаточно много женщин, в том числе ведущих промысел в море наравне с мужчинами.
В период второй семилетки (1978-1984) под влиянием холодного течения произошел возврат косяков минтая в бассейн Японского моря, что немедленно сказалось на росте производительности северокорейского рыболовства. Поэтому, согласно статистике Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО ООН), в 1979 году более 70%, или 885 тыс. тонн, добытых в КНДР морепродуктов было выловлено в бассейне Японского моря.
В эти годы в стране продолжили строительство больших и средних многоцелевых рыболовных судов, вводились современные орудия промысла и методы рыболовства. Были спущены на воду плавбазы водоизмещением около 10 тыс. тонн. Нередко специалисты оценивают период второй семилетки как расцвет северокорейского рыбного хозяйства: океаническое рыболовство продолжало развиваться, а прибрежное пошло по пути дальнейшего увеличения размера судов и повышения эффективности промысла. Были приложены значительные усилия и для развития морских акваферм.
Большое внимание северокорейское руководство уделяло и мобилизационным усилиям. В эти годы прошли знаменитые 20-дневная и 300-дневная «битвы за улов» ради достижения цели – производства 3,5 млн тонн морепродуктов в год. Но, скорее всего, показатели существовали только на бумаге.
В результате в 1985 году, по мнению южнокорейских специалистов, был достигнут пик производства морепродуктов – 1,78 млн тонн (по другим данным, 2,42 млн тонн). В то же время в самой КНДР оценивают свои успехи гораздо выше, говоря о 3,6 млн тонн. Такая путаница со статистическими данными вызвана отсутствием достоверной информации и разными методами подсчета. Однако все источники сходятся в одном: с 1985 года начинается постепенный спад производства, который усиливается с началом 1990-х годов.
«Трудный поход» и смена вектора развития
В начале 1990-х годов северокорейское рыболовство, как и вся экономика страны, пережило глубокий кризис, связанный с развалом СССР. Северная Корея нуждалась в дешевых советских энергоресурсах, которые руководство Российской Федерации было согласно поставлять только по рыночным ценам. В результате импорт нефти с 19 млн баррелей в 1989 году упал до 9,6 млн баррелей в 1992-м. Это немедленно сказалось на общей производительности энергоемких отраслей, в том числе рыболовства.
В новых условиях руководству КНДР пришлось сделать нелегкий выбор в пользу океанического промысла и аквакультуры в ущерб другим отраслям рыбного хозяйства, так как средств на развитие всех направлений попросту не было. Первый был призван помочь заработать как можно больше на экспорте, а вторая – накормить собственный народ наиболее энергоэффективным способом, так как для обслуживания морских огородов и рыбных прудов можно использовать лодки, приводимые в движение мускульной силой работников предприятий. В целом такая модель рыбного хозяйства работает там и по сей день.
В 1994 году КНДР испытывает новый удар: умирает ее бессменный лидер товарищ Ким Ирсен. Одновременно с этим в страну приходят стихийные бедствия, которые вместе с экономическим и управленческим кризисом приводят к голоду, унесшему по разным оценкам от 10 тыс. до 3 млн жизней. Этот тяжелый период в истории КНДР, длившийся вплоть до 1999 года, известен под названием «Трудный поход».
Несмотря на отсутствие надежных сведений о состоянии северокорейского рыболовства в эти годы, эксперты уверены в значительном сокращении производства морепродуктов в стране. По их оценкам, к 1998 году оно упало почти в три раза: с рекордных показателей 1980-х годов до 620 тыс. тонн.
Переломным моментом развития отрасли на современном этапе стал 1999 год, когда КНДР встала на путь восстановления своей экономики в новых условиях. Первый Межкорейский саммит 2000 года и последовавшее за этим развитие экономических связей между КНДР и Республикой Корея также способствовали этому процессу. Вплоть до начала 2010-х годов в южнокорейских магазинах вполне можно было встретить дары моря, местом вылова которых значилась Северная Корея. В результате производство морепродуктов вновь выросло примерно до среднегодовых показателей 1960-х, однако главный акцент в этот период все же делают на развитии аквакультуры, как наименее энергоемкой отрасли.
После прихода к власти третьего руководителя КНДР – Ким Ченына – интерес к развитию рыболовства продолжает расти. Оно вошло в круг приоритетов экономического развития страны наряду с легкой промышленностью, животноводством и строительством. Постепенно акцент в отрасли вновь начинает смещаться в сторону морского рыболовства. Такой вывод можно сделать на основании контент-анализа статей в «Нодон синмун», являющейся печатным органом Трудовой партии Кореи и главным официальным печатным изданием страны. Примерно с 2014 года число публикаций о рыболовстве постоянно растет, при этом доля статей о морском промысле непрерывно увеличивается, хотя число заметок об аквакультуре также остается значительным.
Несмотря на то, что в КНДР по объективным причинам не могут рассчитывать на восстановление океанического промысла до уровня конца 1980-х годов, когда в Охотском море вели промысел минтая около 16 северокорейских траулеров, добывавших порядка 200 тыс. тонн рыбы в год, северокорейские рыбаки с начала 2010-х годов стали нарастающими темпами возвращаться в Японское (Восточное) море на промысел кальмара. Если в 2011 году в центральной части моря было зафиксировано 15 северокорейских судов, то к 2014 году их число превысило 400. Это не могло не сказаться и на объемах добычи: в 2016 году уловы рыбаков КНДР вновь перешагнули рубеж в 1 млн тонн.
Однако введение Советом Безопасности ООН в 2016-2017 годах так называемых секторальных санкций, направленных против северокорейской гражданской экономики, вновь изменило ситуацию. Особенно больно по рыболовству ударило принятие в августе 2017 года резолюции № 2371, запрещающей КНДР экспорт морских биоресурсов. Это легко заметить по объемам производства морепродуктов в стране: 884 тыс. тонн в 2017 году, 705 тыс. тонн в 2018 году, 743 тыс. тонн в 2019 году.
Данные за 2020-2021 годы пока недоступны, но, принимая во внимание резкий уход практически всех северокорейских рыбопромысловых судов из акватории Японского (Восточного) моря вследствие введения руководством страны противоэпидемических мер, можно предположить, что объемы промысла упадут как минимум до уровня 1990-х годов.
Красноречиво о масштабе принятых в КНДР ограничений на выход в море свидетельствуют спутниковые снимки гавани одного из крупнейших северокорейских рыбных портов на восточном побережье страны – Чхончжина (или Чондина): с мая по декабрь число судов, стоящих борт к борту у причальной стенки порта, практически не изменилось.
Причина сворачивания рыбного промысла очевидна – коронавирус и связанные с этим ограничения, наложенные властями КНДР на пересечение госграницы и вообще на любые контакты с внешним миром. Анализ северокорейских СМИ показывает, что в прибрежных зонах под действие ограничений попал не только выход в море, но даже сбор предметов с его поверхности.
ННН-промысел в акватории КНДР и за ее пределами
В последние несколько лет в СМИ и соцсетях лавинообразно росло количество сообщений о присутствии северокорейских браконьеров в российских водах. Однако необходимо сразу оговориться, что подобная проблема существовала и в советское время, хотя и не была столь очевидна для простых обывателей. Уже тогда северокорейские рыбаки шли на различные хитрости, дабы избежать наказания: заходили в морские районы СССР, как правило, в темное время суток или в тумане, закрывали фанерными щитами, брезентом или сетями бортовые и регистрационные номера и другие опознавательные знаки, устанавливали на судах ложные надстройки из фанеры с целью изменить их силуэт, а иногда даже топили свои суда после задержания. Такой случай, к примеру, произошел 20 августа 1978 года, когда экипаж промыслового судна КНДР № 506 затопил его у причала порта города Находка, не желая выплачивать штраф, наложенный судом. Однако до начала 2000-х годов число таких нарушений можно считать значительным.
Первые признаки массового присутствия северокорейских рыбаков в российских водах жители южной части Приморского края начали замечать еще в конце XX века, когда на берегу залива Петра Великого им стали попадаться рыбацкие поплавки из пенопласта, произведенные кустарным способом. С годами число поплавков и снастей росло, а в 2018-2019 годы на российский берег стало выбрасывать целые суда, причем на некоторых из них обнаруживали тела членов экипажа. Одновременно северокорейские «суда-призраки» начали фиксировать и на другом краю Японского (Восточного) моря – в Японии: случаи их выносов также только учащались, достигнув максимума в 2018 году – 225 деревянных лодок из КНДР.
Истинный размах северокорейского ННН-промысла в наших водах стал понятен после того, как отечественные ученые проанализировали ночные снимки Японского (Восточного) моря с 2012 по 2018 годы. На них массовое проникновение судов в южную часть российской экономической зоны (до 42,5° с.ш.) наблюдается в период с 2015 по 2017 годы, а в 2018 году флот КНДР сместился на северо-восток до 44° с.ш., подойдя уже вплотную к 12-мильной зоне РФ. Максимума число северокорейских браконьеров в наших водах достигло в 2018 году – примерно 3 000 судов различного размера и класса. Для 2017 и 2019 годов их число оценивается в 2 000 единиц.
Подтверждают рост активности браконьеров из этой страны и в Пограничной службе ФСБ России. Так, если с 2014 по 2018 годы было задержано всего 11 северокорейских судов с 260 членами экипажей, то в 2019 году их число выросло до 16 рыболовных судов и 328 маломерных плавсредств под флагом КНДР с 3754 рыбаками на борту. Более того, 17 сентября 2019 года в исключительной экономической зоне (ИЭЗ) России в Японском (Восточном) море в районе банки Кито-Ямато произошел инцидент с вооруженным нападением браконьеров из Северной Кореи на российских пограничников. По информации пресс-службы ведомства, экипаж одного из северокорейских судов напал на членов смотровой группы пограничного корабля. Четверо военнослужащих получили ранения различной степени тяжести, но оба иностранных судна вместе с экипажами (161 человек) в итоге были задержаны и доставлены в порт Находка. Стоит признать, что случаи агрессивного поведения северян встречались и ранее, однако использование огнестрельного оружия было зафиксировано впервые (насколько известно из открытых источников).
Кроме российских вод, северокорейские рыбаки с середины 2010-х годов начали тревожить и акваторию соседней Японии. По данным «Белой книги по рыболовству», ежегодно выпускаемой японским Агентством по рыболовству, число выдворений северокорейских промысловых судов в 2018 году составило 5 201 случай, в 2019 году оно сократилось до 4 007.
Видя серьезность сложившейся ситуации, правительство Японии в январе 2018 года даже решило создать специальный Штаб по надзору за рыболовством, возглавляемый генеральным директором Агентства по рыболовству. Ему передали в непосредственное подчинение семь судов-инспекторов, количество которых к концу 2021 года было решено увеличить до девяти. Однако продолжающийся рост числа заходов северокорейских браконьеров вынудил японские власти разместить два новых судна уже в 2019 году в Ниигате и Сакаиминато.
Пиком противостояния между японцами и гражданами КНДР на современном этапе, возможно, стоит назвать инцидент с затоплением северокорейского промыслового судна в октябре 2019 года из-за столкновения с японским кораблем, контролировавшим рыболовную деятельность. По информации регионального отделения береговой охраны в Ниигате, инцидент произошел из-за неожиданного маневра северокорейских рыбаков, при этом весь экипаж в количестве 60 человек был спасен и пересажен на другое судно КНДР. Версия событий со стороны официального Пхеньяна выглядит несколько иначе: японский сторожевой корабль якобы совершил «разбойнический акт», потопив северокорейское рыболовное судно, которое совершало обычный переход в водах Японского (Восточного) моря. В этой связи КНДР даже потребовала от Японии компенсировать материальный ущерб и принять меры по предотвращению подобных инцидентов в будущем.
Какова же причина значительного роста активности северокорейских рыбаков в ИЭЗ России и Японии в Японском (Восточном) море за последние годы? Скорее всего, она связана с началом интенсивного освоения акваторий КНДР китайскими рыбаками.
КНР, давно истощившая морские биоресурсы своих морей, с конца 1990-х годов начала уделять значительное внимание развитию океанического рыболовства, а также скупать квоты прибрежных государств, как правило, испытывающих экономические трудности. Поэтому неудивительно, что в июне 2004 года было заключено первое пятилетнее северокорейско-китайское соглашение о рыболовстве, подразумевавшее доступ рыбаков из Поднебесной в воды КНДР. В 2010 и 2015 годах оно обновлялось и пролонгировалось. Средняя стоимость взимаемой северокорейскими властями платы за использование ресурсов Японского (Восточном) моря в 2014-2015 годах оценивается в 30-40 тыс. долларов с одного китайского судна. Промысел в эти годы вели суда КНР водоизмещением 240-600 тонн на рыболовном участке Ондок (в 50 милях от северокорейского Вонсана).
По наблюдению южнокорейской береговой охраны, число китайских судов, приходящих в северокорейскую акваторию, за 10 лет (2004-2014) выросло почти в 8 раз – с 114 до 870, таким образом, ежегодный прирост составил порядка 23%.
Однако переломный момент, возможно, наступил в 2016 году, когда, по информации Национальной разведывательной службы Республики Корея, из-за недостатка иностранной валюты КНДР якобы пошла на «оптовую» продажу прав на ведение промысла в собственной акватории Китаю за 75 млн долларов в год.
Конечно, полностью полагаться на информацию южнокорейской разведки нельзя, но логика подсказывает, что на такой шаг северокорейское руководство могло пойти, так как именно с 2017 года начинает фиксироваться настоящий «исход» северокорейских рыбаков из собственной акватории, что вполне могло произойти под давлением значительно более оснащенных судов КНР. Известно, что китайские рыбаки задействуют во время промысла осветительные приборы гораздо большей мощности (около 1 млн Вт) – в семь раз сильнее, чем у южнокорейских коллег (около 141 тыс. Вт), а также добывают кальмар при помощи так называемых кольцевых ловушек с применением электросвета. Северокорейские деревянные суда, оснащенные 5-20 лампами, конечно, не способны конкурировать с китайскими «монстрами», несущими на себе до 700 ламп, которые могли бы осветить футбольный стадион. Это и заставляет первых все дальше уходить от родных берегов.
Подтолкнуть северокорейское руководство к более активной продаже доступа в свои воды китайским товарищам мог не только дефицит иностранный валюты, но и уже упомянутая Резолюция СБ ООН № 2371, полностью запретившая экспорт морепродуктов из КНДР. Несмотря на разъяснение, данное СБ ООН в декабре, относительно запрета на продажу не только ресурсов, но и разрешений на их промысел, скорее всего, китайские рыбаки его попросту игнорируют. Как известно, не пойман – не вор, а доказать факт браконьерского лова конкретным судном без содействия местных властей (в данном случае северокорейских) практически невозможно.
Поэтому данные как спутниковых наблюдений, так и мониторинга прохода судов южнокорейской береговой охраной показывают, что китайские суда продолжают заходить в ИЭЗ КНДР и вести там промысел. Совсем недавно, в конце июля, южнокорейская морская полиция передала китайской стороне сведения об очередном таком возможном нарушителе – судне Liao Dan Yu 26013, которое, по южнокорейским данным, с 22 июня по 17 июля вело промысел в водах КНДР. В Республике Корея всерьез обеспокоены ростом активности китайцев в северокорейских водах, так как она негативным образом сказывается на популяции кальмара и в их акватории.
Каковы же масштабы промысла китайских товарищей в северокорейских водах? Согласно статье «Разоблачение темных рыболовных флотов в Северной Корее» (Illuminating dark fishing fleets in North Korea), опубликованной в 2020 году международной группой ученых, стоимость незаконно добытого китайскими рыбаками в северокорейских водах кальмара (наиболее ценного местного гидробионта) составила 275 млн долларов в 2017 году, 171 млн – в 2018 и 240 млн – в 2019. Даже в пандемийном 2020 году, по их сведениям, промысел сократился не слишком существенно – до 179 млн долларов.
В этой связи закономерным является вопрос: хватит ли сил и средств у российских пограничников для контроля за действиями 2-3 тыс. северокорейских рыбацких лодок, выдавленных из собственных вод в нашу исключительную экономическую зону? Смогут ли они ежегодно предотвращать до 5 тыс. попыток проникновения (в среднем 13 в день), как это делают японские коллеги в районе банки Кито-Ямато? По мнению автора статьи, без решения фундаментальной проблемы по искоренению ННН-промысла, в том числе в северокорейских водах, данный вопрос не решить и рыбаки КНДР продолжат свои набеги на наши воды, не имея иного способа прокормить свои семьи.
Вадим АКУЛЕНКО, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры корееведения Восточного института — Школы региональных и международных исследований ДВФУ
Журнал «Fishnews — Новости рыболовства»
Сентябрь 2021 г.
