— Дмитрий Михайлович, СЗРК — объективно один из самых крупных участников инвестиционных проектов, которые определило государство: вы строите флот для добычи и рыбы, и крабов. И наверное, можно сказать, что один из самых активных, раз у вас уже сдано два судна под инвестквоты?
— Да, первое и второе крупнотоннажные рыбопромысловые суда, построенные на российских верфях, — это наши «Баренцево море», которое уже с марта на промысле, и «Норвежское море», которое успешно прошло ходовые испытания и будет передано Архангельскому траловому флоту (АТФ) в ноябре. Да и сам АТФ — первый траловый флот в СССР, как Гагарин и Титов у нас или как Армстронг и Олдрин в США. И, конечно, говорят всегда больше о тех, кто первый. Хотя это про космос, в рыбе у нас сейчас все по-другому: говорят в основном о еще не состоявшихся успехах одной группы компаний — РРПК, и правительство почему-то прислушивается только к этому мнению…
Возвращаясь к нашим планам, на Выборгском судостроительном заводе (ВСЗ), входящем в Объединенную судостроительную корпорацию, строится еще два таких судна для АТФ. Очевидно, что все четыре наши траулера-процессора войдут в десятку судов, которые будут сданы первыми.
О необходимости строительства новых судов для АТФ мы задумались сразу после его приобретения в 2014 году. Еще до решений Госсовета в октябре 2015 года, когда нам объявили две новости. Одну хорошую – что следующий период закрепления долей квот будет не на 10, а на 15 лет — с 2019 по 2033 годы включительно. Вторую, не очень хорошую для рыбаков, — что у всех без исключения добросовестных пользователей будет безвозмездно изъято 20% квот ценных объектов промысла, но при этом гарантировалось, что 80% квот останется в рамках исторического принципа на весь этот 15-летний период.
На тот момент мы уже выбрали Выборгский судостроительный завод для строительства двух современных крупнотоннажных судов и заказали проект этих судов. Поэтому когда возникла ситуация с инвестквотами и частичной модернизацией исторического принципа, мы к ней отнеслись спокойно и даже выступили в авангарде, первыми заказав не два, как планировалось ранее, а сразу четыре таких судна на ВСЗ.
Отмечу, что к тому времени у нас были свои, пусть подержанные, но достаточно свежие суда. Мы предполагали, что в рамках рыночной экономики и определенного стабильного законодательного окружения можем сами решать, сколько нам строить новых судов за 70 млн долларов единовременно, а сколько продолжать эксплуатировать, причем речь шла об эффективных 15-20-летних судах, ранее приобретенных нами за 15-20 миллионов и модернизированных.
Но нам задали другие условия: у вас в любом случае отберут 20% квот, но если вы построите новые дорогие суда на верфях РФ, то сможете вернуть часть изъятых квот или даже получить больше! И мы, оценив примерно, сколько у нас останется исторических квот и сколько мы сможем получить на одно судно инвестиционных, приняли решение строить четыре траулера. Тогда казалось, что заданные Госсоветом 2015 года условия и частичная модернизация исторического принципа находятся в рамках здравого смысла и даже справедливы.
— А на каком этапе произошел слом этого здравого смысла?
— К сожалению, уже после того, как мы встали в авангарде строительства новых судов под инвестквоты и заложили сразу четыре судна для АТФ. Неожиданно началась борьба за передел крабовых квот, результатом которой стали аукционы 2019 года на 50% всех крабовых квот на Севере и Дальнем Востоке. Это и был первый слом решений Госсовета 2015 года.
Мы могли ожидать, что, как и по рыбе, 20% инвестиционных квот краба могут быть разыграны на аукционах на понижение долей, закрепляемых за одним судном-краболовом. Но, как мы знаем, вопреки решениям Госсовета был принят закон о реализации 50% крабовых квот на классических аукционах с инвестиционным обязательством построить судно-краболов на каждый выигранный лот. Не 20%, а 50%, не на понижение долей, а на повышение цены лота, и не сначала строим — потом ловим, как по рыбе, а наоборот.
И всё это весной 2019 года преподносилось рыбакам как взвешенное и справедливое решение правительства: ведь не 100% крабовых квот отбирали, а всего 50%. Хотя все 100% долей камчатского краба и краба опилио Баренцева моря мы приобрели за большие деньги на открытых аукционах — как новые вводимые для промысла виды водных биоресурсов — соответственно в 2004-2005 и в 2016 годах. Тем не менее на аукционы 2019 года попало и 50% этих ресурсов! Для понимания, кредит под строительство четырех траулеров для АТФ, по выбору Сбербанка, был обеспечен залогом долей наших краболовных компаний.
— Это были условия именно банка?
— Да, банк хотел получить в залог именно эти активы, потому что он видел, что этот сегмент нашего бизнеса наиболее маржинальный, и все эти крабовые квоты были изначально приобретены на аукционах, поэтому банк оценивал доли наших крабовых компаний, как очень надежный залог. Мы в свою очередь решились строить четыре судна общей стоимостью более 350 млн долларов (с учетом процентов по кредиту за период строительства и окупаемости судов), будучи уверенными, что за счет промысла краба можем себе позволить поддержать инициативу государства по инвестквотам и быть в авангарде этого движения. При этом мы полагали, что и оставшиеся в рамках исторического принципа 80% квот по треске и пикше гарантированы нам как минимум до 2033 года.
Современным траулерам, которые мы строим, нужно минимум 15 тыс. тонн ресурсного обеспечения трески и пикши в год. Но по условиям аукциона на понижение мы получим всего лишь по 3 тыс. тонн на каждое судно, после их ввода в эксплуатацию. Это следствие высокой конкуренции на Севере на аукционах на понижение. Где нам взять эти недостающие объемы, если у нас начнут отбирать историческую квоту до 2034 года? Совершенно непонятно.
— Многие, и в их числе вице-премьер Виктория Абрамченко, прямо говорят, что с историческим принципом пора заканчивать. Но если посмотреть объективно, то квоты по историческому принципу остались только у небольших компаний. Практически все ведущие рыбопромышленники либо приобрели свои активы на аукционах – напрямую у государства, либо скупили более мелкие предприятия.
— Нельзя говорить, что исторического принципа уже нет, потому что сегодня почти вся рыба (до момента сдачи всех инвестиционных объектов в эксплуатацию) и 50% краба всё еще осваиваются в рамках исторических квот. Но есть разница, когда активы приобретались изначально напрямую у государства на аукционах и деньги за них шли в бюджет и когда предприятия с историческими квотами покупались у действующих собственников — добросовестных пользователей.
Это, кстати, одновременно и ответ тем, кто говорит, что исторический принцип закрывает вход в отрасль новых участников. Яркий пример прихода нового игрока — приобретение группой РРПК минтаевых предприятий с историческими квотами.
В нашем холдинге лишь небольшая часть квот трески и пикши изначально получена по историческому принципу. В составе СЗРК такие доли есть только у ООО «Вирма». Основные объемы ресурсов мы изначально покупали на аукционах и конкурсах и платили за них конкурентную цену. Даже если речь идет о квотах на треску, которые были по историческому принципу закреплены за Архангельским траловым флотом. Мы приобрели в рамках приватизации 100% акций АТФ на торгах в конце 2013 года (покупка согласована правительством в январе 2014 года). Разумеется, основным имуществом, определяющим формирование цены, тогда стали исторические квоты АТФ. Иногда возражают, что, мол, квоты и все природные ресурсы находятся в собственности государства. Так вот, права пользования квотами – это имущественное право (вид имущества) юридических или физических лиц.
Как я уже сказал, все наши крабовые квоты изначально были приобретены на аукционах 2004-2005 годов и в 2016 году, то есть в период действия исторического принципа. Поэтому вопрос, что получило государство, которое c 1 января 2004 года «бесплатно» передало ресурсы рыбакам, должен адресоваться не нам — мы за всё уже заплатили на аукционах и торгах.
Сейчас начали говорить о «второй волне» инвестквот и о защите интересов инвесторов «первой волны». Мы как инвесторы и «нулевой волны» аукционов и торгов, проводимых государством с 2004 года, и «первой волны» инвестквот тоже хотели бы, чтобы наши инвестиции были защищены! А у нас уже отобрали 50% краба, ранее приобретенного на аукционах, и собираются отобрать оставшиеся крабовые квоты. С нашей точки зрения, которая совпадает с точкой зрения ФАС и большинства рыбопромышленников, — никакой «второй волны» инвестквот до истечения действующих договоров (в основном до 2033 года) ни по рыбе, ни по крабу вообще быть не должно! «Вторую волну» придумали те, кому нужен дополнительный передел ресурсов, и не после 2033 года, а здесь и сейчас. Все знают, о ком идет речь.
Со стороны общий посыл может показаться справедливым: мол, рыбаки за эти годы уже достаточно заработали, чтобы пойти и купить на аукционах то, что получили изначально бесплатно. Но при этом упускается из виду, что не все водные биоресурсы были получены рыбаками изначально с 1 января 2004 года бесплатно и что исторический принцип вводился не для того, чтобы одарить рыбаков. Он вводился по необходимости. Все-таки полное название закона о рыболовстве – «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов». И главный смысл исторического принципа был в том, чтобы стагнирующая отрасль начала развиваться и рыбаки сохранили этот ресурс на долгие годы. Это по факту и произошло, но только за счет того, что участники отрасли стали думать не как временщики, а как собственники. А сейчас всех опять хотят сделать временщиками.
Что можно считать сохранением водных биоресурсов? В нашем случае, например, сертификацию всех наших промыслов Морским попечительским советом (MSC). Сертификат MSC — это показатель устойчивого стабильного промысла, признаваемый на международном уровне. Но все это как-то оставляют за скобками.
Поэтому исторический принцип всё еще существует, но налицо явное намерение до 2034 года полностью его добить — по рыбе порциями по 20%, по крабу — забрать оставшиеся 50%, а по другим особо ценным видам — все 100% сразу. Это перекликается с уже отмененным пунктом «дорожной карты» правительства, где говорилось об изъятии раз в три-пять лет части исторических квот. Сейчас, похоже, возвращаются к тому, чтобы регулярно забирать по 20% исторических квот рыбы на инвестквоты, причем, как я понимаю, это уже будут аукционы не на понижение, а на повышение цены лота. Денежный аукцион, но еще и нагруженный инвестиционными обязательствами…
— На Восточном экономическом форуме (ВЭФ), в котором принимал участие исполнительный директор СЗРК Сергей Несветов, как раз вокруг будущих инвестквот разгорелась дискуссия. Русская рыбопромышленная компания настаивала, что все 20% инвестквот нужно направить только на строительство флота…
— Причем получается, что только для строительства флота двух крупнейших групп компаний — РРПК и «Норебо». Они сейчас активно требуют, чтобы их «донаделили» квотами до 100% потребностей новых судов, то есть забрали у всех остальных участников, которые не строят инвестобъекты «первой волны», и отдали им безо всяких аукционов. Получается они тоже против «второй волны» инвестквот по рыбе?
— Возможно. Но такая точка зрения столкнулась с довольно жесткой позицией регулятора и остальных участников обсуждения, в том числе представителей Камчатского края и других прибрежных регионов, которые считают целесообразным половину этого ресурса закрепить за заводами. А у вас какое мнение?
— Мое мнение, что нас втягивают во второстепенную дискуссию. Как ни сделать, всё будет плохо. В том смысле, что на Госсовете с участием президента Владимира Путина были сформулированы правила игры на следующие 15 лет: 80% квот, которые железно остаются у рыбаков, и 20%, которые изымаются для формирования инвестквот. Всё! Больше никаких модернизаций не предполагалось, и подход должен был оставаться одинаковым для любых видов водных биоресурсов.
В этом русле регулятору и нужно было держаться. А они идут дальше. И нам говорят, что вопрос по второму этапу инвестквот уже решен. Где он решен? Кем? Вы только можете подискутировать об объектах инвестиций второго этапа — суда или берег.
Непонятно, почему по крабу инвестквоты первого этапа решили делать по другой схеме — не 20%, а 50% и аукцион не на понижение размера доли квот, а кто больше заплатит. Вы же понимаете, что если бы на краба были такие же условия, как на рыбу, то судов краболовных было бы построено даже больше, чем строят сейчас. Да, половина из них вообще бы стояла без квот, но судостроение мы бы подняли безусловно.
Что касается неизменного аргумента про 142 миллиарда, которые получил бюджет, то простым повышением сбора за водные биоресурсы и отменой 15-процентной льготы можно было бы добиться еще больших поступлений в бюджет, но не разово, а в течение всего 15-летнего периода. Там ведь еще такой момент, что при разовом поступлении в федеральный бюджет 142 млрд рублей, региональные бюджеты теперь 15 лет будут недополучать налоги. Но только сейчас наконец сборы за ВБР решили повысить и отменить 15-ти процентную льготу. Мы, кстати, против каких-либо льгот по сбору за биоресурсы для крабов, в том числе и для новых судов-краболовов. Может быть, за исключением глубоководных крабов.
— А в текущей схеме не возникает лишних судов для рыбы?
— Для рыбы нет, а для краба возникают. Скажу больше, ни на Дальнем Востоке, ни тем более на Севере никогда не было проблемы невыбора квот краба. Вся эта история со строительством новых судов мотивировалась не нехваткой промысловых мощностей, а заботой о безопасности, мол, сейчас рыбаки на каких-то старых японских шхунах работают, которые у них и тонут, и горят. А ничего, что купив аукционные квоты, рыбаки еще пять или даже семь лет будут работать на тех же самых шхунах, пока не построят эти новые безопасные суда? Почему не сделали, как по рыбе, — квоту получаешь только после сдачи инвестобъекта в эксплуатацию?
Что касается Севера, там такой проблемы и вовсе не было. Мы изначально модернизировали свой действующий флот. Забрали с тралового промысла суда типа СРТМ-К, которые по проекту фактически минные тральщики с семью водонепроницаемыми отсеками, самые безопасные из всех судов на Северном бассейне, и переоборудовали их для промысла краба. И я могу сказать, что до сих пор эти суда вполне эффективны и могут работать наравне с новым флотом, который сейчас строится.
— Да, Росрыболовство уже высказывало недовольство, что квоты, купленные на аукционах под инвестиционные обязательства, осваиваются старыми судами. Эту практику хотят прекратить на втором этапе аукционов.
— Изменить правила для второго этапа, когда этого второго этапа вообще быть не должно по заявлениям и заверениям того же Росрыболовства и Минсельхоза в 2019 году? Я снова спрашиваю, откуда возникла эта история про вторую часть крабовых квот?
Мы же понимаем, если до этого порядка сотни компаний на Дальнем Востоке и Севере потеряли половину объемов, не имея возможности соревноваться даже за один лот в аукционе или не выиграв ни одного лота, то теперь они потеряют оставшиеся 50% и просто уйдут с рынка илипойдут «карасиков» каких-нибудь ловить. Если в 2019 году нас убеждали на всех уровнях, что решение правительства продать на аукционе 50% краба справедливое и взвешенное, то сейчас всего лишь через два года получается, что нас тогда опять обманули?
— Возможно, государство показывает, что мелких предпринимателей в крабе быть не должно?
– Так получается, что государство то же самое показывает и в рыбе. Стабильность законодательного окружения в отрасли отсутствует.
— Может быть, это сигнал, что в рыбной отрасли должен остаться ряд крупных финансово-промышленных групп, которые будут заниматься промыслом?
— Причем настолько крупных, что их в конечном счете останется две-три больших и немного средних. Пока речь идет о крабе, но ведь уже никто не скрывает, что то же самое планируют сделать и с рыбой, и с другими ценными биоресурсами. И даже среди крупных и выживших средних компаний могут происходить слияния и поглощения, и шансы сохранить свой бизнес дальше, уже после победы на аукционах, будут не у всех.
Но это уже следующий этап, об этом сейчас не думают. Сейчас бы разобраться с первым этапом, где если убрать все ширмы в виде необходимости строительства нового флота (который не очень-то и нужен для вылова краба) и поступлений в бюджет, которые, безусловно, всегда поощряются, то явно прослеживается главная цель — это консолидация крабовых квот на Дальнем Востоке. Оставить в крабовом бизнесе несколько компаний, которые проще контролировать. Но никто же официально не скажет, что «мы против малого и среднего бизнеса». Хотя фактически мы видим именно это. Беда в том, что лотов меньше, чем компаний. А есть игроки, которые хотят забрать себе по 10 и более лотов. Поэтому на всех точно не хватит.
В результате большинству мелких и средних краболовных компаний придется уйти с рынка или переключиться на другие объекты промысла. Модернизировали ли они свой флот, инвестировали ли в развитие — это уже никого не волнует.
— Но СЗРК же не малый и средний бизнес?
— Так вы же сейчас спрашивали о государственной политике?! Если мы будем говорить только об интересах нашей компании, то хотя мы изначально были против любой модернизации исторического принципа, но решения Госсовета мы приняли как некую плату за стабильность законодательства в отрасли.
Как я уже сказал, почти все права на вылов — квоты — мы покупали на аукционах и торгах. Для нас было бы важно, чтобы государство защитило наши права как инвесторов «нулевой волны», соблюдая принцип, что ресурс, который первоначально распределялся не бесплатно, а через аукционы после 1 января 2004 года, не продавался бы повторно хотя бы до окончания действующих договоров. Даже ФАС уже отстаивает точку зрения, что любые новые аукционы должны проводиться не ранее окончания действующих договоров, то есть не ранее 2034 года.
Нестабильность законодательства — вот что самое плохое. Все эти годы компании участвовали в аукционах, происходили сделки по слиянию и поглощению действующих компаний, и цена сделок формировалась исходя из того, что добросовестным пользователям законодательно была обеспечена непрерывность и долгосрочность пользования правами на вылов. Срок закрепления этих прав постепенно рос: сначала 5 лет, потом — 10, потом — 15.
Когда мы шли на аукционы, то считали, что покупаем доли не просто на определенный срок, но государство гарантирует нам также непрерывность пользования, если мы будем добросовестными пользователями. То есть нас мотивировали быть добросовестными пользователями и нам гарантировали по заявительному принципу продление прав пользования на следующий срок, если в текущем периоде у нас не было нарушений.
Соответственно, и цена на аукционах формировалась, исходя из этих ожиданий. А потом правила кардинально поменялись. Действующие договоры обещали не трогать до 2034 года у всех рыбопромышленников — и у тех, кто покупал доли на аукционах, и у тех, кто изначально получил их бесплатно по историческому принципу. Даже сейчас нам говорят: «У вас эти договоры никто не забирает, просто мы вводим новый вид квот». Но в случае с крабом нам оставляют «нулевые договоры», с нулем квот. Как же не забирают? А эти новые доли, они за счет чего сформировались? Эти доли инвестиционных квот сформированы за счет нашей исторической квоты, изначально приобретенной на аукционах 2004-2005 и 2016 годов.
— Такое впечатление, что многие чиновники считают, что аукционные квоты — это какие-то дополнительные ресурсы, которые взялись из воздуха.
— Я уверен и не раз в этом убеждался, что подавляющее большинство чиновников выше руководителя Росрыболовства Ильи Шестакова именно так и считают, как и депутаты Государственной Думы, которые принимали эти законы. Не зря их назвали «инвестиционные квоты» и представляют как господдержку рыбаков. Но представьте себе такую господдержку, когда у тебя забирают ресурс еще до окончания сроков действующих договоров и предлагают купить его еще раз. Причем с обязательством построить суда, которые тебе не нужны в таком количестве единовременно, а верфи не справляются с этими заказами в отведенные сроки. Если и называть это господдержкой, то это поддержка судостроителей за счет рыбаков.
— На ВЭФ в этом году были представлены инфраструктурные проекты инвестиционной группы «Корпорация «Рыба.РФ», которую совместно создали ГК «Антей» и СЗРК. Нестандартный ход со стороны двух лидеров российского краболовного сегмента. Что подтолкнуло вас к такому решению?
— У нас и раньше были свои планы развивать судоремонт и логистику в Мурманске. В дальневосточные проекты мы не погружены, но с точки зрения создания рыбной инфраструктуры на Севере — готовы принимать в этом участие, не только по направлению логистики, но и прежде всего по судоремонту. Возможно, к этому товариществу захотят присоединиться и другие компании. «Рыба.РФ» — это открытая организация как для входа, так и для выхода. Если вдруг мы не найдем консенсуса, думаю, мы просто выйдем из этого инвестиционного товарищества.
— На втором этапе крабовых аукционов, как уже всем понятно, обременениями для покупателей на Северном бассейне вряд ли будут новые краболовные суда. На ваш взгляд, какими могут быть инвестиционные обязательства?
— Мы считаем, что на Севере вообще не должно быть второго этапа хотя бы потому, что история распределения прав на вылов краба здесь кардинально отличается от дальневосточной. Я уже говорил, что все наши доли по крабам мы покупали на аукционах. Последний из них, по крабу-стригуну опилио, состоялся в 2016 году, и мы не понимаем, почему половина этих объемов была изъята для первого этапа через три года и задолго до окончания первого срока закрепления, тогда как аналогичные крабовые квоты, но для Дальнего Востока, на повторный аукцион не попали. Это явно двойные стандарты.
Если наша аргументация все-таки опять не будет услышана, тогда да, нам придется идти на эти аукционы и обсуждать, что же Север должен построить. И вот здесь мы согласны с линией «Рыбы.РФ», что, вероятно, правильно, если эти инвестиционные объекты будут связаны с судостроением, судоремонтом, холодильниками или логистикой, потому что суда-краболовы, действительно, в большем количестве на Севере уже не нужны. Но в принципе мы готовы строить все, что прикажут. Хоть детские сады или дома престарелых. Правда, причем здесь краб, непонятно…
Но если при определении этих обязательств поинтересуются нашим мнением, то мы, наверное, скажем, что лучше развивать логистику.
— Логистику и берег?
— И берег. Но только не береговую крабовую переработку. Никакая переработка краба на берегу не нужна. Более того, она опасна. Опасна тем, что ресурс будет подорван за два-три года. Любая переработка на берегу — это мощный стимул для развития внутреннего браконьерства.
Нам не нужны береговые крабовые заводы, у нас все суда — это фабрики. С крабом, после того как его сваришь в морской воде и заморозишь, больше ничего не нужно делать. Остальная обработка (в основном распилка и очистка) происходит непосредственно в местах сбыта — в зависимости от предпочтений покупателей в Европе, Америке или Японии. Китай вообще предпочитает только живого краба.
Продукция, произведенная из полуживого краба на берегу, всегда будет уступать по качеству продукции, произведенной на борту сразу после вылова, ну и, кроме того, это очень простое и недорогое производство, которое недостойно статуса инвестпроекта.
— Все ассоциируют СЗРК с крабом на Севере. Но на втором этапе крабовых аукционов очень серьезные объемы могут быть разыграны на Дальнем Востоке. Есть ли у вас планы смотреть и в ту сторону?
— Я уже говорил, что второй этап аукционов до 2033 года не входит ни в какие наши планы. Но если вдруг крабы Северного бассейна, уже прошедшие через аукционы дважды, решат продать снова, возможно, нам придется участвовать в аукционах второго этапа на Дальнем Востоке. На первом этапе такую возможность мы обсуждали, но решили сконцентрироваться на Севере.
Сейчас, потеряв часть ресурса на Севере «благодаря» первому этапу крабовых инвестквот и имея избыточный эффективный флот, которому не хватает загрузки, мы можем пойти и на Дальний Восток. Еще до принятия закона о крабовых аукционах мы начали строить четыре краболова в Турции по собственной программе обновления флота. Сейчас они уже введены в строй и показали себя очень эффективными на промысле в Баренцевом море. В их числе «Зенит» — первый в мире краболов-процессор, построенный изначально для вылова и переработки на борту краба. Он стал головным в серии из еще пяти таких судов, которые мы строим в рамках инвестквот на «Красном Сормово».
В 2019 году несколько дальневосточных компаний пришли на крабовые аукционы на Севере. В результате этой борьбы мы потеряли часть ресурса, и нам теперь не скучно здесь одним. Конкуренция, как и по рыбе, на крабовых аукционах Севера была существенно выше, чем на Дальнем Востоке. То же самое ожидаем и на следующих крабовых аукционах на Севере, если все таки решат их проводить. Но если их не будет, то на крабовые аукционы на Дальнем Востоке мы точно не пойдем.
— А что вы думаете об эффективности новых рыбодобывающих судов с точки зрения доходности бизнеса судовладельцев, которые решили их строить под инвестквоты?
— Мы, как и ФАС, считаем, что по рыбе на первом этапе инвестиционных квот также нужно остановиться. Если выделять дополнительные инвестквоты по тем же правилам, что и первые 20%, то это действительно подорвет положение инвесторов «первой волны», которые, принимая решения, рассчитывали на весь свой пакет квот, а не только на инвестиционную часть. Но мы также против любого «донаделения» минтаем на Дальнем Востоке и треской на Севере инвесторов «первой волны», в том числе, как вы понимаете, и нас самих. Нам достаточно, чтобы у нас не забирали более 20% квот трески и пикши. Так что условный Иван Сидоров на Севере может спать спокойно, нам не нужны его квоты.
Что касается тезиса, что новые суда будут зарабатывать в два раза больше действующих, то, на наш взгляд, он не выдерживает никакой критики. Прибавка составит максимум 20%. Если при нынешних ценах с тонны трески и минтая в воде (с тонны квот) рыбопромышленники на действующем флоте зарабатывают соответственно 1000 и 500 долларов, то на новых судах это будет 1200 и 600. Но без учета стоимости нового судна.
Поскольку новые суда никто рыбакам не дарит, логично предположить, что они должны хотя бы окупиться за 15 лет освоения всего пакета квот на каждое новое судно. Это, скажем, 15 тыс. тонн трески на судно на Севере и 40 тыс. тонн минтая на Дальнем Востоке. Если в себестоимость продукции заложить цену нового судна и проценты по кредиту на него (за первые пять-шесть лет, когда оно еще ничего не зарабатывает, плюс проценты за 15 лет окупаемости судна), то из прибыли нужно вычесть примерно 500 долларов на треске и 250 — на минтае.
Таким образом, на минтае инвесторы «первой волны» в течение 15 лет будут зарабатывать не 1000 долларов с тонны, а всего лишь 350. Зато они полностью окупят новое судно, которое, впрочем, к тому времени будет не новым, а уже 15-летним и, по действующим правилам и планам с 2034 года весь минтай отправить на аукционы, останется совсем без квоты. Боюсь, что за 15 лет, на которые выделена инвестквота, дополнительных 15 млрд долларов при вылове минтая и сельди только новыми судами, которые обещают получить (для себя) некоторые участники рынка никак не получится, наоборот будет убыток по сравнению с теми участниками, которые будут использовать модернизированный флот.
— И самый популярный вопрос: когда же на полках наших магазинов появится доступная по цене рыба и краб?
— Если говорить о нашей компании, то мы участвуем в региональных программах типа «Доступная рыба» в Мурманске и Архангельске. Но это относительно небольшие объемы и они для жителей этих регионов.
Продукцию из нашего краба можно приобрести в таких федеральных сетях, как «МЕТРО», «Перекресток», O’KEY. Но не уверен, что она очень доступна по цене. Здесь есть много причин, но аукционы по инвестквотам точно не делают рыбопродукцию и краба более доступной. А ведь одной из декларируемых целей тех, кто настаивал на крабовых аукционах, было завалить полки российских магазинов дешевым крабом. Мы такого никогда не обещали. Хотелось бы узнать через два года вылова после крабовых аукционов 2019 года у главных победителей аукционов: в каких сетях и магазинах России можно купить их продукцию из краба?
Юлия БЕЛОМЕСТНОВА, Анна ЛИМ
Fishnews
Октябрь 2021 г.
