Александр Панин: Самый больной вопрос — падение потребления рыбы

Рост цен на продовольствие в этом году не обошел стороной рыбные ряды, спровоцировав традиционную волну критики в адрес рыбаков и очередную попытку со стороны ФАС разобраться в ценообразовании. Еще острее проблемы в экономике ощутили на себе рыбопереработчики — те, кто ежедневно поставляет продукцию на прилавки магазинов и очень быстро замечает изменения в благосостоянии и предпочтениях потребителей. Но если регулированием рыбодобычи государство занимается весьма рьяно, то сектор производства рыбной продукции, работающий для розницы, раз за разом ускользает от его внимания.

Почему рыбопереработчикам так трудно закрепиться на радарах ведомств, появилась ли на рынке адекватная замена импортному сырью и какими последствиями могут обернуться для отрасли эксперименты с маркировкой и новый этап мусорной реформы, в интервью Fishnews рассказал председатель Рыбного союза Александр Панин.

— Александр Васильевич, если подводить итоги, каким выдался этот год для рыбопереработчиков, импортеров, трейдеров и других участников Рыбного союза?

— К сожалению, в целом настроения негативные, я бы сказал, минорные ноты присутствуют. Многие наши коллеги отмечали, что год был непростым, пожалуй, одним из самых сложных после 2008 года.

Основные причины — это ковидные и постковидные последствия. Нарушение логистических цепочек, повышение стоимости грузоперевозок, проблемы с персоналом, миграционная политика, рост затрат на санобработку, 30%-ная инфляция на комплектующие — все это, естественно, привело к росту себестоимости продукции. При этом внимание правительства к ценам на полке и давление на федеральные сети не позволяют производителям повышать отпускные цены. Соответственно сжимается маржинальность бизнеса, снижаются инвестиционные возможности предпринимателей. По совокупности этих факторов, можно сказать, это был тяжелый, депрессивный год, и, честно говоря, на следующий год пока не видно особых прорывных возможностей.

Из положительных моментов могу отметить, что никто из наших предприятий не выпал из рынка. Поэтому в целом обстановка сложная, но рабочая, и я уверен, что мы со всем справимся.

— Уже не первый год рыбопереработчики жалуются на нехватку сырья и зависимость от импорта, причем ситуацию не смог кардинально изменить даже китайский локдаун. В чем причина такого дисбаланса — в экспортно ориентированной рыбодобыче, завышенных ценах, сложной логистике? Или тут влияют другие факторы?

— На мой взгляд, существуют сложности с четкой формулировкой предмета обсуждения, причем как со стороны бизнеса — рыбодобытчиков и рыбопереработчиков, так и со стороны государства. Когда рыбопереработчики говорят, что не хватает сырья, речь ведь не идет о его тотальном отсутствии. Сырья в России, на мой взгляд, даже с избытком, и ситуация вокруг минтая стала тому подтверждением.

Когда говорят о нехватке сырья, в первую очередь, имеют в виду контрсанкционное сырье — филе сельди атлантической, икра мойвы, норвежский лосось и так далее. Из этого сырья до 2014 года наши предприятия выпускали действительно качественные и разнообразные продукты, востребованные рынком.

Помимо этого, налицо очевидные перекосы в контрсанкционной политике между Россией и Белоруссией. Российские переработчики все эти годы находятся в невыгодном положении по отношению к белорусским коллегам в силу того, что Белоруссия имеет возможность импортировать те самые санкционные виды сырья.

К сожалению, глубокая рыбопереработка, в том числе из отечественного сырья, в нашей стране не развивается. Последние лет десять, по-моему, не запущено ни одного рыбоперерабатывающего предприятия, которое бы делало радикально новую продукцию B2C. Появляются отдельные проекты под инвестквоты на Дальнем Востоке и на Севере, но это по сути B2B — заводы, которые делают первичную обработку рыбы, максимум до филе, и этим ограничиваются. Хотя по идее филе можно и нужно использовать как сырье для производства различных видов продукции, но такого производства у нас нет.

— А переоборудовать заводы слишком дорого?

— Дорого. И, кроме того, это смена позиций на полке, это смена позиции в рынке. Нужно говорить о появлении новых заводов или хотя бы цехов. И предприятия готовы эти цеха открывать, расширять мощности, ставить новые производственные линии.

Проблема в том, что инвестиционная привлекательность этих направлений крайне низкая. При нынешней кредитной политике нашего Центробанка и банковской системы в целом получить инвестиционный кредит на 12–15 лет под реальный процент просто невозможно. Кредиты выдаются максимум на пять лет, семь лет — это уже что-то запредельное. Но инвестиционные проекты в рыбопереработке в этот временной период просто не считаются, поэтому и новых предприятий не появляется.

Рыбопереработчикам хотелось бы видеть целевой подход и поддержку со стороны государства. Пока же ничего такого нет. Государство смотрит исключительно в сторону рыбодобычи, аквакультуры и первичного звена рыбопереработки в части инвестиционных квот. А дальше просто шлагбаум.

Контрсанкции — это, конечно, политика высшего уровня, но мне кажется, можно найти какие-то механизмы, которые бы облегчили положение рыбопереработки. Определенную надежду дает опыт наших коллег из мясной промышленности. В этом году, чтобы немного придавить рост цен на мясную продукцию, было принято решение о выделении квот на импорт мяса — впервые за несколько лет. Почему не сделать то же самое по отношению к санкционной рыбе?

У нас предприятия, которые занимаются действительно глубокой рыбопереработкой, можно пересчитать по пальцам одной руки. Так почему бы не выделить им конкретный объем сырья, который необходим, чтобы накормить россиян качественной, востребованной и доступной рыбной продукцией? Такой шаг не обрушит российскую экономику, не ущемит наших рыбаков — ту же икру мойвы они просто не производят, и я не думаю, что это как-то сильно улучшит положение европейских государств, против которых мы ввели санкции. Но при этом доступ к сырью поддержал бы российскую рыбопереработку, обеспечил бы более качественный и широкий ассортимент для российского потребителя и, безусловно, затормозил бы рост цен на полке.

— Нынешней осенью Рыбный союз инициировал на площадке Совета Федерации дискуссию об институализации рыбопереработки. Однако попытка определить законодательную рамку для предприятий сегмента B2C сразу столкнулась с большими проблемами. Вы планируете продолжать эту работу?

— Планируем однозначно, потому что мы уверены, что без институализации развивать отечественную рыбопереработку будет крайне затруднительно. И в силу, как я уже сказал, размывания фокуса понимания государством этих вопросов, и с точки зрения выработки точечных мер.

Действительно, первый наш выход получился несколько скомканным, хотя мы понимали, что это пробный шар и не рассчитывали на полную поддержку. Мы знали, что будет не просто. Тем не менее нам удалось, на наш взгляд, на совещании в Совете Федерации привлечь внимание сенаторов к нашей теме и начать дискуссию.

При этом мы не настаиваем непременно на отдельном законе о рыбопереработке. Вполне возможно, как предложила Людмила Заумовна Талабаева — сенатор от Приморского края, это будет пакетное решение, в виде нескольких нормативно-правовых актов, которые зададут такую рамку.

— Вы не раз указывали, что господдержка отрасли привязана либо к промыслу, либо к экспорту рыбной продукции. Получается, если нет флота или желания заниматься добычей, то и смысла участвовать в таких программах тоже нет. А какие меры поддержки хотели бы видеть сами рыбопереработчики?

— Повторю, мы говорим не о том, что хотим каких-то конкретных мер для конкретных предприятий. Мы говорим про необходимость комплексного подхода к вопросу насыщения внутреннего рынка качественной и доступной продукцией. Это должна быть целая программа, включающая меры стимулирования глубокой переработки, меры по популяризации потребления и, конечно, прямые финансовые инструменты в виде налоговых послаблений, субсидирования кредитов, логистики, закупки оборудования и тому подобного.

Самый больной вопрос для отрасли — это падение потребления рыбы и морепродуктов в России. К сожалению, пока чиновники занимают иную позицию. Росрыболовство утверждает, что потребление рыбы не уменьшается, ссылаясь на данные Росстата. Но опираются они на анализ потребления продуктов питания домохозяйствами, который, на наш взгляд, не дает полной картины. Мы, в свою очередь, смотрим на баланс рыбы по отношению к численности населения Российской Федерации, и он показывает, что потребление упало за последние семь лет на 27%.

Мы предлагаем государству признать, что потребление рыбы проседает, и для того чтобы эту ситуацию переломить, необходимо разработать комплекс мер, который включает и господдержку, и популяризацию. Сейчас, к моему большому негодованию, с экранов телевизоров можно услышать только, что с рыбой все плохо, она червивая, там полно воды, там мышьяк, тяжелые металлы и так далее. Кошмар-кошмар.

Мало того, что рыба и так сложный продукт с точки зрения приготовления, мало того, что она становится все дороже — это мировой тренд, так мы еще и запугиваем людей. Ну и чего тогда ждать? Что рыбу совсем перестанут есть массово, а то, что останется, перейдет в разряд продуктов для гурманов?

Нужно менять подход. Нужно рассказывать, что рыба — это здорово, разнообразно, вкусно и полезно и не обязательно дорого, показывать простые рецепты, разрабатывать новые продукты и продвигать их на рынке, взаимодействовать с наукой. И в этом тоже должны принимать участие все стороны — и государство, и рыбаки, и рыбопереработчики, и федеральные сети.

— Недавнее исследование Роскачества консервов из сайры, с одной стороны, подтвердило их безопасность, а с другой — обнаружило высокий процент видовой подмены. Решить эту проблему предлагается введением обязательной маркировки рыбных консервов. Насколько эффективна такая мера? И есть ли другие способы избежать массовых фальсификаций продукции?

— Конечно, фальсификат — это реальная проблема для рынка и не только в рыбной отрасли. Всегда и везде существует как добросовестный бизнес, так и недобросовестный. Но предложенный государством механизм контроля за этими процессами в виде цифровой маркировки «Честный знак» на базе ЦРПТ, на взгляд бизнес-сообщества, — далеко не самый эффективный способ решить вопрос с подменой содержимого банки.

Существует масса других инструментов, которые позволяют снизить количество контрафакта и фальсификата на рынке. Это информационные системы и сервисы вроде ЕГАИС для алкоголя, «Меркурия» для рыбы и другой продукции животного происхождения, АСК НДС-2 — все они обеспечивают достаточную прослеживаемость. Вопрос в их администрировании и эффективном использовании. Ведь главная проблема не в том, чтобы выявить фальсификат, а в том, что происходит дальше.

Все заводы, которые допускают подмену сырья, известны рынку, как известны и Роспотребнадзору и другим контролирующим надзорным органам. Допустим, промаркируем мы консервы, но покупатель все равно не сможет узнать, что внутри, пока не откроет эту банку. Допустим, он ее открыл, обнаружил не сайру, а иваси, написал жалобу в Роспотребнадзор. Что дальше? По идее Роспотребнадзор должен наказать нарушителя. Но что мешает сделать это сейчас, когда потребители обращаются ровно по тому же поводу?

Безнаказанность порождает безответственность. Если недобросовестный производитель знает, что за ним наблюдают одна, две, три, пять, десять программ, но в результате он не понесет никакой ответственности, то он продолжит выпускать продукцию с нарушениями. Наказание должно быть неотвратимым и настолько существенным, чтобы отбить всякую охоту заниматься контрафактом, подделкой и прочими безобразиями. Тогда это будет эффективно. А кто именно будет фиксировать факт нарушения — маркировка или какая-то иная система — не столь важно.

У нас же сейчас получается бесконечная надстройка административных функций, которая ложится на себестоимость, а потом правительство удивляется росту цен. По словам наших коллег из смежных отраслей, где уже внедрили маркировку, когда декларируется ее стоимость в 50–70 копеек на единицу продукции, речь идет только о самой марке. Если же взять конечную наценку на себестоимость с учетом операционных затрат, снижения скорости производственного потока, дополнительных мер контроля, автоматизации, администрирования и других расходов, то она составляет до 8 рублей на единицу продукции. Для недорогих консервов или пресервов это весьма существенный прирост себестоимости, который, разумеется, отразится и на цене для потребителя.

Удивительная история! Тем не менее с 2022 года в рыбной отрасли начнется эксперимент с цифровой маркировкой. Судя по всему, первыми категориями станут красная и черная икра и все рыбные консервы, но НИФИ Минфина делает расчет экономического обоснования и по другим видам рыбной продукции. Эксперимент продлится год-полтора, после этого перейдет в основную стадию. Соответственно, с 2024 года, скорее всего, нас ждет тотальная маркировка.

— В этом году экологическая повестка окончательно вышла на первый план. На площадке рабочей группы РСПП вы говорили о затратах, которые придется нести всем производителям рыбной продукции из-за новых требований к утилизации упаковки, — более 44 млрд рублей. Какими последствиями это обернется для отрасли?

— Члены Рыбного союза относят себя к ответственным производителям. Мы следим за экологической повесткой, дискутируем по этому поводу и общаемся с федеральными сетями уже года два, наверное. Многие предприятия в составе Рыбного союза переходят на более экологичные виды упаковки, которые либо уже являются продуктами вторичного оборота, либо подлежат вторичной переработке.

К сожалению, ключевое заблуждение, как некоторых членов нашего объединения, так и всей рыбной отрасли, кроется в том, что мусорная реформа коснется только производителей товаров в потребительской упаковке. Это не так. Утилизации подлежит вся упаковка, связанная с товаром, — это гофрокартон, полиэтилен, вкладыши и так далее. Ее используют и импортеры, и трейдеры, и производители — всем им придется заниматься утилизацией. И рыбаков эта тема так же затронет в полном объеме.

Мы видим существенные перекосы в проекте закона, который пытается продвигать Минприроды. К счастью, здесь мы не одиноки. Абсолютно все профессиональные ассоциации и союзы заявляют на площадках всех уровней, что этот законопроект — не что иное, как очередная попытка квазирешения проблемы. Президентом в 2015 году была поставлена задача — создать отрасль по обороту отходов, но почему-то Минприроды и ППК РЭО решили переложить ее с плеч чиновников на бизнес. Идея в том, что бизнес должен всю эту историю сначала оплатить, а чиновники будут заниматься лишь администрированием денежных потоков.

Это, конечно, нонсенс. Вместо того чтобы начать с создания системы администрирования, обкатать ее в тестовом режиме и дальше постепенно поднимать норматив и ставки экологического сбора, нам предлагается сначала внедрить драконовские требования в виде 100%-ного норматива утилизации, хотя по ряду видов упаковки это невозможно физически. При этом за невыполнение норматива последует штраф в двукратном размере.

При этом формула расчета ставки экосбора крайне сложная и запутанная. Бизнес просил в дополнение к этой формуле предложить примеры расчета ставки хотя бы по основным видам упаковки, но тщетно. В итоге производители сами попытались рассчитать ставки и пришли в ужас. Но Минприроды объявило эти расчеты неверными, а свои обещает представить только после принятия закона. Конечно, бизнес не готов идти на такие риски.

Есть еще и вопрос собираемости этого сбора — его платят по разным оценкам 3–5% производителей, видимо, самые добросовестные и честные. Какой смысл увеличивать нагрузку на них в разы, если остальные так и не будут платить? На согласительном совещании в Минприроды я поинтересовался у руководителя Росприроднадзора, что мешает сделать наоборот: сначала добиться собираемости сборов хотя бы на уровне 90–95%, а потом уже постепенно увеличивать нормативы и повышать ставки симметрично для всех участников рынка, но ответа не получил.

Федеральные сети предупреждают о рисках в связи с введением реестра упаковки. Он подразумевает категорический запрет на реализацию продукции, если хотя бы одного компонента ее упаковки не будет в реестре. Любая ошибка или технический сбой может привести к тому, что продукцию нельзя будет реализовать. И что с ней тогда делать?

У Минприроды ответа на эти вопросы нет, но свою позицию оно менять не собирается, поэтому будем бороться всеми силами. Хорошо, что на стороне бизнеса в этом вопросе большинство федеральных органов власти — и Минэкономразвития, и Минпромторг, и Минфин. По сути Минприроды с ППК РЭО вдвоем пытаются продвинуть эту инициативу, и в упорстве им не откажешь.

— При выборе поставщиков учитывают ли рыбопереработчики фактор экологической устойчивости источника происхождения рыбы и морепродуктов? Или цена и качество сырья остаются решающим аргументом?

— Пока да, приоритет за соотношением цена/качество. Российские производители не настолько озабочены проблемами происхождения рыбы. Зато вопросами устойчивости уже давно и плотно занимаются федеральные сети и открыто говорят, что в недалеком будущем при закупках они будут обращать особое внимание на участие производителей в ESG-повестке. А поскольку сети — это главный канал сбыта нашей продукции, игнорировать эти процессы мы не сможем.

На общем собрании 3 декабря мы защитили стратегию Рыбного союза, где вопросы ESG-повестки являются одним из ключевых направлений нашего фокуса на 2022–2025 годы. Поэтому мы совершенно точно будем заниматься темой устойчивости и продвигать эти идеи и среди членов Рыбного союза и во внешнюю среду.

— Предпринятая ФАС и Росрыболовством попытка разобраться в структуре цен на рыбную продукцию и найти виноватых в повышении цен вновь свелась к рекомендации рыбных ярмарок. Есть ли возможности удешевить рыбу в рознице, не прибегая к административным рычагам и не жертвуя качеством продукта?

— На мой взгляд, самое вредное, что можно придумать, — это регулировать ценообразование административными методами. Мы живем в рыночной экономике, более того, мы встроены в мировую экономику, поскольку дикая рыба — это продукт глобальной торговли и ограниченный ресурс. Ровно поэтому рыба никогда не будет дешевой.

Обсуждать стоит не дешевизну или дороговизну — это понятия относительные, а адекватность ценообразования и соотношение «цена/качество» товара на полке. Условная «рыба» — это слишком общее понятие. Охлажденная семга или крабы могут пугать ценой, но при этом минтай или навага остаются в совершенно доступном диапазоне. Повторяю, нужно предлагать актуальный ассортимент рыбной продукции, востребованный рынком, и заниматься ее популяризацией и продвижением. Главное — это удовлетворенность потребителя, если он доволен, тогда все встает на свои места.

Разумеется, важно заниматься и антимонопольным регулированием, чтобы не допустить доминирования одной или двух торговых сетей на рынке. В этом направлении Рыбный союз в числе прочих ассоциаций взаимодействует и с АКОРТ, с одной стороны, и с ФАС, с другой. Наша позиция заключается в том, что доминирование не должно превышать 20%, то есть в России должно быть не менее пяти федеральных сетей. Тогда мы получим конкурентную среду, которая будет сдерживать бесконечный рост цен.

И конечно, нужно говорить про рост экономики и повышение доходов населения. Будут расти доходы — будет и рыба более доступна. Плюс конкретные меры социального характера, которые могли бы нивелировать рост цен для малообеспеченных граждан и сохранить рыбу в их корзине питания.

— Какие приоритетные задачи стоят перед Рыбным союзом на следующий год?

— Последние полгода мы занимались разработкой стратегии развития Рыбного союза на 2022–2025 годы. Это базовый для нас документ, и он предполагает на ближайшие четыре года определенную перестройку образа действий. Рыбный союз стремится к конструктивному диалогу с рыбодобытчиками, торговыми сетями, федеральными органами исполнительной власти, контролирующими структурами. Без конфликтов и поиска виноватых, но с обсуждением конкретных шагов по решению того или иного вопроса и вовлечением в этот процесс всех, даже наших оппонентов.

Глобально эта работа будет разбита на три основных блока. Первый — это взаимодействие с государством в части нормативно-правового регулирования, в том числе в направлении институализации и снижения административных барьеров. Сюда же можно отнести предложения по выравниванию контрсанкционной политики, мусорную реформу и внедрение маркировки.

Второй — это развитие потребительского рынка, consumer market, включая контакты с федеральной розницей, продвижение и популяризацию рыбы, подращивание нашей доли в белковых продуктах. Помимо этого, будем уделять внимание прибрежной переработке рыбы — это важно для наших членов из Мурманска.

И третий блок — это пиар-активность. Мы намерены шире освещать деятельность Рыбного союза, его интересы и видение и доносить свою повестку до внешней аудитории.

— Я правильно понимаю, что вы планируете развивать отношения с другими отраслевыми ассоциациями?

— Так и есть. В этом году мы активно общались и с Всероссийской ассоциацией рыбопромышленников, и с Ассоциацией добытчиков минтая, и с Ассоциацией рыбохозяйственных предприятий Приморья. Очень полезным оказалось участие в совместных мероприятиях, поскольку выяснилось, что зачастую мы говорим об одном и том же, хотя думаем, что находимся на разных берегах.

Более того, мы намерены расширить эту практику. Мы хотим развивать международные отношения и выходить на зарубежные отраслевые ассоциации и союзы с тем, чтобы перенимать их опыт и делиться своим. Это касается самых разных тем — популяризации рыбы, внедрения новых продуктов, аквакультуры и, разумеется, ESG-повестки. Наиболее полезные подходы и решения будем пытаться внедрять у нас, делиться ими с коллегами и совместно продвигать в жизнь.

Анна ЛИМ, Fishnews

Декабрь 2021 г.